Струги на Неве. Город и его великие люди - Виктор Николаевич Кокосов

– Мыслю, не страшен нам швед на реке, воевода, но токмо один, – уверенно говорил Емельян, – Ивашка баял, что борта его выше, да команда с мушкетами у них строится. Понимашь, как выгода?

– С твоим-то уменьем да нашим секретом – один залп, – просиял стольник.

– Ну, енто ещё на тихой воде, да и то… Ежели на галеру не наскочим. Потому как на гальотах, Ивашка бает, одна пушчонка! – замялся вдруг Емельян.

– Да ты чё! И так казаки Назара взберутся, порешат команду. И не утекут шведы.

– Енто, мыслю, так и будет, ежели подойдём сквозь огонь. У них все гребцы – невольники. Плетьми битые, дабы вёсла скорее ворочали, да к тем вёслам тяжкими цепями все прикованы.

– Эка мука! Да, оне шведам не подмога!

– Кабы могли, сами б их придушили, – резонно заметил урядник.

– С одним судном, верю, управимся, а ну как за ним ещё будут? – вдруг засомневался Потёмкин.

– Грю ж, мово секрета да «змейки» для них не хватит, – обнажил в улыбке ровные белые зубы пушкарь. – Хитрость нужна. Дозволь с атаманом перемолвить.

– Дозволяю. Но после Ниеншанца, – решил воевода. – Наш секрет – на самый край!

– Как прикажешь, по мне так он для ровного места хорош, но я ещё прикину, – слегка поклонился Емельян и, не мешкая, вернулся к своему коробу.

Освобождение

Василия даже не били – просто связали по приказу коменданта по рукам и ногам и заперли. Да не в тюрьме, а в амбаре – куда он за несколько часов денется! – приставив, впрочем, для порядка к двери мушкетёра.

– Ваших попов у нас нет, так что молись с удвоенным усердием, тебя повесят без присутствия священника, – грубо пошутил солдат, поворачивая ключ в массивном навесном замке.

Паренёк поёрзал, пробуя ослабить верёвки, но с досадой убедился: шведы и к такой малости подошли с обычной своей основательностью – о том, чтобы освободиться самому, не было и речи.

«А может, Берониус поможет?» – подумал Свечин.

Он достаточно хорошо знал старика и, конечно, прекрасно понимал, что служака-рейтар не нарушил бы присягу даже ради родного отца, но… искра надежды всё ещё не угасала.

…А Якоб Берониус мерил шагами свою небольшую комнату и думал, что он может сделать для своего юного друга. Конечно, о побеге не могло быть и речи – у войны суровые законы, Базиль оказался русским лазутчиком и должен быть казнён, но… Ритмейстер не мог допустить, чтобы утром на его глазах на шее мальчугана затянул петлю какой-либо добровольный палач из солдат – рейтары на такое не согласятся, а шведский палач находился в Нотебурге.

Ближе к полуночи офицер придумал, как выйти из ситуации.

– Я помогу тебе, Базиль! Ты просто заснёшь и ничего не почувствуешь, – пробормотал под нос старый воин и бросился к своему маленькому сундучку. На самом дне, под бумагами на родовое поместье, которое ритмейстер надеялся после отставки вновь обустроить, рядом с пустой бронзовой чернильницей и подаренными монахинями чётками он отыскал маленький стеклянный пузырёк, аккуратно завёрнутый в плотную ткань. Это был яд, который Берониус давным-давно перед одним из сражений купил у старухи-маркитантки, слывшей в их армии ловкой отравительницей. Ритмейстер собирался выпить его, если получит одну из тех тяжёлых ран, от которых у солдат начиналась гангрена и они умирали в жутких мучениях.

Но все эти годы пули и шпаги оставляли на нём лишь шрамы, так что рейтар совсем позабыл о смертельном зелье. И вот теперь оно пригодилось! У старого служаки было в запасе несколько бутылок хорошего рейнского вина. Достав одну, привычным движением Берониус откупорил бутылку, потом осторожно вытащил пробку из пузырька и, прищурившись, аккуратно добавил яд в вино. Бережно запечатав пузырёк – а вдруг и запах из него убивает? – ритмейстер повертел его в руках, не придумав сразу, куда подевать, убрал обратно и занялся бутылкой. Вновь закупорив, он встряхнул её, чтобы жидкости перемешались как следует, и поставил на стол. Облачившись в своё офицерское платье и надев перевязь со шпагой, заткнув сзади за пояс кинжал, ветеран прихватил свой прощальный подарок и направился к амбару, в котором был заключён Базиль.

Свечин было задремал, но громкие голоса двух шведов разбудили бы и спавшего более крепким сном человека. Зная язык, он с радостью понял, что пришёл избавитель:

– Отопри, да поживее! – скомандовал мушкетёру Берониус.

– Не могу, гере ритмейстер! Должен быть приказ коменданта! – упёрся охранник.

– Идиот, я только дам ему выпить немного вина, чтобы завтра легче было умирать. Выполню последнюю волю осуждённого! – старик помахал бутылкой перед носом солдата.

– Да, пьяным умирать легче, но… – завёл было свою песню швед.

– Молчать! Отвечать только на мои вопросы! – строго приказал офицер, решив сыграть на привычке отлично вымуштрованных шведских солдат к дисциплине.

– Слушаюсь! – испуганно гаркнул мушкетёр и вытянулся в струнку.

– Кто может отдать тебе приказ отпереть эту дверь? – задал вопрос Берониус.

– Гере комендант Ниеншанца подполковник Томас Киннемонд! – отчеканил сторож.

– Он спит, значит отсутствует, следовательно – кто его замещает, тупая твоя голова?

– Старший из офицеров! – без запинки отрапортовал мушкетёр.

– А кто после подполковника здесь старший из офицеров пехоты и кавалерии? – безжалостным тоном продолжал допрос Берониус.

– Вы, гере ритмейстер Якоб Берониус!

– Так в чём же дело?

– Теперь понял, извините!

– То-то! Пошевеливайся!

– Слушаюсь! – сторож достал ключ и, довольно быстро сняв замок, распахнул дверь. – Прошу вас, гере ритмейстер.

– Останься снаружи, – приказал Берониус, запалив свечу и проходя к лежавшему у самого входа Василию.

– Здравствуйте, гере Якоб, – поприветствовал его Свечин.

– Ах, Базиль, Базиль, что ты наделал! – присел рядом с ним Берониус. – И я даже не смогу тебя защитить. Ты должен умереть! Таковы суровые законы войны.

– Я просто хотел, чтобы вы, шведы, ушли с русских земель, – честно признался Василий. – Жаль, что не увижу, как стольник Потёмкин погонит прочь вашего жирного барона Горна. И жаль, что вы можете погибнуть в сражении.

– Все мы смертны. Давай лучше поговорим о другом, Базиль, – предложил младшему товарищу ритмейстер, – я обещаю тебе, что обязательно улучу момент и в боевой суматохе подколю этого доносчика Лобухина. И он ещё имеет наглость называть себя дворянином! Убей он тебя, я бы ещё понял, но бежать и доносить, не будучи подсылом коменданта… Это низко.

– Спасибо, гере Якоб, – рассмеялся Свечин, – на минуту он забыл об угрожавшей лично ему опасности и живо представил себе, как будет, дико визжа, извиваться толстый дворянчик на длинной ритмейстерской шпаге.

– Но это ещё не всё, – продолжил рейтар, доставая принесённую бутылку, – я принёс тебе хорошего рейнского вина. Выпей – и спокойно усни.