Привет, грабли! Да, снова я (СИ) - Лабрус Елена

На большой королевской кровати, где нефтяной магнат, наверное, строил планы о захвате мира, они самозабвенно занимались любовью.

Нет, на самом деле они были не «голубки». Они были мужчина и женщина. И насколько мне позволяло видеть сетчатое полотно фальшивой стены, сквозь которую во времена постройки в комнату, видимо, должно было проникать тепло печи с нижнего этажа, это была очень красивая молодая женщина. И… ладно скроенный мускулистый светловолосый молодой мужчина, на котором она стонала.

Мне повезло явиться в разгар кульминации. Но ровно, когда эта буря, что раскачивала весь дом, стихла, я всё равно включила телефон на запись.

— Всё, всё, одевайся, — небрежно кинул какую-то тряпку мужчина, когда женщина попыталась урвать немного ласки и неги в его объятиях. Сам он тоже поднялся и начал натягивать одежду.

— Ты куда-то торопишься? — поймав платье, так и держала она его в руках.

— Я нет, а вот ты — да. Я же сказал: сегодня не приходи. Сестра вот-вот должна приехать, — посмотрел он на часы. И раздражение и в его тоне, и на его лице говорило само за себя. — Чёрт! Уже приехала, — выглянул он в щёлку плотно закрывавшей окно шторы, стремительно пересёк комнату и распахнул дверь: — Кира, шевелись! По дороге оденешься, она уже поднимается.

— Увидимся? — зажав в руках свои вещички остановилась перед ним эта Кира.

— Да, конечно, — чмокнул он её небрежно, — но в следующий раз приходи, когда что-нибудь узнаешь.

Я слышала, как её босые ноги прошлёпали мимо моего укрытия. А с другой стороны уже слышался стук каблуков.

Сестра?! Скривилась я, недоумевая, пока приближался этот стук.

И чуть не выронила телефон, когда в комнату вошла… Милена Климова.

Глава 48

— Какого чёрта? — заявила она с порога вместо «здрасьте». — Я же сказала, что продаю дом. И чтобы духу твоего здесь не было.

— Мы тысячу раз это обсуждали, — подхватил мужчина с пола обронённый девушкой чулок, пока недовольная госпожа Климова осматривала комнату, принципиально на него не глядя, и сунул под подушку. — Ты не можешь его продать. Он мой.

— Ты сдох, — резко развернулась она. — Не забыл? Тебя больше не существует.

— Я сдох, потому что так было надо. Тебе.

— Нам, — поправила она, уперев руки в бока. — Нам обоим это было выгодно.

— Ну, конечно! — взмахнул он руками. — Только ты получила всё, а я…

— А ты получил свободу. И новую жизнь. А не тюрьму из-за проклятой наркоты. И не психушку, куда тебя, наверно, правильнее было бы сдать. Безбедную новую жизнь. И деньги на все свои фокусы. Или чёрт его знает, чем ты там занимаешься, но твои неуёмные аппетиты разоряют мою компанию.

— Нашу компанию. И ты прекрасно знаешь, чем я занимаюсь.

— Чем? — всплеснула она руками. — Ищешь прокля̀тый изумруд?

— Не прокля̀тый, а про̀клятый.

— Вот именно, он был проклят. И это чёртово проклятье сбылось. У этого рода нет наследников.

— У этого рода есть наследник. Я, — развёл он в стороны руки.

Видимо, она хотела повторить «Ты — сдох», но только выдохнула.

— Я больше не буду финансировать твои бесцельные поиски, Влад. Просто займись уже чем-то полезным. Тебе тридцать пять лет. Тридцать пять. А ты всё играешь в поиски сокровищ и вызываешь духов. Открою тебе секрет: потустороннего мира нет. Твой прадед не придёт и не расскажет свои секреты, сколько бы чёрных свечей ты не поджёг и чьей бы кровью ни писал магические знаки. Он ещё при жизни позаботился о том, чтобы унести их с собой в могилу. И после смерти не расскажет тем более.

— Как ты не понимаешь, — покачал он головой. — Этот дом. С него всё началось. Ты не можешь его продать. Он мне нужен!

— А мне нужны деньги. И знаешь почему?

— Потому что ты ни черта не умеешь вести дела? — усмехнулся он.

— Потому что наши дела давно уже идут плохо. Потому что чёртовой ювелирной империи давно не существует, как и чёртова прииска, которого никогда не было, а наш проклятый прадед, чьи спрятанные сокровища не дают тебе покоя, был просто вор и шарлатан. Потому что отрасль сжимается и цены на золото и камни выросли на шестьдесят процентов. Поэтому я хочу продать к чёртовой матери и этот завод, и этот дом, пока ещё есть что продавать. Уехать и жить не ради того, чтобы поддерживать эту видимость великой династии, а просто жить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Со своим сенатором, да, Милена-Полено? — спросил он с издёвкой. — Или вернуться к тому козлу, чью фамилию ты теперь носишь?

Она выставила перед собой средний палец вместо ответа.

— Я продам этот дом в любом случае, Влад. А тебе в любом случае придётся отсюда свалить. И чем быстрее, тем лучше.

Вбивая в пол каблуки, словно забивая гвозди, она пошла к двери.

— А кому ты его продаёшь? — заставил её брат обернуться.

— Тебе не всё равно? Астахову.

Если бы я могла видеть, что случилось в этот момент с его лицом, я бы, может быть, поняла лучше, что происходит. Но он стоял ко мне спиной. Я услышала только его словно придушенный голос:

— Астахов хочет купить Абамелек?

— Да, господи! Да! Какая разница кто его хочет купить! — взялась она за ручку двери. — Чтобы завтра же и духа твоего здесь не было, Владислав.

Она так хлопнула дверью, что я уронила телефон.

О, чёрт! Он упал с таким грохотом, что чёртов покойный Влад Горчаков повернулся в мою сторону и после секундного колебания пошёл прямиком к решётке, за которой я пряталась.

Глава 49

В узком пространстве мне пришлось встать на колени, чтобы поднять телефон. Так на коленях я и рванула к выходу. Лбом, как баран, протаранила гобелен. И не знаю успел ли Горчаков выдернуть ту решётку — намерения у него были самые серьёзные, — до того, как в проёме исчезли мои пятки, я не оглядываясь рванула туда, откуда пришла.

Как я повернула куда нужно, как спустилась по чёртовой неудобной лестнице я не запомнила, резкий проблеск сознания наступил, когда я врезалась в запертую дверь.

— О, нет! Нет-нет-нет-нет! — трясла я ту за ручку, но результат не менялся: дверь замкнули.

Видимо, дама, которую выставили в чём мать родила, в неё и ушла и, конечно, благоразумно её за собой закрыла.

Проклятье! Я выдохнула, соображая, что же делать, и, скользя по липкой холодной стене спиной, опустилась на пол.

«Стрелецкая, выручай! Ты мне срочно нужна здесь. Меня заперли».

Отправила я сообщение, координаты. И с тоской посмотрела на крошечное красное деление уровня зарядки.

«Если я не отвечу, ключ под козырьком» — поторопилась я отправить, пока телефон не потух. И даже успела написать, что дыра в заборе метрах в десяти справа от моей машины.

Чёрт! Слева, слева же! Тыкала я в умерший телефон. Но уже было поздно.

Я ткнулась лбом в горячее стекло. Сердце билось в груди как сумасшедшее, мешая слушать, не ищут ли меня. Но идти проверять что-то не хотелось. Да и собственно вообще куда-то ещё идти в этом доме, по которому безнаказанно слоняются давно похороненные парни, да ещё и занимаются любовью с вполне себе живыми дамами.

Всё это как-то не укладывалось пока у меня в голове.

Я даже не могла сказать: это мне повезло или да ну его на хрен. Выглядел этот блондин опасно. А человеку, который уже умер, как известно, нечего терять.

Нет, были, конечно, среди передряг, в которые я влипала удачные.

Однажды я отправилась на поиски масонских символов в заброшенной усадьбе и там обрушились перекрытия мансарды, где я и осталась. Зато я нашла то, что не искала — дневник бывшей хозяйки комнаты. Хозяин усадьбы держал там главную тайну своей жизни — своё внебрачное увлечение. А потом разлюбил. И от тоски бедняжка повесилась в той самой мансарде.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Потом как-то подглядывала за известным банкиром. С крыши дома напротив. В подзорную трубу. За что меня и арестовали. Дорого тогда стоил юридическому отделу договор о неразглашении, который мне позволили подписать вместо предъявления обвинений, и мир не от меня узнает, что этот извращенец рядится в младенца и сосёт грудь. Я, конечно, заявила, что ничего не видела и не знаю, но договор меня всё равно заставили подписать.