Фантастичнее вымысла - Чак Паланик

— Я понял, — произнес он, — что этот кактус — я сам. Это символ моей мужественности, твердый и шершавый снаружи, но в то же время пустой и ощетинившийся колючками.

Домой он полетел на самолете и всю дорогу держал кактус у себя на коленях.

Присутствующие закрыли глаза и покивали головами. Все, кроме моих друзей. Вместо того чтобы последовать примеру гостей, они отвернулись в сторону и изо всех сил стиснули зубы, чтобы не расхохотаться. Они стояли, скрестив могучие руки на груди, и незаметно толкали друг друга локтями. Они сказали, что хотят прогуляться, чтобы посмотреть какую-то знаменитую скалу.

Хозяйка остановила нас возле самых ворот и сказала:

— Не ходите! Не надо!

Она держала в руках переносной холодильник для вина и, всматриваясь в темноту, где вспыхивали огоньки самокруток, и избегая смотреть нам в глаза, сообщила, что где-то по соседству бродит пума. Пума совсем недавно побывала возле их бассейна, говорит хозяйка и показывает нам клочок знакомых светлых волос Эда, зацепившийся за кусты.

В тот год повсюду, где мы проезжали, были заборы — прочерченные границы между земельными участками — и таблички с именами владельцев.

Эд качался еще пару лет — до тех пор, пока у него не возникли серьезные проблемы с коленными чашечками. Билл качался до тех пор, пока у него не сместился позвоночный диск.

Только в прошлом году, когда умер мой отец, мой врач наконец зашел к нам. Я существенно потерял в весе и продолжал терять его, пока врач не вытащил блокнот для выписывания рецептов и не сказал:

— Попробуйте тридцать дней принимать анадрол.

Вот так я тоже «спрыгнул в пропасть». Люди с интересом смотрели на меня и спрашивали, что со мной произошло. Мои руки округлились, но не слишком сильно. Впрочем, мне было достаточно не размеров, а нового ощущения. Изменилась осанка, развернулись плечи.

Если верить вкладышу, лежавшему в упаковке, анадрол (оксиметолон) это стероид-анаболик, синтетическое производное тестостерона. К числу побочных действий относились атрофия яичек, импотенция, хронический приапизм, ослабление или усиление либидо, бессонница, выпадение волос. Сто таблеток стоили тысячу сто долларов. Медицинская страховка не гарантировала покрытие затрат на лечение при возможных последствиях приема этого средства.

Но ощущение. Глаза выкатываются из орбит и настороженно смотрят на мир. Подобно тому, как беременность придает женщинам какой-то особый облик, какое-то мягкое и нежное свечение, делающее их еще более женственными, анадрол придает более мужественный вид. Что касается безумного приапизма, то это было лишь в первые две недели. Ты весь становишься исключительно тем самым хозяйством, которое находится у тебя между ног. Все это сильно напоминает старинные иллюстрации к «Алисе в Стране Чудес» в том месте, где героиня книги съела пирожок с надписью «съешь меня» и стала расти до тех пор, пока ее рука не высунулась из входной двери — за исключением того, что торчит отнюдь не рука, а ношение спортивных шорт исключается категорически. Когда пошла третья неделя, приапизм пошел на убыль или, как мне показалось, распространился на все мое тело. Поднятие тяжестей вызывает более приятные ощущения, чем секс. Тренировка становится чем-то вроде оргии. Начинаешь испытывать оргазмы один за другим — судорожные, стремительные, жаркие — в дельтовидных мышцах, косых, трицепсах. Напрочь забываешь о старом ленивце пенисе. Да кому он нужен? В своем роде это покой, побег от секса. Отпуск от мучительного либидо. Можно встретить потрясающую женщину и подумать, «фу-у-у-у-у-у!», тогда как еще одна порция омлета или комплекс приседаний представляется тебе верхом блаженства.

До таких глупостей я не дошел. Позволю себе не слишком приятное отступление от темы, но все-таки расскажу. Моя знакомая, студентка-медичка, пообещала мне, что если я познакомлю ее с Брэдом Питтом, то она позволит мне помогать ей при вскрытии трупов в анатомичке. Она таки познакомилась с Брэдом Питтом, а я целую ночь помогал ей вскрывать тела покойников для того, чтобы первокурсники могли их изучать. Наш третий по счету покойник был шестидесятилетним врачом. У него оказалась мышечная масса и телосложение двадцатилетнего юноши, но когда мы вскрыли ему грудную клетку, обнаружилось, что сердце у него размером с голову. Я придерживал края разреза, а моя подруга заливала внутрь формалин до тех пор, пока не всплыли легкие. Подруга посмотрела на его поразительно огромное сердце и в равной степени поразительно огромный член и сказала мне: «Тестостерон». Принимаемый долгие годы.

Она показала мне проводки и кардиостимулятор в груди покойного и пояснила, что у того случался инфаркт за инфарктом.

Примерно в то же самое время в одном национальном журнале по бодибилдингу на последних страницах время от времени начали публиковаться небольшие статьи. Они были не в каждом номере, но в каждой из них содержался биографический очерк звезд бодибилдинга, начиная с 1980-х годов. Это были парни, на которых Эд и Билл так хотели походить. Раньше эти красавчики позировали перед фотографами и в своих интервью клятвенно заявляли, что их щедро одарила природа, а они лишь правильно распорядились этим подарком, упорно тренируясь и никогда не принимая стероидов. Они клялись в этом. В более поздних статьях эти же люди выглядели бледными тенями себя былых, измученные проблемами со здоровьем, которые варьировались от диабета до рака. И они признавались, что принимали стероиды и гормональные препараты, способствующие росту мышечной массы.

Я обо всем этом знал и все-таки прыгнул в пропасть.

Друзья не стали меня останавливать. Лишь посоветовали больше употреблять богатой белком пищи, чтобы как-то оправдать прием выписанного мне препарата. Однако я не стал покупать десятифунтовые пачки яичного белка. Не стал забивать холодильник рядами упакованных в фольгу цыплят без костей и кожицы и печеного картофеля, как это делали Эд и Билл. Они набирали для каждого стероидного цикла столько продуктов, что их, казалось, должно хватить на полуторамесячную осаду крепости. Я не был таким фанатом бодибилдинга.

Я просто принимал маленькие белые таблетки и занимался своими делами, пока в один прекрасный день, принимая душ, не заметил, что у меня потихоньку исчезают яички.

Что ж, извините. Я пообещал многим друзьям, что до этого дело не дойдет, однако оказался перед таким поворотным пунктом. Когда старые добрые гусиные яйца уменьшились до размеров шариков для пинг-понга, потом до морской гальки. И вот приходит момент, когда врач спрашивает, не нужен ли тебе еще один рецепт на анадрол, и тебе уже легко сказать «нет».

Ты выглядишь потрясающе, ты красив и энергичен, накачан и ловок, ты выглядишь гораздо мужественнее, чем прежде, однако в другом отношении утрачиваешь эту самую мужественность. Становишься лишь бледным подобием настоящего мужика.

Кроме того, если и дальше вести такой образ жизни, то скоро начинаешь чувствовать, как радость по поводу груды мускулов начинает идти на убыль. Сначала это даже забавно, такое впечатление, будто ты — обладатель обветшалого викторианского особняка, украшенного дешевой мишурой; но после первых двух недель необходимость постоянно формировать собственное тело постепенно начинает казаться сущим адом. Я не мог отправиться куда-нибудь, где не было бы спортивного зала. Мне каждый час требовалась богатая белком пища. Дело доходит до того, что в один прекрасный день вся эта затея неизбежно оборачивается полным крахом.

Мой отец мертв. О Билле и Эде я уже говорил. Сам я стремительно терял веру в реальность, это материальное дерьмо. Материальное, тленное дерьмо. Я написал книгу, надуманную книгу, и она принесла больше денег, чем мне когда-либо удавалось заработать за реальную работу. У меня возникло окошко во времени, целых тридцать свободных дней. Свободное время между моими обязательствами как автора книги и началом съемок «Бойцовского клуба». Это был своего рода тридцатидневный эксперимент, усовершенствованная, современная версия джеклондоновских приключений, упакованная в маленькую коричневую бутылочку.

Я спрыгнул в пропасть, потому что это было приключение.

И эти тридцать дней я ощущал полноту жизни. До тех пор, пока у меня не кончились крошечные белые таблетки. Ощущение временной постоянности. Полной и независимой от всего. От всего, за исключением анадрола.

Та женщина в Сакраменто, которая много лет назад устраивала для своих гостей пикник с барбекю, она сказала: «Твои друзья — психи».

Стоявший возле бассейна мужчина баюкал колючий скелет кактуса, символ своей мужественности, а женщина продолжала смотреть на клочки «шерсти пумы», которые я состриг с головы Эда. Эд и Билл, накачанные, в одних майках, зашагали вперед по дороге и вскоре исчезли из виду. Где-то в темноте бродила та самая пума. Или какие-то другие пумы.