Информаторы - Брет Эллис

Я, по-моему, в последние дни ударилась в философию — особенно в этой пустыне, за пределами ЛА. Или это просто тактика выживания. Учусь не ждать от людей многого. Если ждать, вечно обламываешься. А это совершенно необязательно. Конечно, я по-прежнему делаю ошибку за ошибкой, но я учусь. Ты, небось, думаешь: «Ага! Она же на меня намекает». Ну, может, ты и прав. Любопытно, как способны выдать письма. Я же не знаю точно, что ты думаешь, поэтому мне остается лишь писать и надеяться, что ты эти письма не рвешь. Или рвешь? Может, тебе запихать лист в пишмашинку, напечатать «Прекрати» и послать мне? (У тебя же есть мой лос-анджелесский адрес, правда?.. а пишмашинка?) И дело в шляпе. Я способна воспринять прямой отказ, хотя мне грустно будет лишиться твоей дружбы (мы же друзья, правда?). Вот умею я все усложнять. Я себя так веду, что тебе кажется, будто между нами — сплошь грязь и неловкость? Кошмар. А мы не можем быть просто друзьями? Взять и забыть все грязное и неловкое? Может, я дура, упрощаю, так легко не бывает, но вдруг?

И все равно — как у тебя? В Нью-Гэмпшире нормально? С кем общаешься? Чем занят целыми днями? О чем думаешь? Еще рисуешь? Интересно, как тебе сейчас там? Что ты видишь? В каком ты настроении после трех семестров? Пожалуйста, напиши, расскажи мне.

Сходила на кухню за «перье», подслушала, как старый жирный продюсер ревет юноше, пугающе похожему на Мэтта Диллона[63]: я тебя хочу, ты мне нужен. Почему я не удивляюсь? Я уже давно в ЛА, Шон. Я ничему не удивляюсь (!). Напишешь?

С любовью,

Энн.

29 сентября 1983 года

Милый Шон! Получил мое предыдущее письмо?

Дед вчера вечером напился, сказал мне, что все гниет, что грядет конец чего-то. Дед с бабушкой (не самые умные люди) считают, что живут в Золотой век, и говорят, как рады, что когда умрут, тогда и умрут. Вчера дед за большой бутылкой «шардоннэ» рассказывал, как боится за своих детей, боится за меня. По-моему, вообще впервые искренне со мной разговаривал. Но он это всерьез. И оглядываясь вокруг, видя по телевизору бедных мальчиков из Бейрута, Ливана или из какой они там дыры, слыша о наркодельцах, зарезанных вчера где-то в горах, я вынуждена до определенной степени с дедом согласиться. Мне все кажется, что люди становятся менее люди и более животные. Меньше думают, меньше чувствуют, живут на очень примитивном уровне. Интересно, что мы с тобой в жизни увидим? Кажется, все так безнадежно, но надо бороться, Шон. (Говорю же, я в философию ударилась.) Наверное, никуда не деться: мы — продукт нашего времени, ведь так? Ответь мне, пожалуйста? На солнце жарюсь — загореть пытаюсь!

С любовью,

Энн.

11 октября 1983 года

Милый Шон!

Ты остальные мои письма получил? Я даже не уверена, что ты их получаешь. Пишу, отсылаю, и такое чувство, будто с тем же успехом можно их пихать в бутылки и закидывать в Тихий океан на Малибу.

Невероятно — я здесь уже шесть недель! Несколько дней назад дед с бабушкой сказали, что были бы очень рады, если б я осталась на год. У меня духу не хватило ответить, что я скорее год просижу под замком в «Галлерии»! Да, мне тут нравится. Приключений и знаний о мире — больше, чем я могла вообразить. ЛА — просто замечательный, депрессия у меня прошла. Но одно дело приехать в гости, другое — жить здесь. Сомневаюсь, что вынесу, если поселюсь тут насовсем. ЛА — как другая планета. Ну то есть — толпы белобрысых, голубоглазых, загорелых серферов с восхитительными телами, они бродят по улицам, на новых «поршах» ездят на пляж ловить волну (и все укуренные), красивые пожилые дамы в длинных черных «роллс-ройсах» ищут стоянку на Родео-драйв и слушают КРОК — не знаю, мне как-то странно. Что-то я устала каждую ночь тусоваться в одних и тех же клубах, валяться у бассейна и потреблять весь этот немыслимый кокаин. (Да, я пробовала белую пудру — ее все потребляют, натурально все, и должна признать: да, с нею дни явно летят быстрее.) Меня прикалывает, он не настолько плох, но не знаю, сколько еще смогу выдержать! Каждое сегодня — такое же, как вчера. Все дни одинаковые. Чудно. Как смотреть себя в кино — фильм один, а музыка всякий раз новая. Видел бы ты меня в клубе — в «Вуаля» или в «После работы», — наверняка сказал бы то же, что Кеннету, когда тот спросил (по моей просьбе! сюприз!), что ты обо мне думаешь, а ты ответил: «Несчастная жеманная девочка». (Ой, не смущайся — я зла не держу. Прощаю, не переживай.) Ну, это лишь часть моей жизни в ЛА.

На студии гораздо интереснее и увлекательнее. Я за последний месяц столько знаменитых актеров и актрис встретила! Дед, судя по всему, их всех знает. Я видела, наверное, миллион проб. А сценариев — вдвое больше. И еще подхватила массу всяких словечек из «студийного диалекта» и много всего про бизнес. Захватывающе.

Я понимаю, надо бы обо всем этом писать, но связного рассказа не выходит. Недостаточно цепкий взгляд, и завязки нету. Усваивать или видеть здесь особо нечего. Просто у меня времени мало — приемы, пробы, работа на студии, все такое… Кстати, как твоя живопись? Еще рисуешь? Я знаю, ты занят, и не надо это делать, если не хочешь, но я буду очень рада, если пошлешь мне стишок или набросок — что-нибудь из последнего. Но еще больше я хочу, чтобы ты был счастлив, здоров и доволен, как я. А если жизнь у тебя не очень бурная, я была бы счастлива получить от тебя письмо. Хоть одно.

С любовью,

Энн.

22 октября 1983 года

Милый Шон!

Сижу в пентхаусе у друзей в Сенчури-Сити. Время к вечеру, и я очень расслабилась. Мне кто-то дал далман (по-моему, я написала правильно) — у меня болела голова, сказали, что поможет. И мне теперь очень приятно и хорошо. Я с детства так себя не чувствовала — не радовалась, не была довольна, что я там, где я есть. Может, с тобой такого не бывает, а вот мне в какой-то момент становилось неуютно и нервно везде, где бы я ни была. Скучно, я раздражаюсь, и о чем ни думаю — все в будущем времени (наверное, похоже, как ты вдруг вскочил в ту ночь, когда мы сидели в Кафе, на меня посмотрел и пулей вылетел наружу). Я вечно дергаюсь, вроде как не могу долго на одном месте. Но что-то меняется. Тотально радо (сокращенно от «радикально»), как мы тут говорим.

Это будет не особо себе такое письмо — мы скоро идем ужинать, потому что кто-то забронировал столик в «Спаго» и мы уходим через час-полтора, говорит мне кто-то. Вообще-то я хотела тебе сказать, что я о тебе вспоминаю и надеюсь, что у тебя все хорошо. Да? Напишешь мне? Я хочу получить письмо от тебя. Пожалуйста, а?

С любовью,

Энн.

29 октября 1983 года

Милый Шон!

Есть в лос-анджелесской жизни нечто роскошное и чудесное. Я, наверное, так всю жизнь и хочу прожить. Каждый день новые приключения, новые собеседники, каждую ночь видеть что-то новое. Я впервые будто нашла себя — ну, примерно. Даже в худшие моменты я расслаблена. Иногда мне одиноко, но такое случается редко.

Отношения с людьми — без напряга, без усилий, потому что никто не требует по серьезу эмоционально вкладываться. Осторожные — но не думай, что поверхностные. Вовсе нет. Ну то есть меня они, конечно, порой тревожат и подавляют, но в остальном всегда светит солнце, бассейн всегда чист и нагрет, холода не бывает, и мне со всеми хорошо.

Это отчасти из-за тех людей, с кем я общаюсь. Они живые, интересные и забавные. Многие работают в звукозаписи или на студиях, все достаточно взрослые, понимают, что не хотят прожить жизнь в вакууме. Они меня вроде поддерживают, дают мне советы, у них ведь есть опыт.

Ну, ты все мои письма получил? Я уж и не помню, сколько послала — четыре, пять? А от тебя, Шон, — ни одного. Я в шоке. Да нет, шучу. Никакого шока — ну, не совсем, наверное. Я понимаю, у тебя, видимо, такое настроение, что не хочется писать. Но, понимаешь, мне интересно, какое же у тебя настроение.

С любовью,

Энн.

10 ноября 1983 года

Милый Шон!

Как дела? Твое молчание меня не расстраивает (а должно?). Я делаю вывод, что такова твоя жизнь, и прекрасно понимаю, что у тебя нет сил или желания писать. Однако, надеюсь, тебя не напрягает лавина писем по направлению от меня.

Вот интересно, о чем я напишу. Можно рассказать в деталях обо всех моих сексуальных приключениях, похвастаться недавними победами. Но это как-то глупо. Ну то есть — если рассказывать, то круто, а на самом деле — до ужаса неоригинально. Раз, два, три — и что? Сплошь наркотики, алкоголь и секс, заурядно до ломоты в челюстях, где бы ты ни был (ну, здесь несколько зауряднее, но все-таки). На меня эти чары уже почти не действуют. Забавно — и только. Не знаю, в каком ты состоянии, как живешь, сколько у тебя кармы и какая она, но мне лично весьма неплохо там, где я есть. Ну то есть забавно как бы шататься здесь, общаться с тотально чудными парнями (глупые, но ах какие милые. Ревнуешь? Не надо), тусоваться с богатенькими избалованными детками из Беверли-Хиллз в клубах, ходить на пляж, каждый день засыпать на валиуме, наряжаться, всю ночь танцевать, пить и все такое у кого-нибудь дома на вершине Малхолланда. Забавно, но как бы слегка наскучило. Но я тут познакомилась с парнем…