Глас Времени - Александр Малашкин

«Откуда этот тип знает Шелленберга? – думает он. – Ведь он не герой уличных плакатов! Его имя известно только в узких кругах. Его не упоминают в газетах или по радио. Я не знаком с Шелленбергом лично, но со слов сослуживцев хорошо его знаю. Сейчас этот человек перемещается из штаба в штаб и выполняет поручения рейхсфюрера СС. И я не уверен, что он когда-либо пойдет на подрывную деятельность. Кто-кто, но только не Шелленберг!»

– Мне нужна полная информация! – нарушая тишину, говорит офицер. – Все, что вам известно о войне, заговорах и прочем. О себе можете не рассказывать, меня интересует только это.

Офицер решает сделать ставку на крупное. Рассказ допрашиваемого заинтересовал его. Он считает, что до смерти избить человека можно всегда, но лучше сделать это после того, как он выдаст информацию, пусть она даже кажется абсурдной.

Иосиф с присущей всем новичкам удачливостью выбирается из невидимого окружения сыщиков. В пункте, где он «пропал», до сих пор ведутся усиленные поиски. Он не знает, но через десять минут после его ухода из дома, в котором пришлось скрываться, туда вошли люди. Они допросили братьев – те ничего не сказали. Тогда агенты забрались на чердак, где обнаружили следы недавнего пребывания. Братьев скрутили и увезли в неизвестном направлении. Гестаповцы полагают, что наткнулись на хорошо законспирированную подпольную сеть. В их руках пока слишком мало информации, чтобы выстроить полноценную картину и понять, что подпольная организация тут ни при чем.

Чудом Иосиф пересекает зону интенсивного поиска. Это случается во многом благодаря одежде. Подаренные брюки с подтяжками, рубашка и шляпка неприметны. Большинство простых мужчин на вечерних улицах Мюнхена выглядят весьма схоже. Контраст создают лишь строгие костюмы и форма различных полувоенных организаций. От последних Иосиф старается держаться подальше. Один раз агенты тайной полиции серьезно подсаживаются на хвост и «ведут» до ближайшего переулка. В последний момент, не без участия сиюминутного везения, появляется машина, и информатор сообщает, что видел подозреваемого в двух кварталах отсюда. Преследователи переключают внимание.

Иосиф прорывается дальше. Его пугает уличное движение. Светофоров он пока не встречал, а на более-менее крупных перекрестках стоят усталые регулировщики. В некоторых местах улицу приходится переходить по договоренности с водителем. После нескольких происшествий с взаимными бранными выкриками, Иосиф делает вывод, что водители в этом городе – народ хамоватый и проявление вежливости к остальным участникам уличного движения для них настоящий психологический подвиг.

Страшно, когда ты один. Еще страшнее, когда не знаешь, что делать. Если к этому прибавить нахождение в чужом времени, идущих по пятам людей, которые хотят поймать отнюдь не с благими намерениями, то становится невыносимо жутко. Шаги по брусчатке – секунды, собранные в минуты, – Иосиф отдает составлению плана. Пытаясь разрешить сложную задачу, как выбраться и остаться живым, мозг порой выдает смелые варианты.

А ведь скоро появится и главный враг – на улицы опустится ночь. Существует ошибочное мнение, что ночью проще прятаться. Это так, но только не в городе. На пустынных улицах при минимальном количестве прохожих навыки сыщиков обостряются. Ночью любой шатающийся в подворотне вызывает подозрение, какое не вызвал бы днем. Остается одно: забраться как можно дальше и не высовываться, пока не наступит утро. Но Иосиф не может больше отсиживаться. Сегодняшний день посвящен этому сполна. Он хочет действовать.

В предвечерней городской дымке эпоха больше не кажется интересным объектом для изучения, тем более – на собственной шкуре.

В нагрудном кармане Иосиф находит забытую портным булавку. Что с ней может сделать человек, который сомневается в реальности? Поддеть иглу из ложбинки и вогнать в свою руку. Боль! Это естественный и неоспоримый показатель реальности. А в нескольких кварталах оттуда Лотар сидит с окровавленным лицом, и вопросов относительно реальности у него не возникает.

Вот неприметная пивная. Иосиф сворачивает за угол и движется к ней. Насколько он может судить, «хвоста» нет. Это радует. Вывеска отсутствует: аппетитный бочонок над дверью служит наилучшей рекламой. В переулке стоит запах забродившего алкоголя и мочи.

– Эй, тебе чё? – сдерживая икоту, говорит кто-то из темноты.

– Хрен через плечо! – на родном русском отвечает Иосиф, когда после секундного страха понимает, что это обычный пьяница, а не агент гестапо.

– Чё сказал? Поляк? Убирайся в Польшу!

– Прошу, помолчи!

– Просишь? И уже по-немецки?! Гады! Хорошо у вас получается адаптироваться к другим народам и паразитировать на их честном труде! Недаром вождь германской нации провозгласил вас второсортной расой! Радуйся, что ты хотя бы поляк: был бы русским, был бы недочеловеком…

Тусклой лампочки недостаточно: незнакомец скрыт темнотой переулка.

– Какая же ты падла! К тому же пьяная! – рычит Иосиф. – Твой мозг настолько мал, что ты действительно этому веришь? Твой вождь психически больной!

Иосиф сдерживается, чтобы не наброситься на пьянчугу.

Скрипит дверь. Из заведения выглядывает лысая голова кельнера.

– Эгон, ну-ка, ползи домой! Не тревожь клиентов.

– Ты слышал, что наговорил этот поляк? Он оклев… оклевет… тьфу!.. оболгал фюрера!

Кельнер выходит в переулок. На нем рубашка, брюки и смешной фартук.

– Эгон, старина Эгон! Не вынуждай просить дважды. Ты вылакал назначенную дозу спиртного, ползи-ка домой, пока ненароком чьи-нибудь кулаки не настигли твоего лица.

– Меня?! Да я сам кого хошь… – Пьяница поворачивается спиной и не спеша ковыляет прочь. Затихающим эхом в переулке звучат отголоски икоты.

– Есть люди, которые просто не умеют пить, – подытоживает кельнер, засовывая руки в карманы. – Надеюсь, ты не из таких? Если нет, заходи. Я скоро закрываюсь, но ты еще успеешь.

– У меня нет денег… – мрачно отзывается Иосиф. Он собирается поскорее свалить из переулка, где создалось столько шуму.

Кельнер поднимает брови.

– Да постой же! Ты ведь не поляк. Я слышал. Ты говорил на русском.

– Я русский. И очень жалею, что попал в Германию.

– Попасть ты сюда мог, только спасаясь от чего-то. Верно? Ты не первый и не последний эмигрант, ищущий защиты от большевиков. Но проблема в том, что здесь ничем не лучше. Счастье на земле сегодня можно найти только в Америке.

– Всё намного сложнее.

– Пошли-ка внутрь. Угощу пивом, а может, чем покрепче. Нельзя тебе здесь шататься.

Лабберт утопает в широком кресле. Теплым светом сияют хрустальные люстры. В огромных зеркалах играют преломлённые лучики света. Крутится пластинка с музыкой Вагнера. Слуги заняты сервировкой столовых приборов и подношением блюд. Повсюду снуют важные персоны. Только что серой мышью прошмыгнул Геббельс. Лабберт удивляется, как этот человек вообще может передвигаться – хромота ужасная.

Гитлер не появляется. Хорст из общения с другими помощниками выяснил, что он в эту минуту проводит совещание с командованием.

Под звон тарелок Лабберту вспоминается фрагмент документального фильма. Вроде это случилось 20 июля 1944 года. На Гитлера было совершено, пожалуй, самое дерзкое и почти удавшееся покушение. Лабберт не может вспомнить имя предателя, пронесшего бомбу. Фюрер тогда выбежал из разрушенного здания в оборванных штанах, и рукава его мундира полыхали огнем.

«И как мне ему об этом рассказывать? – думает Лабберт. – Пускай сам посмотрит. Я включу то устройство, передающее краски и звуки»

Портфельчик стоит на коленках. Остановив на нем взгляд, Лабберт улыбается.

«Бомбы у меня нет. Но если запустить дизель-генератор и активировать «объект», мощности хватит, чтобы перекинуть присутствующих в другое время»

Мысли пугают. Здесь он в более крепком плену предрассудков, чем в своем мюнхенском кабинете.

Верный Хорст не смеет присесть. Он нарочно держится в поле зрения Лабберта, чтобы в случае необходимости оказаться полезным.

Поначалу Лабберт не понимает, отчего, в общем-то, приятная музыка в какой-то момент начинает звучать так противно. В голове вместо мозга словно подвесили колокол, преобразовывающий обычные ноты в нестерпимое дребезжание. Подкатывает тошнота. Содержимое желудка готово вылиться прямо на роскошный ковер. Хорст замечает неладное, и уже на полпути через залу.

– Бери портфель, беги за мной! – приказывает Лабберт. – Меня сейчас стошнит.

В коридоре беседуют люди, собравшиеся в кучки. Большинство офицеров, но присутствуют также и дамы. Лабберт беспардонно задевает их, прорываясь к уборной. Хорст держится позади, сыпля бесконечными извинениями.

На входе в туалет Лабберт лицом к лицу встречается с высокопоставленным чиновником. Нужно бы отдать салют, поприветствовать, но Лабберт грубо отталкивает человека в коричневом и, ступив на кафельный пол, не в силах больше сдерживаться, блюет как дракон. На лице чиновника брезгливая мина. Хорст вежливо выталкивает его за дверь и следит, чтобы никто не зашел.