Церковь в мире людей - Андрей Кураев

Главное – не знаки престижа, а отношение к ним. Пользуйся, но не прикипай. Вот буквально вчера один из священников нашего храма подходит ко мне и предлагает отдать те деньги, что он копил на покупку машины (у моей матери в тот день была тяжелая и дорогостоящая операция на сердце).

В общем – не надо в каждом человеке (в том числе и священнике), который выходит из машины, видеть негодяя.

Очень легко найти аргументы против "попа—в—мерседесе" – они понятны и ясны. Я преподаю курс миссиологии в семинарии. И недавно спросил своих студентов, как с миссионерской точки зрения смотрится священник на иномарке. Они ответили, что нехорошо. Я же пояснил, что – по—разному. Да, большинство людей смущаются, видя священника, выходящего из дорогой машины. Но есть и такие люди, которые эту картинку возьмут себе на заметку с совершенно другим комментарием.

Ведь есть такие люди, что сторонятся Православия потому, что на наших прихожанах, по их мнению, лежит отпечаток маргинальности. И если такие люди увидят, что у батюшки современная машина, ноутбук, мобильный телефон, то кто—то сможет отсюда сделать вывод не осуждающий, а удивленный: оказывается, можно быть современным и социально преуспевающим и одновременно православным. Можно сочетать успех в жизни и веру. Такой человек еще не готов ради незнакомой ему веры жертвовать своим социальным статусом (уже имеющимся или только возмечтанным). Да и кто может принести такую жертву, если он еще не познал действия Христа в своем сердце? Но хотя бы не закрыть для себя возможность дальнейшего знакомства с миром Церкви – это уже важное решение.

"Священник—из—иномарки" снимает с сознания такого человека один барьерчик: оказывается, Церковь – не для "неудачников". А, значит, можно попробовать… Потом этот человек может сам выпустить из своих рук свое социальное или финансовое богатство. Но это будет уже его выбором, его решением, а не требованием Церкви. Для начала же сам вид современного священника снимет психологический барьер отторжения – и сможет состояться разговор по существу.

– То есть Вы призвали ваших учеников пересесть на мерседесы?

– Нет, я их призвал не торопиться с осуждением. Если Церковь открыта для всех – значит, в том числе и для социально успешных людей. Мы слишком привыкли к собственной маргинальности и забитости за годы советской власти. И эта привычка уже уродует нас самих. Вот рассказ еще об одном юноше. Он был классе в десятом, когда его мама привела его ко мне и сказала: "Я хочу, чтобы мой Алеша был православным христианином!". Ну, тут уместно вспомнить анекдот, который говорит, что разница между еврейской мамой и террористом состоит в том, что с террористом можно договориться… Алеша исполняет мамино настояние, встречается со мной, беседует. Умный парень, быстро все схватывает. Соглашается в теории, но не крестится. Поступает в университет, время от времени продолжаем видеться. Перемен в его религиозной жизни нет. Наконец, он совсем пропадает с моего горизонта на несколько лет. И вдруг звонит: "Отец Андрей, поздравьте меня. Я крестился!". Я, конечно, перемежаю поздравления с упреками: почему, мол, меня на крестины не позвал, я, наверно, тоже имею к этому какое—никакое отношение… – "Конечно, но, понимаете, я в Германии крестился!" —????!!!! Тебе что, в Москве храмов было мало? – "Но я в Германии в аспирантуре учился. Конечно, была ностальгия по России. Нашел русский храм, стал туда ходить. И тут меня поразило различие прихожан и их лиц. Понимаете, в России мне было трудно стать на колени рядом с бабушками. Мне было трудно сказать "мы" вместе с ними. Уж больно усталыми и безнадежными были их лица. А здесь, в Германии, из кого стоят православные общины – это студенты, аспиранты, ученые, работающие по грантам, семьи российских бизнесменов, увезенные подальше от рэкета… В общем – социально успешные люди. И вот от них у меня не было чувства психологической отчужденности. Вместе с ними оказалось легко и перекреститься, и поклониться". 

– Когда богатые жертвуют на храм, как вы к этому относитесь?

– Всегда надо рассматривать альтернативу. А если не это, то что? Пусть богатый человек пожертвовал из каких—то суеверных и не очень—то покаянных соображений. Но куда бы ушли эти его деньги, если бы он не передал их в Церковь? Вы что, думаете, он в пылу покаяния вышел бы на улицу, и начал эти деньги раздавать пенсионерам? Не вышел бы. Эти деньги он прожег бы в очередном турне с какой—нибудь певичкой на теплоходе в Средиземном море. Рома Абрамович прожигает миллиарды долларов, покупая самолеты и футбольные команды. Пусть уж лучше эти деньги, хотя бы вот так, через посредство церкви, вернутся к народу.

– А оттого, что эти деньги нажиты не честным путем, они не становятся «погаными»?

– Сами то деньги в чем здесь виноваты? К тому же, появляется повод поминать этого человека, жертвователя, в молитве сугубо, то есть особо, что в любом случае хорошо.

Когда человек жертвует на строительство храма, он становится неравнодушным к этому храму. Он начинает следить за ходом реставрации или строительства, присматривается к батюшке. И если он выяснит, что батюшка, честен, что к рукам его ничего не прилипает, вот храм уже под крышей, вот церковная столовая открылась, вот дети в церковной школе, вот библиотека, вот оргтехника закуплена… – Тогда у жертвователя рождается уже не только деловой, но и личный контакт с этим священником. Доверие. Тогда может статься, что его первый (денежно—спонсорский) шаг не станет последним. И тогда начнется покаянная перемена жизни. Поступки оказывают обратное влияние на душу человека. Поэтому у нас есть надежда, что вот по началу суеверный или даже лицемерный но все же добрый поступок, окажет гораздо более глубокое влияние на душу человека, чем сам человек рассчитывал изначально. 

– Не кощунственно ли наличие ресторанов в Храме Христа Спасителя?

– После взрыва Храм Христа Спасителя на его месте вырыли большую яму, которую потом назвали бассейн "Москва". А до этого там пробовали делать сталинский дворец советов, но успели лишь выкопать огромный котлован для фундамента. Когда стали возрождать храм, выяснилось, что просто восстановить храм нельзя, поскольку все эти советские земляные работы понизили уровень земли метров на 15. Тогда решили эти 15 метров перекрыть "стилобатным этажом", на котором и поставили Храм в его прежних пропорциях и размерах. А вот под храмом, в этом стилобатном этаже, уже и разместили гараж, сеть трапезных, огромный зал церковных соборов, музей. Надо сказать, что дворец советов должен был раз в шесть превосходить по своей площади площадь Храма. Поэтому и котлован под него вырыли огромный, намного выходящий за размеры снесенного храма. Поэтому стилобатный этаж, перекрывающий советский котлован, также образует площадь, многократно превышающую площадь возведенного над ним Храма. Это значит, что собственно под Храмом находится только еще один храм – нижняя церковь. И вот вокруг нижнего храма, под и за пределами внешних стен верхнего Храма и находятся более светские помещения.

Сегодня весь этот комплекс храм не является собственностью Московской Патриархии. И Храм, и стилобатный этаж находятся в собственности московской мэрии. Если мэрия захочет разорить Патриархию, для этого надо будет просто подарить Церкви храм Христа Спасителя. И дефолт гарантирован. И мы благодарны мэрии за то, что мэрия несет на себе затраты по обслуживанию этого комплекса. Но из этого вытекает ряд вещей, не слишком приятных для Церкви. Поскольку не мы собственники этого здания, есть специальный фонд, который распоряжается этим. Поэтому залы соборов, помещения трапезных могут быть арендованы. Там имеют место мероприятия, которые не имеют никакого отношения к церковной жизни, и отнюдь не Церковь их организует.

– В храме Христа Спасителя в Москве есть доска с благодарностью людям, жертвовавшим на строительство Храма. Не секрет, что деньги многих сегодняшних «третьяковых» нажиты неправедно. Хорошо ли для Церкви принимать такие пожертвования?

– Вы говорите – "не секрет"… Предыстория этих денег для нас как раз секрет. Мы видим только стоп—кадр: вот стоит человек, и он готов пожертвовать на церковные нужды, на строительство храма и т.д. Может быть, и старушка, принесшая последнюю лепту на храм, вынула из заначки остатки премии за успешную ликвидацию религиозного подполья. Но и этого мы не знаем. Мы знаем одно: жертва меняет душу жертвователя.

– То есть, если Церковь будет знать, что деньги неправедные, она их не возьмет?

– Возьмет при обещании жертвователя, что более никогда ничего подобного в его жизни не повторится. А если он скажет, что со следующего "гопстопа" еще немного "отстегнет" – то, надеюсь, у каждого нашего священника найдутся гневные слова. Впрочем, в моей жизни была вполне анекдотическая ситуация: в одном украинском городе местный диакон после лекции отводит меня в сторону, показывает глазами на одного человека, стоящего невдалеке, и шепчет: "Это наш местный киллер. Но он стал читать Ваши книги и теперь потихоньку отходит от своего ремесла". Вот я до сих пор не могу понять, что значит "потихоньку". В постные дни, что ли, не принимает заказы?