Лекции по истории позднего средневековья - Тимофей Грановский

Мы увидим далее, что Макиавелли не замкнулись эти попытки перестроить феодальное общество на основании идей античного мира и чистых умозрений. Мы посмотрим теперь на распространение идей античности в других государствах. Еще в начале XV столетия Германия обратила внимание на движение в Италии. Молодые люди из достаточных, частью из аристократических фамилий посещали Италию, познакомились с древней образованностью, способами изучать эту образованность и принесли все это на родину. Агрикола, Рудольф Ланге, Буш и другие были во главе этого направления. Здесь не должно забывать, что именно в XV ст. возникла большая часть немецких университетов. Преподавание в этих университетах было по преимуществу схоластическое, читались разные отрасли схоластики, богословия на схоластических основах, право каноническое и римское; об естественных науках, истории и философии не имели понятия. Но в конце XV столетия в городах являются один, несколько человек, проникнутых другим направлением, читавших древних писателей, поэтов, историков и силившихся поделиться этим наслаждением с юношеством. Наконец, с этим движением совпадает и распространение книгопечатания. Книги доставать стало легче, новые издания древних писателей распространялись повсюду. Но одно глубокое различие отделяло Германию от Италии. В Италии это возвращение к древнему миру тотчас приняло характер оппозиции против католицизма, против христианства. Не только светские ученые, занимавшиеся древней греческой и римской литературой, но многие кардиналы были заподозрены в совершенном равнодушии к христианскому учению. В Германии было совсем иначе. Здесь ученое движение шло вместе с религиозным. Попытки заменить схоластику впервые видим мы в Нидерландах; они вышли из религиозного братства, от братства взаимной любви, к которому принадлежал знаменитый Фома Кемпийский. В этих школах, заведенных членами этого братства, впервые начинается основательное преподавание древних языков; разумеется, целью их было изучение Святого писания в подлиннике, а не чтение светских писателей, но с тем вместе шло и изучение древних. Всякое движение в истории олицетворяется в знаменитых его представителях. Еще в первой половине XV ст. Германия оказала значительную услугу Европе в этом отношении; мы упоминали об Энее Сильвии Пикколомини, впоследствии папе, тогда еще юном, исполненном любви к древним писателям, проникнутому нравственными идеями древних (Hagen… (Deut[schlands] lit[erarische] und… Verbal[tnisse]…). В каждом городе, который посещал он в Германии, он оставлял следы своего пребывания, он собирал вокруг себя латинистов, знакомил их с тем, что было сделано в Италии по этой части; в Вене после его пребывания составился целый круг людей, действовавших в этом направлении. Потом явились немцы, которые пошли по его следам, Буш, Рудольф Ланге, Агрикола и т. д. Биография каждого из них представляет высокую занимательность. Это были странствующие рыцари науки, гуманисты, как их называли тогда; они переходили от одного города в другой как миссионеры, проповедники новых идей и нового вкуса. Во второй половине XV столетия Германия обратила внимание на изучение Греческой литературы. Дотоле изучалась одна латинская. Значительную помощь в этом оказали изгнанники византийские. Об этом влиянии было много писано, влияние было, конечно, велико, но его можно назвать более вещественным, нежели духовным. Византийские ученые могли научить европейцев только грамматике, передать им материальную часть языка, привезти рукописи, но в понимании этих памятников не могли быть руководителями. Лучшее доказательство тому — в Византии они были также изучаемы и ничего отсюда не вышло. Но как скоро коснулись они другой, более плодотворной почвы, пошло другое развитие. Они были, так сказать, только разносчиками рукописей, странствующими учителями греческого языка; другой высшей услуги за ними не было.

В конце XV ст. Иоанн Рейхлин, сын ремесленника, взятый сам по прекрасному голосу в певческую одного из прелатов немецких и сознавая в себе глубокую потребность знания, преодолел все материальные препятствия и посетил Италию. Он ознакомился там с греческим языком, принес с собой на родину отличные знания этого языка и первый экземпляр Одиссеи.

Лекция 14 (22 Ноября)

Мы остановились на характеристике представителей нового направления литературы в Германии в конце XV и начале XVI столетий. Из них 3 особенно заслуживают внимания. В них вполне олицетворилось новое движение. Иоанн Рейхлин. Родился 1455 в Пфорцгейме, умер 1522; он был человек низкого происхождения, за звучный голос взятой был в певческую местным епископом; усиленными трудами приобрел он здесь сведения о некоторых древних языках, после употреблен был правительством для поручений в Италию, где было закончено его образование. Он привез с собой первый экземпляр Одиссеи и филологический метод, который приложил в Германии. Он был человек строгий, нравственный, исключительно преданный своим занятиям; он не любил литературных споров, но самое время было спорным, надо было сделаться ратником какого–либо направления.

Рейхлин поневоле стал во главе нововводителей. Он издал латинский словарь, греческую грамматику, великие подвиги, облегчавшие изучение этих языков; он издал первую еврейскую грамматику, избрав эпиграфом exegi monumentum aere perennius (прим. Имеется в виду «De rudimentis hebraicis». Издана впервые в 1506 г. — «Я воздвиг памятник прочнее меди» (Гораций).). В самом деле, Библия дотоле почти не изучалась христианами в подлиннике. Народы западные читали ее в латинском переводе, не всегда верном и точном. Знание еврейского языка существовало дотоле только у ученых раввинов. Рейхлин познакомился с некоторыми из них и после несказанных трудов овладел этим языком. Но, пролагая путь к изучению Библии, он имел еще другую цель: подобно Пико Мирандольскому он мечтал о единой науке, в которой должны слиться все науки, он думал найти эту науку в каббале, где, по его мнению, был ключ всемирной символики. Мысль фантастическая, но благодаря этой мысли, мы получили многие великие труды в то время. Так и Колумб открыл Америку, ища восточного берега Азии. В 1510 г. Рейхлину пришлось принять деятельное участие в распре и раздорах немецких ученых. Один еврей Пфефферкорн перешел, как говорят современники, из корыстных расчетов к христианству, будучи подкуплен кельнскими доминиканцами. Он издал книгу об евреях и требовал сожжения всех еврейских книг во имя христианства. В Кельне, где доминиканцы составляли инквизиционное судилище и занимали все кафедры, они потребовали от императора, чтобы он разрешил общее гонение на еврейские книги и позволил сжечь их. Но при дворе Максимилиана были уже ученые и в Вене со времени Энея Пикколомини. Потому мнение доминиканцев не принято. Император поручил Рейхлину рассмотреть это дело и подать свое мнение. Мнение Рейхлина, очевидно, было против доминиканцев, его самого обвинили в ереси, потребовали к суду, дело дошло до папы. Папа был слишком просвещенный человек, он не хотел прямо выступить против доминиканцев, но Лев X не хотел выдать и Рейхлина. Он откладывал решение этого вопроса, который получил великую важность в Германии. Все разрозненные силы гуманистов и обскурантов соединились и вступили в бой: до 1618 от 1510 продолжалась эта распря.

Мы увидим, что в ее результаты вмешались некоторые замечательные личности. Рейхлин стоял не один. Рядом с ним действовал почти в том же направлении, хотя и другими средствами, Эразм Роттердамский. Он родился в 1467 г. в Нидерландах. Отец и мать прижили его вне брака, ибо тот и другой обречены были в детстве к монастырской жизни. Потому он занял в обществе особое, не совсем выгодное положение. В нем еще с детства сказалась ненависть к монашеской жизни. Бедность родителей заставила отдать его в монастырь. Против воли произнес он обет. Не столько это, как необходимость заниматься схоластикой, раздражало юношу. Епископ Камбрейский дал ему возможность посетить Париж и там учиться, но там он, конечно, должен был жить под монашеским надзором, должен был слушать профессоров, державшихся старой науки. Мало–помалу он сам вышел из этих отношений. Он начал исключительно заниматься древними. Первые труды его были чисто внешние, хлебные. Он переводил греческих писателей на латинский: переводы были отлично приняты. Потом он начал издавать небольшие брошюры, содержание которых было заимствовано из древнего мира; они доставили ему громкую известность. Скоро ученые начали гордиться письмами, которые получали от Эразма; Цезиус, тогдашний ученый, говорит, что на него показывали пальцами за то, что он получал письма от Эразма. Эразм был одарен легкостью в работе, остроумием и чрезвычайной осторожностью, он редко вступал в личные споры и уклонялся от распрей; в его натуре было нечто расчетливое, эгоистическое, но в высшей степени даровитое. Сверх того, он был одарен в высокой степени пониманием современного направления и потребностей; изучая древних, он не вдавался в крайность итальянцев, забывших христианство. Он сделал для Нового завета то, что Рейхлин для древнего: он издал очищенный греческий текст Нового завета. Собственно, его воззрение, конечно, было более языческое; он был приверженец горацианской философии. Он извлекал из древних изречения в этом роде и издавал отдельными книжками, чтобы распространять всяческие античные воззрения. Сверх того, у него была некоторая насмешливость, довольно тонкая, обращенная не на личности, а на общественные предметы и потому не навлекшая на него ненависти. Известна его Похвала глупости. Глупость является здесь царицей, она делает смотр своим подданным, каждое сословие оценивается ею с ее точки зрения; в особенности здесь нападает Эразм на монахов. В спорах Рейхлина он не принял участия, ибо они могли кончиться иначе. Эразм не любил таких распрей, он не любил даже, чтобы в его присутствии произносили слово смерть. Это был человек образованнейший, враг схоластики, прежней науки.