Разные берега - Кристин Ханна

– Ты скажешь ему об этом?

Элизабет рассмеялась:

– Нет, этого я делать не буду. Тебе придется самой с ним поговорить. Но я тебе вот что хочу сказать, хорошая моя: неправильно бросать что-то из-за нескольких неудач. Это может стать дурной привычкой, и ты будешь поступать так всю жизнь. Поверь, уж я-то знаю.

– Ты хочешь, чтобы я закончила сезон?

– Думаю, твой тренер был бы этим доволен.

– Терпеть не могу, когда ты вот так поворачиваешь разговор.

– Что ты имеешь в виду?

– Сначала притворяешься, будто согласна со мной, а потом запускаешь в меня эту свою бомбу – здравый смысл и все такое прочее.

Элизабет улыбнулась: дочь точно описала ее материнские приемы.

– Я поддержу любое твое решение, дорогая. А как там Стефани?

– А кто это такая? – сказала Джеми, и в ее голосе прозвучала горечь.

Стефани готовилась к выпускным экзаменам. Джеми никогда бы открыто не призналась, что она скучает по сестре.

– Как я понимаю, она слишком занята и вы теперь мало общаетесь? – осторожно спросила Элизабет.

Последовала пауза.

– Да, можно и так сказать, – произнесла Джеми со вздохом. – Ну ладно, мам, мне пора бежать. Майкл заедет за мной через час. Я скажу Стефани, чтобы она позвонила тебе завтра. Я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, до свидания.

Когда Джеми положила трубку, Элизабет так и осталась сидеть на диване, уставившись на телефон. Ее первой мыслью было позвонить Джеку. Надо рассказать ему о том, что происходит с Джеми. Она могла бы подготовить его к разговору с дочерью.

И Элизабет набрала рабочий телефон Джека.

Когда раздался звонок, Джек как раз что-то обсуждал с Салли. Он думал, что ответит секретарша, но потом вспомнил, что та ушла на обед. Тогда он взял трубку:

– Джек Шор слушает.

– Я уже хотела повесить трубку. – Голос Элизабет был натянутым, чувствовалось, что она нервничает.

– Привет, Птичка! – сказал он, взяв наконец себя в руки.

– Я, может, не вовремя?

Салли посмотрела на дверь.

Голос Элизабет звучал как-то непривычно, в нем чувствовалась неуверенность. Впрочем, Джека это не удивило – прошло ведь уже несколько недель с тех пор, как они виделись в последний раз.

Салли встала.

– Я вас оставлю ненадолго, – прошептала она. Он кивнул и прошептал одними губами: «Спасибо».

– С кем это ты там разговариваешь? – спросила Элизабет. Джек вдруг испытал чувство вины, хотя ему вроде бы нечего было стыдиться.

– С помощницей. Мы с ней кое-что обсуждали. – Он проводил Салли взглядом, а потом спросил: – Ну что, Птичка, как ты поживаешь?

– Расскажи лучше, как у тебя с работой.

– Если честно, мне она очень нравится. Я почувствовал себя на двадцать лет моложе.

– Я очень горжусь тобой, Джек. Я знала, что у тебя все получится. В этом я никогда даже и не сомневалась.

Он улыбнулся. Ее мнение значило для него гораздо больше, чем чье бы то ни было еще, даже его собственное. Джек никогда не мог по-настоящему почувствовать, что чего-то добился, пока Элизабет не поцелует его и не скажет: «У тебя все прекрасно получилось».

– Спасибо. Но ты так и не ответила, как ты поживаешь.

– Я хожу на занятия живописью.

К своему изумлению, он почувствовал укол ревности. Джек ведь много лет пытался уговорить Элизабет снова взяться за кисти. Но он только сказал, причем от чистого сердца:

– Какая же ты молодец!

– Мне звонила...

– А ты...

Они заговорили одновременно, и обоим стало смешно.

– Мне только что звонила Джеми. Знаешь, ей сейчас непросто. Учеба, плавание, смерть дедушки, то, что Стефани вот-вот окончит колледж. Ей не под силу одной со всем этим справиться. Думаю, тебе надо бы ей позвонить.

– Обязательно позвоню.

– Ну вот и хорошо. – А потом Элизабет добавила: – Мне очень трудно их все время обманывать. А тебе?

– Обманывать? Что ты имеешь в виду?

– Ну, все эти дела с домом, то, что я подготавливаю его для новых жильцов. Скоро мне придется рассказать девочкам правду.

Джек словно получил удар в солнечное сплетение. Он с головой погрузился в новую работу и все не находил времени всерьез задуматься о том, что они с Элизабет действительно могут расстаться.

Единственным, на что он мог всегда положиться в своей жизни, была любовь Птички. И когда она заявила, что хочет какое-то время пожить одна, все главное в их отношениях осталось для него прежним. Но теперь он по-настоящему задумался.

– Но ведь у нас еще остается шанс снова наладить жизнь, правда же? – спросил он.

Элизабет ответила не сразу:

– Надеюсь, да.

Джек с облегчением улыбнулся и сказал:

– И я тоже на это очень надеюсь, дорогая.

Элизабет напомнила:

– Не забудь позвонить Джеми. Ей сейчас плохо. Будь с ней поласковее.

– Ты же знаешь, я ее очень люблю и всегда с ней ласков.

– Ну ладно, тебе, наверное, надо работать.

– Да. Рад был тебя услышать, – сказал он и понял, что они снова разговаривают как чужие.

– И я тоже.

Джек ждал, что она на прощание скажет: «Я люблю тебя», но вместо этого в трубке раздались гудки.

Элизабет страшно захотелось перезвонить ему и сказать: «Нельзя нам быть так далеко друг от друга».

Но между ними произошло отчуждение. Не только физическое, но и эмоциональное. А чего же еще она ждала? Именно поэтому его голос был таким уверенным и счастливым, когда он снял трубку, а потом, когда понял, кто звонит, сразу же стал настороженным и неестественным.

После двадцати четырех лет, проведенных вместе, они теперь живут далеко друг от друга, и у каждого своя жизнь. Их разговоры напоминают послания на азбуке Морзе – короткие предложения с долгими паузами.

Элизабет попыталась разобраться в своих чувствах, выделив самое главное. Всего несколько дней назад, глядя на фотографию, где они были все вместе, она подумала: а вдруг еще можно все исправить? Но каждый день уносил Джека и Элизабет все дальше и дальше от любви, которая когда-то их соединяла.

Она внезапно оказалась на перепутье – стояла на перекрестке жизни, о которой мечтала, и своего прошлого, всего того, что она оставила позади.

Но все-таки придет тот день – она в это верила, – когда она почувствует себя достаточно сильной и уверенной, чтобы набрать номер Джека и сказать: «Я люблю тебя. Давай попробуем начать сначала».

Но это будет не сегодня.

Прошла неделя. После многих лет, в течение которых жизнь Элизабет крутилась исключительно вокруг интересов других и была полностью подчинена им, она просыпалась теперь с радостным ожиданием, что с ней обязательно случится что-нибудь необыкновенное.

В любую погоду ей казалось, что за окном погожий, ясный день. И даже когда она занималась скучными повседневными делами, с ее губ не сходила улыбка. А в полдень она бросала все и начинала рисовать.