В оковах босса мафии - Селеста Райли

моего мира. Мафия состоит из людей, которые достаточно смелы, чтобы не скрывать свою чудовищную сущность. Как и в мире, за которым я наблюдаю, некоторые прячутся за анонимными звонками и сообщениями. Такие люди не подходят для этого мира.

Мои мысли возвращаются к Джейн. Я знаю, что она сейчас на работе, и как бы мне ни хотелось написать ей сообщение, я останавливаю себя.

Это безумие.

Я никогда не хотел писать женщине после того, как трахнул ее. Джейн — первая женщина, которая заставила меня думать о чем-то настолько абсурдном. Я даже подумываю пригласить ее на ужин. Кажется, я действительно схожу с ума.

Это просто секс. Хороший секс, но все равно просто трах.

Да. Мне нужно напоминать себе об этом каждый раз, когда она всплывает в моей голове. У моей семьи сейчас не все гладко, я не могу позволить себе отвлекаться на женщину и хороший секс.

— Ты улыбаешься.

Глубокий голос Антонио отвлекает меня от моих мыслей. Он смотрит на меня через зеркало заднего вида и тоже улыбается.

Я быстро стираю улыбку со своего лица.

— Сосредоточься на дороге, чувак.

— Ты думаешь о ней.

— Черт. Нет, не думаю. — Я просто солгал. Я никогда не вру. Почему я просто соврал, будто я… Сейчас не время отвлекаться.

— Я почти поверил тебе. — Он сардонически смеется. — Я бы поверил, если бы ты не был таким ужасным лгуном.

— Следи за собой…

— Это не так уж плохо, если она тебе нравится. — Мне не нравится спокойствие в его тоне, когда он это говорит. — Ты посвятил свою жизнь мафии, может, пришло время сделать что-то для себя.

Я вздыхаю.

— И как я это сделаю? Полюбив женщину? — Я перевел взгляд на окно. — Как по мне, это не самое лучшее развлечение. А вот проделать дырку в твоей голове из моего пистолета — это, пожалуй, весело.

Антонио не произносит больше ни слова, и остаток пути мы едем молча, как я и люблю. Это дает мне время подумать о Джейн.

Она солгала мне о своей причине вступления в полицию. В этом есть что-то другое, но я не могу понять, что именно. У нее есть секрет, за который она отчаянно цепляется, словно от этого зависит ее жизнь.

Я чувствую этот запах, когда нахожусь рядом с ней.

За фасадом сильной женщины, который она создает, я чувствую, что внутри нее есть тьма, которая удерживает ее от настоящего счастья. Это чувствуется даже тогда, когда она улыбается.

С ней что-то не так, и я должен выяснить, что именно.

Антонио прижимает машину к обочине на подъездной аллее здания Валенте. Над нами возвышается голубое чудовище, сверкающая стальная вывеска заставляет меня содрогнуться.

Я качаю головой. Виктор Валенте и его ребячество.

Один из парней открывает дверь, и я выхожу из машины. Разгладив свой костюм, я направляюсь к зданию, охранники прикрывают меня со спины и с боков.

В фойе администратор показывает нам дорогу к кабинету Виктора. Пять мужчин стоят, как манекены, перед его дверью, все пятеро высокие и мускулистые. Я сдерживаю смех.

Он глуп, если думает, что они смогут защитить его от моего гнева.

— Я здесь, чтобы увидеть вашего босса.

— Кто спрашивает? — Спрашивает один из них, глядя на меня сверху вниз.

— Маркус Романо, — отвечаю я. — Уйди с дороги, или я засуну твой член прямо тебе в рот.

Идиот передо мной пытается выхватить пистолет, но мой прижимается к его лбу, прежде чем он успевает сделать еще большую глупость, чем уже сделал. Его коллеги вытаскивают свои, и эти ублюдки не знают, на кого направить оружие — на меня или на моих людей.

Они оглядываются по сторонам. Они в меньшинстве. Если бы у них был хоть какой-то здравый смысл, они бы опустили оружие. Но здравый смысл, это не та роскошь, которую многие могут себе позволить в наши дни.

— Что выбираете? — Спрашиваю я, изображая свою лучшую ухмылку. — Положите игрушки, которые вы держите в руках, или умрете раньше, чем успеете нажать на курок.

Проходит мгновение, прежде чем идиот, к которому прижат мой пистолет, принимает решение.

— Опустите оружие. — Когда он сглатывает, я понимаю, что его гордость действительно задета.

Удовлетворение, пронизывающее меня, совсем не похоже на то, что было бы, если бы у меня была возможность расписать стены его кровью. Думаю, я оставлю это на другой день.

Остальные четверо опускают оружие на белый мраморный пол, а затем пинком отправляют его к моим людям. Я улыбаюсь и смахиваю невидимые пылинки с пиджака того, на кого направлен мой пистолет. Затем я шлепаю его по щеке.

— Хороший пес. Теперь впусти меня.

Он обхватывает рукой ручку двойной черной двери и толкает ее. Я возвращаю пистолет во внутренний карман пиджака и вхожу в кабинет Виктора.

Старый пердун перевернул шлюху на свой стол и стонет, как свинья, когда вводит и выводит из нее свой маленький сосок.

Это совершенно отвратительное зрелище.

Скрестив руки на груди, я прислонился к стене.

— Ты понимаешь, что зря тратишь ее время, когда твой член такой маленький.

Виктор и его шлюха поворачивают головы в мою сторону.

— Черт! — Он выскальзывает из нее и направляется в другую сторону, подбирая с пола свою одежду. — Блядь! — Он поворачивает голову обратно к шлюхе. — Чего ты ждешь? Убирайся к черту отсюда.

Прижимая к груди платье без бретелек, она бежит к двери, и я убираюсь с дороги, чтобы выпустить ее.

Виктор одевается, застегивает ремень и пуговицы на рубашке со скоростью света.

— Как ты сюда попал?

— Через дверь.

— Как?

Я не обязан отвечать на его вопросы, но меня забавляет его троллить.

— Тебе следует выбирать людей лучше. Один пистолет к его голове, и твой начальник службы безопасности чуть в штаны не наложил.

— Тебе стоит поучиться хорошим манерам и не приходить в чужой офис без предупреждения. — Он обходит стол и садится на кожаное вращающееся кресло за своим дубовым столом. — Что тебе нужно?

— Разве не невежливо не предложить гостю присесть?

Он кипятится, его седые брови гневно подрагивают.

— Садись или нет. Мне плевать.

— Нет, спасибо. Кто знает, что там было?

Он хмурится еще сильнее, и я смеюсь. Видите? С ним весело шутить.

— Что тебе от меня нужно?

Я иду к столу и останавливаюсь перед ним.

— Ты как-то связаны с грузом, который пропал год назад, не так ли?

Его глаза расширяются. Его попытка притвориться безразличным проваливается, потому что я вижу, что на его лице написано чувство вины.

— Эм…

— Тебе стоит дважды подумать,