Мой замок - Раиса Сапожникова

Все они и сейчас там, во дворце. Только теперь принадлежат новому государю – великому султану Зия-уль-Дину... Ее, кстати говоря, родному брату. Большинство женщин гарема, в том числе ее сводных сестер, с радостью служат его наложницами...

А Хайди, имя которой по-гречески означает «целомудрие», оставила дом вместе с царицей-матерью и бывшим грозным султаном, чтобы отправиться в далекую страну Англию. Здесь, на родине ее родителей, она будет жить как простая девушка... Ну, не совсем простая. Знатная христианская девица, чей долг – быть скромной и добродетельной, почитать родителей, творить добро и в свой срок стать женой доброго христианина, чтобы продолжить достойный род и вырастить детей, чьи христианские добродетели сделают честь ей и ее мужу. И зовут ее теперь по-другому: леди Хайд. Хайдегерд. Мать сказала, это звучит более по-христиански.

Они продолжали работать молча, вместе с третьей присутствующей женщиной – смуглой, тонколицей красавицей лет на пять старше леди Хайд. Ее называли донна Эвлалия, хотя вряд ли имя принадлежало ей по праву рождения.

Несколько лет назад эта девушка тоже жила в гареме – одна из многих юных наложниц. Привезенная в караване рабынь, одинокая сирота, Лалли лишь одним выделилась из общей массы: она не желала искать возлюбленного среди гаремной стражи. Она любила султана.

Невероятно, но факт – невольница, влюбленная в своего господина! Да, он был всегда ласков и терпим к женщинам, милостив и щедр – но любить его? Хранить верность? Христианке стать невенчанной женой сарацина, который вдобавок имеет уже жену (и не одну!) – и отправиться вместе с ним в страну христиан, где у нее нет никакой защиты, кроме его слова!

Она любила его...

Перед этой любовью Леонсия, романтическая юность которой была далеко в прошлом, только почтительно склонила голову. Она сама, выйдя за своего Конрада в неполных шестнадцать лет, пережила его мусульманство, вторую женитьбу, потом разгульные гаремные годы, буйство ничем не сдерживаемой мужской силы. Она сама несколько раз влюблялась – и это не считая ее юных фаворитов... Тридцать три года вместе. За это время можно узнать друг о друге все. Понять все и со всем смириться.

Но Эвлалия ее поражала. Она была проста в обращении, молчалива, старательна в домашней работе. У нее были золотые руки портнихи и вышивальщицы, неплохой вкус, очень скромные манеры служанки. И еще она умела делать массаж. Лалли научилась этому уже в серале – для того, чтобы быть полезной своему любимому господину. Он и взять-то ее с собой согласился только поэтому. Ну, может, это и не совсем правда – он решил взять Лалли с собой, узнав, что специально для него девушка научилась массажу... Он тоже был бессилен перед ее любовью.

– Это сукно, донна Эвлалия, мы положим отдельно. Из него надо сшить плащи для сэра Родерика и, возможно, для того мальчика, что появился сегодня ночью. Ты уже видела его?

– Нет, миледи, – равнодушно ответила девушка. – Я с раннего утра была занята в пекарне.

– Ты пекла хлеб, Лалли? – засмеялась юная леди. – Ты это так любишь?

– Люблю, миледи, – призналась та чуть смущенно. – Печь хлеб – дело приятное. И те женщины были рады, что я им помогаю. Вдвоем трудно: надо и огонь поддерживать, и тесто месить, и за чистотой следить. Да и вытащить хлебы вовремя, чтобы не уронить, не дай Бог, на землю...

– Ты такая трудолюбивая, Лалли, – сказала Хайдегерд с завистью. – Это, наверное, хорошо – все уметь делать.

– Научитесь, миледи. Это только по первости трудным кажется, а потом все легче и легче, само пойдет. Но вам, благородной даме, это и ни к чему. Для вас все люди сделают.

– Не скажите, донна Эвлалия, – возразила мать строго. – Человек благородный должен уметь делать все, что и простой умеет, только еще лучше. Иначе что в нем такого благородного? За что его уважать?

– Благородство – оно в душе... – не согласилась служанка. – Не в руках же! Руки чему угодно научить можно. Иглой вертеть или там топором – разве в том важность? А к благородной душе бог милостив. И сердца людские ей подлежат. То есть закон божий для человеков...

– Как красиво ты говоришь, Лалли, – восхитилась опять барышня.

– Верно, и слова, и мысли красивые, – кивнула Леонсия, продолжая разбирать кучу белья. – Это то, что вы сами чувствуете, милая вы моя. Но душа человеческая – не родинка, что от родителей достается и к своим детям переходит. Душа – божье творение, каждому отдельно дается, как поле с плодородной землей. А уж что на том огороде вырастет, не отцу с матерью, а тебе самой выбирать. Сеять, растить, беречь. С людьми этим делиться, детям передавать. Не саму землю, хоть какая бы она была благородная да плодородная, а урожай! То, что выросло... Как тут без умения обойтись? Чем больше умеешь, чем больше знаешь, тем богаче твоя душа. Тем она благородней!

Эвлалия промолчала. Хайди тоже.

В тишине они закончили разборку вещей.

– Вот, Хайди, отнеси эти рубашки в свою спальню и уложи в сундук, что в углу... А из этого полотна, донна Эвлалия, придется кроить уже сегодня. Я имею в виду, для молодого Роланда, о котором я говорила. Конечно, сэр Родерик поделился бы с ним бельем, но я хочу, чтобы у него все было свое.

– Как угодно миледи, – не стала спорить швея.

Тем не менее, Леонсия чувствовала, что девушка с ней не согласна.

– Это не каприз, Лалли, милая. Просто это не обыкновенный юноша. Он сын прежнего лорда, которого король лишил всего и казнил. Он сам просидел год в каменоломне. И сейчас ему очень больно. Больно даже получать подарки. Он ведь видит в моем муже врага! Чем скорее у него будет что-то свое, тем меньше для него унижений. Как он вчера сидел перед нами, в одном только чужом белье! Ах, Лалли, милая, прошу, помогите мне.

– Конечно, помогу, – уверила ее Эвлалия, подходя к отобранным материям. – Только нужна все же пара дней. Вы ведь хотите подарить ему и белье, и всю верхнюю одежду, и зимний плащ? Не будет ли проще взять некоторые готовые вещи, что есть в запасе, и перешить на него? А нижнее я, конечно, сошью сама.

– И еще плащ, милая, если только это не слишком трудно. Новый, и желательно, чтобы отличался от других.

– Я бы вышила его, если таково ваше желание, серебром.

– Серебром не надо. Просто украсьте цветной ниткой, как вы умеете.

И спасибо вам. Это будет доброе дело.

– Миледи, надо бы поскорее взять меру, – перешла девушка на практичный тон. – Где этот молодой господин?

– Сейчас пошлю за ним. Уже скоро время обеда, они с Родериком должны закончить свои военные игры.

Лалли открыла дверь, и Леонсия приказала дежурившему там Алану позвать мальчиков с тренировки.

Глава V