История христианской Церкви Том II Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. Χ.) - Филип Шафф

1546

Иероним называет его епископом Тира («Meth. Olympi Lyciae et postea Tyri episcopus»); но все остальные авторитеты называют его второй епархией Патару; «Тир», возможно, ошибка переписчика, перепутавшего это название с «Патарой» или «Мирой», которая находится на полпути между Олимпом и Патарой и, вероятно, принадлежала той или иной епархии прежде, чем обрела независимость. Вряд ли финикийский Тир пригласил бы епископа из такой дали. Иероним утверждает, что мученичество Мефодия имело место в «греческой Халкиде» (в Эвбее). Но Софроний, переводчик на греческий, заменяет слово «греческий» на «восточный». Возможно (как предполагает Salmon, р. 909), Иероним перепутал Мефодия Патарского с Мефодием, мучеником из Халкиды, периода гонений Деция, имя которого сохранило предание. Эта путаница тем более вероятна, что он не знал времени мученичества Мефодия и утверждал, что одни относят его к гонениям Диоклетиана («ad extremum novissimaepersecutionis»), другие же — к гонениям «sub Decio et Valeriano».

1547

Συμπόσιον των δέκα παρθένων, Symposium, Convivium Decem Virginum.

1548

άγνεύω σοι, καί λαμπάδας φαεσφόρους κρατούσα, Νυμφίε, ύπαντάσω σοι.

1549

Περi τώνγενητών, известна нам по отрывкам у Фотия, Cod. 235. Сэлмон отождествляет эту книгу с Хепo, упоминаемой у Сократа, Η. Ε. VI. 13, и направленной против Оригена.

1550

Περι αυτεξουσίου, De libero arbitrio. На свободе воли решительно настаивали Иустин Мученик, Ориген и все греческие отцы церкви.

1551

Praep. Evang. VII. 22; см. также Η. Ε. V. 27; Routh, Rel. S. II. 87. Мелер и Сэлмон полагают, что Мефодий переписал Максима, просто приукрасив его труд риторическими приемами.

1552

См. Baron. Annal, ad ann. 311; De Broglie, Véglise et l'empire, I. 375; Newman, Arians of the Fourth Century, 414.

1553

Гефеле (Hefele, Conciliengesch., vol. I, p. 258 sq., 2nd ed.) полагает, что Лукиан сначала симпатизировал своему соотечественнику Павлу Самосатскому в его гуманитарной христологии, поэтому на какое–то время был отлучен, но потом признал эти взгляды ересью, был восстановлен в церкви и прославился благодаря улучшению текста Септуагинты и мученичеству.

1554

Этот синод признан правомерным и ортодоксальным, его двадцать пять канонов приняты церковью, хотя он подтвердил предыдущее низложение Афанасия за нарушение канона. См. подробности в Hefele, I.c. I. 502–530.

1555

τόν μονογενή θεόν. См. прочтение Ин. 1:18 в Ватиканском и Синайском кодексах, μονογενής θεός (без артикля), вместо ό μονογενής υιός. Выражение μονογενής θεός широко использовалось в никейскую эпоху не только ортодоксальными, но и арианскими авторами для указания на Того, Который одновременно θεός (Бог) и μονογενής (единородный). См. Hort, Two Dissertations, Cambr. 1876. В обычном делении символа веры Лукиана τόν μονογενή связано с предшествующим τόν υίόν αύτοΰ и отделено от θεόν, что требует прочтения «Его Сын единородный, Бог», и т. д.

1556

ρωτότοκον (не πρωτόκτιστον, сотворенный первым) πάσης κτίσεως, из Кол. 1:17.

1557

См. полный символ веры у Афанасия, Ер. de Synodis Arimini et Seleucidae celebratis, §23 (Opera ed. Montf. I. ii. 735); Mansi, Cone. II. 1339–1342; Schaff, Creeds of Christendom, II. 25–28; Hahn, Eibl, der Symb., ed. II, p. 184–187. Гефеле приводит перевод на немецкий язык. Этот символ веры не определен как принадлежащий Лукиану у Афанасия или Сократа (Η. Ε. II. 10) или Илария (в его латинском переводе, De Syn. sive de Fide Orient., §29); но Созомен сообщает (Η. Ε. III. 5), что епископы Антиохийского синода приписывали его Лукиану, а полуарианский синод в Карий, 367, принял его под именем Лукиана (VI. 12). Символ считают подлинным Кейв, Баснаж, Булл, Хан, Дорнер; сомневаются в его подлинности, совершенно или отчасти, Рут (I. 16), Гефеле, Кейм, Гарнак и Каспари; но последние двое признают существование подлинной основы символа, созданной Лукианом и расширенной Антиохийским синодом. Заключительная анафема, без сомнений, является более поздним добавлением.

1558

О его трудах, связанных с Септуагинтой, см. у Симеона Метафраста и в Свиде, он цитируется в Routh, IV. 3 sq.: Field, издание Hexapla Оригена; Nestle, в «Zeitschr. d. D. Morgenl. Gesellsch.», 1878, 465–508; a также см. проспект П. де Лагарда к предполагаемому изданию Септуагинты.

1559

См. Hort, Introd. and Append, к Westcott and Hort, Greek Test. (Lond. and N. York 1881), p. 138, где о Лукиане сказано: «Из известных нам имен он скорее, чем кто–либо другой, связан с ранним сирийским пересмотренным текстом; и это предположение получает некоторое подтверждение из слов Иеронима…» Praetermitto eos codices quos a Luciano et Hesychio nuncupatos adserit perversa contentio, и т. д. Доктор Скривнер (Scrivener), который отвергает этот сирийский текст как ignis fatuus, лишь вскользь упоминает Лукиана в своем Introduction to the Criticism of the N. Test., 3rd ed., Cambr. 1883, pp. 515, 517.

1560

Евсевий, Η. Ε. VII. 32, (в начале) говорит о Δωρόθεος как о знакомом ему лично. Он называет его «ученым человеком (λόγιον άνδρα), который удостоился чести стать пресвитером Антиохии» во времена епископа Кирилла, «человеком с тонким вкусом священной литературы, весьма преданном изучению еврейского языка, так что он с легкостью читал еврейское Писание». Также он называет Дорофея «очень свободомыслящим человеком, знакомым с подготовительными исследованиями, проводимыми среди греков, но в остальных отношениях евнухом от природы, каковым он был от рождения».

1561

H. Ε. II. 2. Евсевий добавляет, что Тертуллиан «особенно выделялся среди выдающихся людей Рима», и цитирует отрывок из его апологии, «который также переведен на греческий язык».

1562

В De Resurr. Cam., с. 59, он признается: «Ego те scio neque alia carne adulteria commisisse, neque nunc alia carne ad continentiam eniti». См. также Apolog., с. 18, 25; De Anima, с. 2; De Poenit., с. 4, 12; Ad Scapul., с. 5.

1563

Этот факт, однако, основан только на свидетельстве Иеронима и не следует из собственных сочинений Тертуллиана. Римские историки, с их неприязнью к женатым священникам, необоснованно объявили его мирянином исходя из следующего отрывка: «Nonne et Laici sacerdotes sumus?» De Exhort. Cast., с. 7.

1564

De Cultu Femin., с. 7. См. также Евсевий, II. 2.

1565

De Vir. illustr., с. 53: «Hic [Tert.] cum usque ad mediam aetatem presbyter ecclesiae permanisisset, invidia et contumeliis clericorum Romanae ecclesiae ad Montani dogma delapsus in multis libris novae prophetiae meminit».

1566

Adv. Prax., c. 1.

1567

264 — 146 г. до P. X.

1568

См. его собственное скорбное признание в De Patient., с. 1: «Miserrimus ego semper œger caloribus impatientiœ».

1569

Подобным образом Лютер, сам будучи одним из наиболее оригинальных и плодотворных мыслителей, иногда неразумно оскорбляет разум, называя его любовницей дьявола.

1570

В этом кажущемся противоречии Лютер тоже похож на Тертуллиана: он сражался с католичеством на основании частного суждения, а последователи Цвингли, анабаптисты и все сектанты («Schwärm — und Rottengeister», как он называл их) — на основании католического авторитета; он осуждал «проклятого язычника Аристотеля» как отца папской схоластики и использовал схоластические понятия, выступая против Цвингли по вопросу вездесущности тела Христа.

1571

Согласно Неандеру, самому компетентному специалисту по латинской древности. В провинциях и колониях термины и выражения часто сохраняются после того, как они вышли из употребления в столице и на родине языка. Ренан говорит о Тертуллиане (Marc–Aurèle, р. 456): «La "lingua volgata" d'Afrique contribua ainsi dans une large part a la formation de la langue ecclésiastique de l'Occident, et ainsi elle exerça une influence décisive sur nos langues modernes. Mais il résulta de là une autre conséquence; c'est que les textes fondamenteaux de la littérature latine chrétienne furent écrits dans une langue que lettrés d'Italie trouvèrent barbare et corrompue, ce qui plus tard donna occasion de la part des rhéteurs a des objections et a des épigrammes sans fin» {Разговорный язык Африки таким образом внес вклад в формирование церковного языка Запада и оказал тем самым решающее влияние на наши современные языки. Но это имело и еще одно следствие, а именно, что основополагающие тексты латинской христианской литературы были написаны на языке, который образованные люди Италии восприняли как варварский и искаженный, так что впоследствии у владевших ораторским искусством появился повод для бесконечных возражений и эпиграмм}. См. также труды Ронша, Верчеллоне, Каулена, Ранке и Циглера об Итале и Вульгате.

1572

Рункен называет Тертуллиана «Latinitatis pessimum auctorem», а епископ Кей — «самым грубым и непонятным из авторов», но Нибур (Niebuhr, Lectures on Ancient History, vol. II, p. 54), Элер (Oehler, Op. III. 720) и Холмс (переведший труд Тертуллиана против Маркиона, р. ix) более благосклонно отзываются о его стиле, как по преимуществу «резком и решительном выражении резких и решительных мыслей». Ренан (Marc–Aurèle, р. 456) называет Тертуллиана страннейшим литературным явлением: «un mélange inouï de talent, de fausseté d'esprit, d'éloquence et de mauvaise goût; grand écrivain, si l'on admet que sacrifier toute grammaire et toute correction a l'effet sois bien écrire» {непосредственная смесь таланта, лукавого остроумия, красноречия и дурновкусия; великий писатель, если считать, что жертвовать грамматикой и правильностью ради эффекта значит хорошо писать}. Кардинал Ньюмен называет его «самым сильным писателем первых веков» (Tracts, Theol. and Eccles., p. 219).