Людоед (сборник) - Александр Варго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что случилось-то?
– Миша, пулей! Все потом. Дорога каждая секунда, – сказал майор и нажал отбой.
Он вышел в коридор, остановился у двери спальни. Хотел войти, но услышал тихий плач. Пожалуй, не стоит. Можно только усугубить. У Жанны сложный характер. Утешения ею категорически не воспринимались. Она их на дух не переносила.
Виктор развернулся и пошел в комнату дочери. Поцеловал ее, поднял упавшего Пушистика, усадил его возле кровати. Еще раз поцеловал Настю и вышел в коридор. Рыдания за дверью спальни стихли, но он так и не решился войти и сказать Жанне, что уезжает. Завтра. Все объяснения завтра.
Глава 2
1
Какой к черту свидетель?! Наверняка Ильин просто не знал подробностей. Со старухи сняли кожу – на этом свете она уже не жилец. Михаил Леонов собирался набрать номер майора, когда молоденькая медсестра окликнула его.
– Молодой человек! Вы бы с сыном ее поговорили. Вон он.
Леонов посмотрел в указанном направлении: в больничном коридоре, сгорбившись, опустив голову, сидел единственный человек. Михаил вздохнул. Разговор с родственниками погибших – дело непростое. Подошел, осторожно присел рядом.
– Вы сын Елизаветы Матвеевны? Я – капитан Леонов, серийный отдел.
Человек поднял голову и повернулся к собеседнику.
– Вы знаете, что он содрал с нее кожу? – словно бы через силу, произнес он. Миша опустил голову.
– Только что узнал.
Он как будто оправдывался. Но у него сейчас одна цель – расположить к себе свидетеля. Этот человек первым увидел жертву – возможно, сразу после того, как ушел убийца. Значит, он мог увидеть то, что следственная группа уже не увидит. Мишин извиняющийся тон должен был изобразить его участие и соболезнование.
– Примите мои соболезнования, – опомнившись, произнес Михаил.
Человек кивнул.
– Что вы хотели узнать?
– Для начала – как мне вас называть?
– Геннадий… Геннадий Александрович. Можно просто Гена.
Михаил взглянул на него – отекшее лицо, мешки под глазами, крылья носа, испещренные капиллярами, волосы, тронутые сединой. Простой человек, с известными слабостями, давно переваренный жизнью. Мише он годился в отцы. К тому же – такое горе у мужика… Капитан Леонов решил, что фамильярничать не станет.
– Геннадий Александрович, вы нашли тело?
– Да… Она висела в сенях. Как… Он подвесил ее, как животное! – несчастный не смог сдержать слез, достал измятый платок и вытер им глаза.
– Вы прошли в дом?
Плачущий Гена вопросительно уставился на Леонова. Даже не вопросительно. Он искренне верил, что перед ним идиот.
– Дальше… В дом. В кухню, в комнаты? – уточнил Михаил.
– Нет! – выпучив глаза, ответил Гена. – Я выбежал. Я ж знаю, что нельзя… Хотя если так сказать… Не помню. Не в себе был. Вроде как и не соображал ничего. Я ж, пойми ты, не сразу понял, что это мама.
Миша понял. По-хорошему, мужику бы отлежаться да забыться. Хотя как тут забудешься? Когда? Вопросы, экспертизы…
– Я понял, что это она, только когда платок увидел… Ее платок. Он валялся там… под телом валялся… И весь в крови был. Но я его узнал.
Михаил кивнул, будто это имело какое-то значение. Может, и имело, но только в дружеской компании, где соболезнования и участие не такие искусственные.
– Ну а во дворе вы ничего не заметили? – нарушив возникшую вдруг паузу, спросил он.
– Заметил, – сказал Гена и закивал головой.
Михаил оживился. Все-таки не зря он сюда спешил.
– Что?
– Руку. Рука валялась у куриных кормушек. Большая.
Вот так неожиданность.
– Это не мамина, – сказал Геннадий Александрович с непонятным укором.
Капитан Леонов сел в машину, раздосадованный неудачным разговором. От свидетеля Геннадия Болюты он так ничего полезного и не узнал.
Достал блокнот и карандаш. Что-то набросал. Не думая, не прикидывая, что выйдет в конечном итоге, он накладывал штрих за штрихом, пока не закончил рисунок. На листке блокнота возникла отрубленная человеческая рука. Кисть. Точно переданные тени, удачно наложенные штрихи являли зрителю рытвины и язвы – результаты разложения. Руку клевали куры. Одна из птиц будто отвлеклась на секунду и, склонив голову, глянула, прищурившись, с рисунка на мир, куда ужасней, чем нарисованный.
2
Майор Ильин с отвращением смотрел на обглоданную руку. Возможно, собаки постарались, а может, и куры. Эти всеядные твари и не на такое способны.
– Мне кажется или?..
– Думаю, это недостающая…Часть. Того бедолаги…
Ильин отогнал курицу и прошел к дому. Снятую со старухи кожу нашли прибитой к стене в дальней комнате. Мухи все еще кружили по дому, недовольные прерванной трапезой.
Ильин поморщился и помахал рукой перед лицом. Запах помоев и крови не давал вздохнуть полной грудью. Он подошел к экспертам.
– Что-нибудь нашли?
– Ну, ты о Золотом руне слышал? – хохотнул Сидихин.
Ильин злобно глянул на шутника, и тот, поперхнувшись, стер с лица неуместную улыбку. Веселость эксперта сменилась растерянностью. Майора Ильина не столько разозлил плоский юмор Сидихина – в их работе без черного юмора, бывает, и не обойтись. Но его злил сам эксперт.
Ильин прекрасно понимал, что гармоничная работа следственной группы – залог успеха. Тут без уважения друг к другу нельзя. Но Сидихин нарушал гармонию. Виктор Ильин боялся, что этот эксперт просто не нравится ему как человек. Но Сидихин то и дело доказывал, что это не так. Или не совсем так. Крайне непрофессионально относился этот тип к работе. Только под непосредственным руководством своего начальника – Гринько Вадима Олеговича Сидихин превращался в профессионала. Ну, или по крайней мере становился больше на него похож.
– Отпечаток… – сказал Сидихин.
– След рабочего ботинка. Сорок пятого размера. Судя по всему, идентичен тому, у конюшни, – уточнил Гринько.
– Спасибо, Олегыч. – Ильин расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил галстук. – Если б не ты…
– За что спасибо-то? – смутился Гринько. – Подробный отчет будет к вечеру, – добавил он деловито.
– Олегыч, имей совесть. Сейчас семь утра. Рабочий день впереди, а ты – к вечеру. Давай, чтоб к обеду.
Не слушая возражений, майор прошел к стене, с которой сняли «руно». Какой-то ублюдок содрал со старухи кожу и развесил ее, словно ковер. Вся комната была в крови, удивительно, что зверь оставил всего лишь один след. Который скорее всего не продвинет их ни на шаг.
– След оставил, а кружку вымыл, – услышал Ильин голос Ани.
Он обернулся. Дышать было трудно. Он еще ослабил узел галстука.
– А что, если старушка перед тем, как попасть в лапы…
– Не исключено. Кружку могла вымыть и старуха, но смазанный отпечаток большого пальца несколько крупноват для хрупкой бабульки.
– Гринько в курсе?..
– Он его и нашел.
– Хорошо. Возможно, к вечеру мы уже будем ближе к нашему зверю… Слушай, Ань, ты же здесь почти местная. Обойди дворы, опроси… Может, кто что видел? Да, и обрати внимание на обувь. Сорок пятого размера.
– И большие ручищи? – спросила Анна.
– Что? – не понял Ильин.
– Отпечаток большого пальца, – напомнила Рыжова.
– А, ну да, – кивнул Ильин и пошел искать экспертов.
Сидихин майора избегал. Гринько куда-то запропастился. Ильин прошелся по комнате, вышел в кухню, потом в сени. Осмотрел балку. Обрывок веревочной петли уже сняли и наверняка проверили каждый миллиметр сосновой балки. Наверняка. Если это не поручили Сидихину.
Ильин оглянулся. Взял стул, поставил под балку и влез на него. Провел по верхней части бревна сначала левой рукой, затем правой. Пальцы правой руки нащупали клочок ткани на гвозде. Виктор поддел и снял его. Осмотрел.
– Что ты там выискиваешь? Мои тут уже все облазили.
Виктор спустился со стула, повернулся к Гринько и протянул ему клочок ткани.
– Тогда это кто-то из них оставил?
– Твою ж мать! – всплеснул руками Вадим Олегович. – Сидихин, твою маманю!
Молодой эксперт появился тут же. Будто за дверью ждал, когда его позовут.
– Ну-ка, Валерочка, дружок, скажи-ка нам, что это такое? – спросил у него Гринько.
Ильин протянул Сидихину клок материи.
– Тряпочка какая-то.
Майор Ильин едва не зарычал вслух. Но Гринько опередил его.
– А почему эта тряпочка не в вещдоках?!
Сидихин пожал плечами.
– Ты понимаешь, что эта тряпочка может оказаться куском одежды возможного убийцы?!
Сидихин кивнул и достал пакетик для вещдоков.
– Ага! Я даже знаю, от какой одежды тряпочка.
Ильин подумал, что паршивец просто ерничает. Издевается над ними. Он погладил бороду и уже намеревался резко и доходчиво прервать дурацкое веселье, но вдруг услышал:
– Когда мы искали обезглавленное тело за конюшней, там один здоровенный мужик крутился рядом. – Сидихин взял кусок ткани у опешившего Ильина и, вложив в пакетик, защелкнул края. – И на нем была точно такая рубаха.