Авторская энциклопедия фильмов. Том II - Жак Лурселль

♦ Долгое время Семь самураев был самым знаменитым в мире японским фильмом, но начиналось все с тяжелых съемок: одних из самых длинных и дорогостоящих в истории японского кинематографа. В какой-то момент фирма-продюсер «Toho», напуганная масштабами, которые начали приобретать эти съемки, приостановила их на время. Позднее, повторяя удар, нанесенный фирмой «Shochiku» по Идиоту, Hakuchi*, сокращенному с 245 до 165 мин, «Toho» выпустила полную, 200-мин версию фильма лишь в избранных залах в крупных городах. Остальная же часть японских зрителей получила в распоряжение 160-мин версию; еще более укороченный монтаж был предназначен для заграничного проката. Семь самураев нельзя считать типичным примером амбициозной японской кинопродукции, поскольку действия в нем гораздо больше, чем созерцания, а движения — больше, чем раздумий. И все же гуманизм Куросавы пронизывает всю картину от начала и до конца, особенно в том, что касается столкновения 2 образов жизни, 2 культур — крестьянской и военной. Укороченная версия не только вносит неясность в ход сражений во 2-й части, но и обедняет портреты крестьян и 7 самураев. Куросава не стремился создать подлинные характеры, однако позаботился о том, чтобы все семеро четко различались между собой. Каждый воплощает какую-либо сторону, характерную черту морали и духа самурая и становится в некотором роде их ходячим символом. Камбэй воплощает в себе самурайскую мудрость, с большой долей разочарованности в жизни, которая ничуть не мешает ему действовать, но лишь подчеркивает мимолетность и саморазрушителыюсть этого действия. Хэйхати и Горобэй воплощают хитрость, жизнерадостность, рассудительность, свойственные характеру самурая. Кюдзо — аскетическую собранность, позволяющую с каким-то смирением и с безразличием к похвале совершать воинские подвиги и чудеса владения телом. Кацусиро — молодость, энтузиазм, доброту, идеализм начинающего самурая. Ситиродзи — неприметный профессионализм, намеренно остающийся в тени. Кикутиё, у которого нет имени, кроме краденого (оно прицепилось к нему в насмешку), — самый сложный, увлекательный и наиболее новаторский персонаж фильма. Он находится на границе между культурами, и на их сопоставлении построена немалая часть картины. Крестьянин по происхождению, самурай по собственной воле, он предстает перед нами как краснобай, хвастун, скрывающий застенчивость за внешней отвагой и постоянно чувствующий себя не в своей тарелке. Этого забавного маргинала Куросава сделал весьма колоритным и чуть более искусственным, нежели остальных самураев. Он многое воображает о себе, но становится, по сути, никем и превращается в марионетку из театра кукол — очень симпатичную, вызывающую то смех, то жалость.

Финальная фраза Камбэя вызвала множество споров. На самом деле, по мнению Куросавы, в фильме нет проигравших, за исключением бандитов. Крестьяне одержали победу над извечным врагом, а главное — над собой. В сражении они обрели силу и сплоченность. Самураи принесли себя в жертву, но помогли победить тем, кто вечно проигрывал, а потому победили и сами — как победит позднее врач по прозвищу Рыжая Борода в одноименном фильме (Akahige*), хотя борьбу с нищетой, болезнями, злобой и несправедливостью ему вечно приходится начинать сначала. Это в высшей степени удручающая борьба. И главное намерение Куросавы — показать уныние, усталость главным врагом человечества. С этой точки зрения гуманизм становится для него синонимом эпоса, и все эти фильмы в целом представляют собой обширный эпос о стойкости человека. В Семи самураях перед нами предстает, возможно, самая внешняя часть этого эпоса. Куросава изобразил борьбу крестьян и самураев с бандитами в очень красивом визуальном стиле. Психология персонажей часто отходит на 2-й план перед взрывами напряженных и кипящих, но быстро остывающих чувств — как трагическое оцепенение, настигающее того или иного крестьянина при столкновении со смертью.

N.B. Американский ремейк Джона Стёрджеса Великолепная семерка, The Magnificent Seven, 1960, перенес действие и персонажей Куросавы в Мексику, опошлив их почти до неузнаваемости. За фильмом последовали продолжения: Возвращение семерки, Return of the Seven, Бёрт Кеннеди, 1966; Ружья великолепной семерки, Guns of the Magnificent Seven, Пол Уэндкос, 1969; Великолепная семерка снова в седле, The Magnificent Seven Ride! Джордж Макгоуэн, 1972.

БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги укороченной версии (с некоторыми добавлениями из более длинной англ. копии) в журнале «L'Avant-Scène», № 113 (1971). См. также труд Доналда Ричи, посвященный фильму: Donald Richie, Grove Press, New York, 1970.

Il signor Max

Господин Макс

1937 — Италия (2347 м)

· Произв. Astra Film

· Реж. МАРИО КАМЕРИНИ

· Сцен. Марио Камерини и Марио Сольдати по сюжету Амлето Палерми

· Опер. Анкизе Брицци

· Муз. Ренцо Росселлини

· В ролях Витторио Де Сика (Джанни), Ася Норис (Лоретта), Руби Дальма (Донна Паола), Лилия Дейл, Джованни Баррелла, Умберто Мельнати.

Чтобы насладиться иллюзией роскошной жизни, торговец газетами Джанни, чей дядя работает на железных дорогах, отправляется в средиземноморский круиз под именем г-на Макса. Увлеченно изображая человека из высшего общества, Джанни влюбляется в аристократку по имени Донна Паола. Спустив все деньги в Сан-Ремо, он вынужден вернуться в Рим. Там Джанни случайно встречает камеристку Донны Паолы и опять связывается с женщиной своей мечты. Перед камеристкой Джанни вынужден вести рискованную двойную игру. Постепенно «друзья»-аристократы ему надоедают, зато ближе и роднее становится простая и любящая камеристка. Когда она уходит от хозяйки, Джанни решает жениться на ней.

♦ Благодаря таланту Камерини, т. н. «кинематограф белых телефонов» воплощает мечты всего итальянского среднего класса и в то же время иронично и с нежностью высмеивает их. Фильм наиболее драгоценен тем, что главный герой, ведущий двойную игру, ни на минуту не превращается в нелепую марионетку, а его партнерша ни секунды не выглядит приторной и слащавой. Камерини показывает обоих ранимыми, добрыми людьми, которым временно затмили разум снобизм и надуманные представления о счастье. В финале все эти представления слетают с героев словно маски. Легкость, эмоциональность, юмор и точные наблюдения за нравами общества соседствуют в этом очаровательном и вместе с тем наполненном смыслами повествовании.

N.B. Итальяно-испанский ремейк Граф Макс, Il conte Max, Джорджо Бьянки, 1957, с Альберто Сорди и Витторио Де Сикой.

Le silence est d'or

Молчание — золото

1946 — Франция (106 мин)

· Произв. Pathé и RKO (Анри Лепаж)

· Реж. РЕНЕ КЛЕР

· Сцен. Рене Клер

· Опер. Арман Тирар

· Муз. Жорж Ван Пари

· В ролях Морис Шевалье (мсье Эмиль), Дани Робен (Люсетт), Марсель Дерьен (Мадлен), Франсуа Перье (Жак), Кристиана Сертиланж (Маринетт), Реймон Корди (Курчавый), Робер Пизани (мсье Дюперье).

Начало XX в. Мсье Эмиль, кинорежиссер и стареющий ловелас, пытается внушить молодому другу и помощнику Жаку, что женщин никогда нельзя принимать всерьез: по его мнению, в этом — главный секрет обольстителя. Эмиль принимает у себя Мадлен Селестен — дочь единственной женщины, которую он когда-то любил, и единственной, кто ему не уступила. Она вышла замуж за актера-неудачника; он уже умер. Эмиль поселяет Мадлен у себя и вопреки всем своим принципам влюбляется в нее. Он снимает ее в кино, поскольку Мадлен считает себя прирожденной актрисой.

Вернувшись с месячных военных сборов, Жак случайно знакомится с Мадлен в омнибусе, и знакомится с ней по рецепту Эмиля. Молодые люди проводят вечер вместе и влюбляются друг в друга. На следующий день Жак, который тоже по случаю снимается в кино, с удивлением встречает Мадлен на съемочной площадке у Эмиля: у них будет совместная сцена. Впоследствии он выясняет, что Эмиль так дорожит Мадлен, что готов на ней жениться. Жак глубоко несчастен: он влюблен не на шутку, но в то же время не хочет огорчать старого друга. Эмиль уступает дорогу молодым.

♦ Самый удачный послевоенный фильм Рене Клера. Симпатичный пассеизм этой истории хорошо гармонирует с элегантной приторностью авторского стиля и актерской игры. Рядом с довольно надоедливым Морисом Шевалье (он заменил Рэмю, умершего перед съемками) очаровательно смотрится Марсель Дерьен, чья карьера впоследствии не задалась. В любовной стороне сюжета (который сам Рене Клер несправедливо сравнивал со «Школой жен» Мольера) нет ни капли, оригинальности. Это не имеет значения, поскольку она служит прежде всего предлогом для забавного и трогательного, хоть и очень схематичного, воссоздания начала XX в., «прекрасной эпохи» 2-этажных омнибусов, мюзик-холлов, а главное — съемочных площадок старого кино, где на всех парах снимаются бурлескные комедии и ужасающие мелодрамы, лишь бы только солнце освещало студию.