Глас Времени - Александр Малашкин

Через пять минут Иосиф расстается с полицейской формой, благодарит братьев и выходит за дверь.

– Я уважаю еврейский народ и не хотел никого обидеть невежеством, – говорит он, обернувшись. – Я сам в какой-то степени имею еврейские корни. Но, в отличие от вас, мыслю более глубокими категориями. Прощайте.

Глава 6

Берлин. Пасмурно и безветренно. Пыльный асфальт в ожидании атмосферных осадков. Кортеж из двух легковых автомобилей «Мерседес-бенц» и грузовика летит по Вильгельмштрассе. В ведущем автомобиле эскортирующие. В ведомом – Лабберт и Хорст. Не отстает и грузовик с ценным багажом в опломбированных ящиках.

Вереница проносится мимо новенького здания рейхсканцелярии, отгроханной Шпеером по монументальным стандартам Третьего Рейха. На тротуаре люди в партийной форме замедляют шаг и вскидывают руки.

Колонна сворачивает внутрь канцелярского комплекса. Справа что-то вроде сада, слева – корпус длинного четырехэтажного здания. Ведущий автомобиль останавливается. Машину с Лаббертом тут же окружают сотрудники личной охраны Адольфа Гитлера.

У Лабберта начинает колотиться в груди. Перед ним открывают дверь и приглашают выйти. Всё это будто во сне. Пригнув голову, чтобы не задеть острый край дверного проема, он делает шаг, крепко сжимая под мышкой пузатенький портфельчик. Охранники почтительно расступаются и по канонам текущей эпохи приветствуют взмахом правой руки со словами «да здравствует Гитлер!». Лабберт отвечает полусогнутой рукой у плеча. Хорст надменно, но почтительно, как положено адъютанту высокопоставленного человека, движется за Лаббертом, почти маршируя.

Мраморные ступени поднимаются к зданию. Раскрываются двери, и бойким шагом навстречу выходит человек в коричневой форме НСДАП.

В эту секунду где-то за облаками проскальзывает фиолетовая полоска электрического разряда. Человек в коричневой форме поднимает лицо к небесам. Раздается грохот, от которого в оконных рамах дребезжат стекла. С крыши взмывает стая голубей. С портфелем Лабберта что-то происходит: он то тяжелеет, то легчает. Причем изменения в весе довольно ощутимы. Лабберт резко останавливается. Хорст чуть не ударяется ему в спину.

– Стойте! – Лабберт выставляет ладонь в знак того, чтобы член НСДАП прекратил приближаться.

Охрана Гитлера настораживается.

Человек в коричневой форме быстро проводит по коротким вьющимся волосам. Его бойкий шаг сбит, и теперь он почти крадется.

– Хорст, бери портфель и убегай не менее чем на пятьдесят метров!

Хорст действует незамедлительно. Подхватив «нестабильный» портфель, он срывается в бег.

Лабберт кивает: опасности больше нет. Партийный представитель делает несколько шагов по ступеням и, не прибегнув к официальному приветствию, протягивает ладонь для обычного рукопожатия. Оно у Рудольфа Гесса крепкое.

– Геноссе! Рад видеть.

– Простите за спектакль, который я здесь устроил, но в условиях беспорядочной электрической активности устройство ведет себя нестабильно.

Гесс дает охранникам знак, и, выстроившись в особом порядке, они образуют живое кольцо вокруг грузовика.

– Небесные явления в виде молний не могут способствовать внезапному включению, – заверяет Гесс. Он говорит уверенно, будто прочел инструкцию по эксплуатации.

– Я тревожусь за безопасность находящихся в этом здании. Мне не известны особенности прибора.

– Особенности известны мне! Зовите камрада и ничего не бойтесь.

С неба падают капли начинающегося дождя. Рудольф Гесс перемещает взгляд на плечо своего мундира:

– Идемте, наконец, внутрь.

Мрачная комната, в которой находится Лотар, ужасна. Стены здесь бетонные, отсыревшие. Приглядевшись, можно увидеть кровавые следы: результаты предыдущих допросов. Стол на тонких ножках, два стула – всё, что имеется из мебели. В потолок вмонтированы подвесные крюки. На них со связанными за спиной руками, как пленник в средневековом замке, висит человек из двадцать первого столетия. Ему выбили два зуба, разбили губы, рассекли бровь и, кажется, сломали нос. Правда, один из гестаповцев клятвенно уверял, что это даже не пытки, всего лишь легкий разогрев. На столе разложены инструменты. Сейчас они исполняют роль устрашения. Но Лотар плевать на всё хотел. Сегодня он получил свою порцию боли, если получит еще – просто потеряет сознание. Конечно, если бы не его темперамент, возможно, агенты были бы с ним более аккуратны, но что ни вопрос, то вместо ответа – отборный мат.

После непродолжительного перерыва во мрак допросной заходит гестаповец, которого Лотар прежде не видел. Маленький человечек в кругленьком пенсне похож на Гиммлера. Однако, к счастью или несчастью, это не он.

Следом заходят два экзекутора. Лотар готовится к очередному избиению, но вместо этого его отвязывают, дают воды и усаживают на стул.

– С чего вдруг такие нежности после нескольких часов издевательств?

У человечка под стеклышками пенсне взблескивают глаза. Подрагивая тонкими губами, он начинает говорить детским голосом:

– Наши сотрудники не всегда применяют правильный подход. Увы, как в любом производстве не избежать бракованной продукции, так и в нашей работе случаются недоразумения. Я начальник этого отдела. Как только мне стало известно, что здесь происходит, я распорядился немедленно прекратить безобразие. Жестокие методы, применяемые нашими людьми, в большинстве случаев носят единичный характер. Я всегда был сторонником мирного общения. Ведь лучше вести спокойную беседу за чашечкой чая, чем по локоть в крови выслушивать нечленораздельные стоны.

– Вот, значит, откуда повелась эта игра… – шепелявит Лотар.

– Какая игра?

– Игра в плохих и хороших полицейских.

– Простите?

– Сперва применяют давление, потом меняют агентов и избирают более мягкую стратегию. Человек, памятуя о недавнем, готов рассказывать всё, чтобы снова не вернулся «плохой».

– В данном случае это не так. Тайная государственная полиция придерживается высоких моральных принципов и устоявшихся нравственных стандартов. То, что здесь произошло – единичная случайность, вызванная отступлением от норм недобросовестными служащими.

– Бла-бла-бла…

– Вижу, вам известны некоторые тонкости нашей нелегкой деятельности. Вы имеете служебный опыт?

– Я полицейский.

– Пожалуйста, более подробно.

– Подробно? – Лотар плюет кровью на пол. – Два часа я пытался как можно подробнее втолковать вашим псам, что я ничего ни имею ни против вас, ни против Германии, политических мер и прочего, я всего лишь случайный свидетель, который попал сюда благодаря череде случайностей. К вашему времени и, следовательно, к вашей жизни я ни имею ни малейшего отношения, а значит, действия, направленные против меня, не несут в себе никакого смысла. Мне действительно известны принципы ведения допросов, но могу заверить: в полицейских участках Германии будущего людей не истязают. Вы звери в человеческой плоти!

Человек достает платок и протягивает Лотару:

– У вас на подбородке кровь.

Лотар вздыхает и принимает платок.

– Из какого вы времени?

– 2015-ый год.

– Должно быть, это совсем другой мир?

– Вы правы, это совершенно другой мир, – отвечает Лотар. – Мне остается только соболезновать, ведь рейх уже через несколько лет полетит к чертям вместе со всеми вами. Многие из вас погибнут, многие разбегутся, сменив мундиры на овечьи шкуры. А потом будет Нюрнбергский трибунал.

– Хотите сказать, Третий рейх не просуществует обещанную фюрером тысячу лет?

– Вы смешны, когда наивны. Рейх просуществует лет тринадцать или около того. Но, начиная с этого момента, до полного краха остается менее шести.

– И что послужит причиной? – интересуется гестаповец.

– Адольф Гитлер.

– Почему?

– Он предпримет серию стратегических ошибок. Тем не менее, вина за поражение будет распределена между многими представителями нацистской Германии. Герингом, который просрет воздушную оборону страны и не сможет обеспечить поддержку войск на фронтах. Заговорщиками, вроде адмирала Канариса, который обеспечит союзнические страны ценной информацией. Кстати, в конце войны отличится и ваш любимый Генрих Гиммлер: он, вместе с Шелленбергом, затеет сепаратный контакт с западом. Если бы Адольф вовремя порубил окружение и обновил кадры, положение стало бы немного лучше. Хотя всю ситуацию это бы вряд ли спасло. В одно прекрасное утро мир проснется, и в нем больше не будет третьей империи. Только руины и воронки авиационных бомб, но и в них той весной успеют заколоситься ростки.

Человек со знаками отличия, соответствующими гауптшарфюреру, встает, заводит руки за спину и начинает ходить по камере. После второго круга он останавливается напротив окошечка на уровне потолка.

«Откуда этот тип знает Шелленберга? – думает он. – Ведь он не герой уличных плакатов! Его имя известно только в узких кругах. Его не упоминают в газетах или по радио. Я не знаком с Шелленбергом лично, но со слов сослуживцев хорошо его знаю. Сейчас этот человек перемещается из штаба в штаб и выполняет поручения рейхсфюрера СС. И я не уверен, что он когда-либо пойдет на подрывную деятельность. Кто-кто, но только не Шелленберг!»