Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

Сеньора Соврано неестественно выпрямилась, поджала губы и нервно наглаживала своего жирного кота. Казалось, слова застряли у нее в глотке, как раз там, где шею окаймляла щетина жесткого кружева. Она переводила острый горящий взгляд с Джулии на сына и обратно, будто ждала, что тот вмешается, но Фацио молчал.

Мать оставила кота в покое и подалась вперед:

— Владетель Альфи не нуждается в вашем сострадании. Ни в вашем, ни в чьем либо еще. И потому впредь…

— …довольно, матушка, — Фацио небрежно щелкнул ногтем по опустевшему бокалу, давая понять слуге, чтобы тот его наполнил.

Сеньора Соврано прикусила язык и бледнела на глазах. Но, все же, не выдержала:

— Разве я не права? Разве не права?

Она с вызовом смотрела на сына, на Доротею, на Розабеллу. Но те молчали. Доротея сидела с чинным вытянутым лицом, Розабелла уже привычно прятала озорную улыбку. Казалось, она просто не воспринимала мать всерьез или от души прощала всю эту театральность.

Фацио покручивал за ножку бокал, отпил, устало посмотрел на сеньору Соврано:

— Матушка, я бесконечно ценю вашу заботу, но также я ценю и покой этого дома. Я не хочу видеть ваши ссоры. И я не хочу, чтобы они были в мое отсутствие. И я надеюсь, что вынужден это говорить лишь один единственный раз. Вы меня понимаете? Впрочем, это касается всех.

Тираниха молчала, упрямо поджав губы. Теперь на ее бледных щеках проступали лихорадочные розовые пятна. Фацио продолжал:

— Надеюсь, что я услышан, матушка. А сейчас я хочу, чтобы вы, наконец, отдали сеньоре Джулии ее сундук со всем содержимым, если не хотите включить в срочные траты суконщиков и портних. Полагаю, вы уже вытрясли всех клопов, как и хотели. Она невеста владетеля Альфи и должна выглядеть соответственно. В этом доме вполне достаточно черного. Ровно столько, сколько должно быть.

Мать какое-то время в немом бессилии искрила глазами, вдруг вскочила, подхватила на руки жирного кота и, шурша юбками, демонстративно вышла.

Фацио посмотрел на Доротею и Розабеллу:

— Идите за ней. И позовите Мерригара.

Он шумно выдохнул и откинулся на спинку стула. Казалось, ему становилось все хуже и хуже, но этого, похоже, больше никто не замечал.

Какое-то время сидели в полнейшей тишине, наконец, Джулия подняла голову:

— Благодарю вас за сундук. И за мо…

Фацио едва не фыркнул, перебив:

— …не принимайте это на свой счет, сеньора. Смерть отца оказалась слишком сильным потрясением для матери. Ей можно и нужно простить некоторые грехи. Она все еще не в себе. Но, у всего бывают границы, определенная свобода опьянила ее. Надеюсь, вы тоже сделали выводы.

Джулия кивнула:

— Я не скандальна, сеньор, я уже это говорила. Я отношусь к вашей матушке со всем уважением. И сделаю все возможное, чтобы мое присутствие доставляло ей меньше хлопот.

— Так о чем вы хотели говорить? — его лицо все больше и больше мрачнело, голос становился глуше.

Сердце замерло, дыхание сбилось. Джулия опасливо огляделась — кругом были слуги. Она опустила голову:

— Это касается моей сестры, сеньор, — прошептала едва слышно.

Фацио поджал губы:

— Не здесь. Выйдем в сад. Кажется, вы еще не видели наши сады.

Джулия лишь покачала головой и последовала за Соврано, который вышел из столовой, свернул на одну из боковых винтовых лестниц. Он шел впереди, будто спускался в колодец. Джулия подобрала юбку и молча шагала следом, вдыхая острый запах сырых камней. Вдруг Фацио остановился, схватился за стену. Его дыхание стало шумным, грудь тяжело вздымалась, на смуглом лице выступила испарина. Он навалился на камни всем телом и начал медленно оседать.

Джулия какое-то время онемело стояла, наконец, очнулась и кинулась к нему, подставляя плечо:

— Что с вами? Что с вами, сеньор? Вам плохо? Я позову на помощь!

Она дернулась, но Фацио крепко схватил ее за руку повыше локтя, прокричал, подняв голову:

— Дженарро!

Джулия едва не плакала от беспомощности, отчаянно замотала головой:

— Его нет здесь… Нет, сеньор!

Фацио усмехнулся, будто через силу:

— Он всегда где-то рядом…. А ты, — его черты исказились, глаза будто полыхали огнем, — если скажешь хоть кому-то…

Она снова и снова мотала головой:

— Нет, нет, сеньор! Даю слово. Клянусь, никто не узнает!

Сверху на лестнице уже слышались спорые тяжелые шаги камердинера. Он подскочил, поставил на ноги своего господина. Блеклое лицо Дженарро было напряженным. Он заглянул в глаза Фацио:

— Что случилось? Почему сейчас?

Тот лишь покачал головой, давая понять, что не знает ответа.

Дженарро повернулся к Джулии:

— Сеньора, поднимайтесь в дом. Прикажите любому встречному слуге проводить вас в покои.

Она стояла, как вкопанная. Дженарро процедил сквозь зубы:

— Идите же!

Джулия сглотнула:

— С сеньором Фацио все будет хорошо? Вы обещаете?

Тот сам прошипел:

— Уходи немедленно! И запомни, что должна молчать!

Джулия выпрямилась:

— Я дала слово, сеньор. Значит, я буду молчать.

Он смотрел на нее так же, как тогда на балконе. Будто что-то внутри подцепило острым крюком и тянуло. И невозможно было оторваться от искаженного каким-то неведомым страданием его красивого лица, от лихорадочно горящих глаз. Фацио приоткрыл, было, рот, чтобы вновь прикрикнуть, но Джулия резко развернулась, подобрала юбки и побежала вверх по лестнице, борясь с мучительным желанием оглянуться.

Глава 21

Теперь все мысли были только о Фацио, как бы Джулия не гнала их. Она снова и снова видела перед глазами его искаженное неведомой мукой лицо, лихорадочно сверкающие глаза, которые, казалось, пронзают насквозь. И этот взгляд не отпускал. Слова гнали, а глаза будто умоляли остаться. И она бы осталась, если бы ее присутствие могло хоть чем-то помочь. Если бы он позволил… На этой проклятой лестнице он не был неуязвимым владетелем Альфи… Тогда в нем проступило слишком много… от человека.

Невыносимее всего оказывалась неизвестность и невозможность поделиться с кем-то этими переживаниями. Хотя бы с Альбой. Но Джулия дала слово. И сейчас не нарушит его, даже если будут убивать. Это казалось важным. Если она сейчас солжет хоть в чем-то, будущий муж не будет верить ей всю оставшуюся жизнь. Она этого не вынесет. Свой грех — своя ноша, но чужой… пусть это и любимая сестра.

Порой она ловила на себе настороженный взгляд Альбы. Глупо было думать, что служанка не заметит перемену. Альба все же не выдержала:

— Да что стряслось-то, сеньора? Вы воротились с того проклятого ужина сама не своя. И уже два дня как в воду опущенная!

Сундук, наконец, вернули, и Альба перебирала содержимое. Раскладывала на кровати, сортировала, подсчитывала, непременно загибая пальцы — по-другому не умела. Она все опасалась, что что-то пропало. Но в багаже было цело все до булавки, и даже лежало так, как складывает только Альба. Джулия была уверена, что сундук даже не открывали, только сняли ремни. И тем нелепее и безумнее выглядел поступок тиранихи. Но чего она в итоге добилась этими глупостями? Лишь разозлила сына… Фацио сказал, что мать еще не оправилась от потери мужа, что она не в себе. Но Джулии казалось, что горе выглядит, все же, несколько иначе. Она тоже знала, что такое утраты, видела, как скорбела по отцу мама... Это была совсем иная скорбь. Впрочем, у каждого своя мерка. Мы неизбежно судим по себе, и это понимание кажется нам единственно верным. Но Безликий бог задумал людей разными. Пусть так… Фацио гораздо лучше знает собственную мать.

— Сеньора! — Альба даже притопнула от досады, видя, что Джулия ее не слышит. — Что стряслось-то! Я же не бессердечный чурбан, глядеть на вас!

Джулия уже не раз рассказывала о скандале за столом. Во всех подробностях. Но Альба тянула и тянула, будто чуяла, что она не договаривает. Джулия подозвала Лапушку, взяла на руки, чтобы скрыть неловкость. Чего уж тут… Выросли вместе. Уж, конечно, Альба знает каждый взгляд, каждый вздох. Такую трудно обмануть. Джулия облизала губы: