История патристической философии - Клаудио Морескини

И действительно, согласно Кириллу, Порфирий, изложив учение Платона, утверждает, что субстанция божественного существа дошла до трех ипостасей и что верховным богом является Благо; за ним в качестве второго бога следует демиург, а на третьем месте — Душа мира. И божественная природа изошла вплоть до Души. Следовательно, Кирилл усматривает в этой триаде Порфирия соответствие с христианской Троицей: Дух Святой есть Душа мира, согласно Платону, поскольку Дух дарует жизнь и исходит от Отца через Сына, и мы в Нем живем, и движемся, и существуем (ср. Деян. 17, 28); то же говорит и Христос: «Дух животворит» (Ин. 6, 63). Затем следует другая важная цитата из Порфирия (147):

«По этой причине Платон, намекая по этому поводу на вещи потаенные, говорит: “Вокруг царя расположены все вещи и через него суть все вещи, а он есть причина всех благих вещей, и вторая причина относится к вещам второго порядка, а третья причина — к вещам третьего порядка” (Письмо 2, 312е). В самом деле, все вещи находятся вокруг трех богов, но в первую очередь они находятся вокруг царя всех вещей, во вторую очередь они находятся вокруг бога, который происходит от него, и в третью очередь они находятся вокруг последней из них».

Как известно, второе Письмо Платона, в настоящее время рассматриваемое как подложное, во времена античности единодушно считалась аутентичным; см. Н. Dorrie, Platonica minora, Miinchen 1976, 390–405. Но его тематика была широко изучена (хотя лишь в нехристианском контексте) Н. D. SafFrey в: Proclus, Theologie platonicienne, livre 11 Texte έζά>ϊ et traduit par H. D. SafFrey et L. G. Westerink, CUF, Paris 1974, XX–LXIX.

Комментируя эту цитату из Порфирия, Кирилл отмечает (148), что Платон с очевидностью подчеркнул единую для трех Лиц сущность. Разумеется, соображения Платона не вполне здравы, ибо он, как и ариане, вводит ипостаси отдельные и соподчиненные, полагая, что речь идет о трех богах, внося, таким образом, разделение в святую и единосущную Троицу. Но, так или иначе, Платон не проявил совершенного незнания истины и высказался бы правильно, если бы его не ввергли в состояние робости обвинители Сократа. Это единственная в своем роде интерпретация истории с Сократом, вытекающая из совершенно определенных конкордистских намерений.

Итак, эта неоплатоническая триада, с такой смелостью прилагаемая к христианской Троице, будет постоянно выдвигаться на рассмотрение Кириллом. Так, в II 48 автор утверждает, что Платон поставил выше демиурга

«само Благо, неподвижное, прочное, устойчивое, отделенное от необходимости и от воления совершить что–то из того, что было приведено к существованию, и [Платон] сказал, что демиург есть второй бог, если вести отсчет от Блага, и следует за ним».

Это то же самое учение, которое обнаруживается далее (III 649АС), где оно подтверждается цитатами из произведений Платона.

Это положение платонической традиции может быть прекрасно адаптировано к христианскому учению, а потому Кирилл заключает:

«Итак, мы, приемля путь богопознания через указанный способ, не только почитаем Отца, но еще более благоговеем перед Сыном, Который есть точный Образ Отца. Ибо Он предоставляет нам описание в Своей собственной природе Своего собственного Родителя» (III 649А).

А то, что это говорит и Платон, несмотря на то что он помешает первого бога — как он его именует — в область покоя и недвижности (и, однако, этот бог в некоем другом смысле пребывает в движении, проявляя творческую активность через второго бога, сообразно с тем, что ему представляется благим), можно узнать из его следующих слов (III 649 ВС):

«Следовательно, такова жизнь первого бога и такова жизнь второго бога; и ясно, что первый бог будет неподвижен, в то время как второй бог, напротив, пребывает в движении. Итак, первый бог занимается умопостигаемыми реальностями, в то время как второй — реальностями умопостигаемыми и реальностями чувственными. И не дивись сказанному, поскольку ты услышишь о вещах еще более дивных. И действительно, я говорю, что, вопреки движению, которое присуще второму богу, покой, присущий первому, устанавливает движение, соприродное ему, от которого происходит упорядоченность мира, и что это спасение, одно являющееся вечным, растворено в мире».

Это учение Платона (на самом деле, его интерпретация со стороны Порфирия) будет затем подхвачено Юлианом, как отмечает это Кирилл:

«Юлиан низводит на уровень второго порядка и второй, так сказать, природы, после первого бога, бога, за ним следующего, который есть творец мира и сопряжен с миром. Таким образом, Порфирий и Юлиан противополагают ему Благо и утверждают, что Благо неподвижно, всецело отъединяя его от Ума, который в нас, и направляя свою мысль на второго бога, определяемого ими также как "сопряженного с творениями”» (IV 720А).

Этот второй бог, очевидно, не есть Благо, но Ум, поскольку Ум осуществляет сотворение мира, так же, как христианская традиция закрепляет за Логосом Отца мирозиждительную функцию; Бог христиан, напротив, назван также в V 745В просто «Благом». То же самое понятие и те же самые выражения фиксируются и ниже:

«…[это] тот бог, которого он и прародители его нечестия (речь идет, естественно, о Юлиане и Порфирии) выдвинули в своих рассуждениях и соображениях на первый план как первопричину и Благо, говоря и о некоем боге, помещенном ниже него и втором по отношению к нему, которого они называют демиургом, сопряженным с миром» (V 770С).

Итак, знаменательно то, что сами учителя Юлиана простирают до трех ипостасей божественную и непорочную природу:

«Итак, Платон утверждает, что верховным богом является Благо, и что от него воссиял Ум, и что он есть демиург, обращенный к миру, в то время как первый [бог] пребывает в неподвижности. А в качестве третьей [божественной] данности он вводит душу, которой, по его словам, приведены в движение и одушевленные все вещи. Таковы его положения. Мы же, напротив, выстроив совокупное здравое и тщательно продуманное рассуждение об истине, утверждаем, что от Бога и Отца был рожден Сын, равный Ему по природе и во всем и ничем не разнящийся от Него, и что от Него изошел Дух Святой, в котором все вещи получают жизнь. Животворящий Дух Святой, разумеется, исходит невыразимым образом, как я сказал, от Отца и даруется творению через Сына» (IV 725В–С).

Другие подтверждения черпаются у наиболее значимых платоников. На первом месте стоит Плутарх: Кирилл прибегает (VIII 908ВС) к трактату «О “Е” в Дельфах» (17, 391F–392A и 20, 393АВ), в котором представлено учение о боге, отождествляемом самим Плутархом с полнотой бытия. Быть может, эта цитата была извлечена из той, к которой прибегает Евсевий в «Евангельском приуготовлении» (XI 11): Кирилл, так или иначе, подверг её ощутимому сокращению, выделяя то, что служило в пользу его доказательства согласия между тремя главными языческими философами и христианским учением.

Затем (917С) добавляется свидетельство Нумения, содержащее в себе учение о трех богах (фрагменты 11–12 des Places): первый фрагмент существенно сокращен, а из второго приводятся только начальные строки; быть может, Кирилл почерпнул его у Евсевия, «Евангельское приуготовление», XI 17, 11–18,5. Нумений, отмечает Кирилл, говорит о Боге, который един, прост и неделим, но затем он утверждает, что единое является также вторым и третьим: возможно, это обозначает то, что Нумений, как это делают христиане, редуцирует к единственной природе три божественные реальности, даже если он не прав, рассуждая о некоем втором и о некоем третьем боге. Ведь он противоречит самому себе, поскольку, заявив, что бог един, он в дальнейшем утверждает, что их трое. Но так или иначе, Нумений говорит, что Бог есть Отец Творца. Вот его собственные слова:

«Тот, кто хочет уразуметь истину относительно первого бога и относительно второго бога, должен прежде всего различать все вещи с точки зрения их порядка и правильного расположения; затем, если ему представится, что вещи заняли каждая свое место, он должен приступить к соответствующему рассуждению; иначе быть не может. Но после того, как он призовет бога, поскольку он есть первый принцип, который явит ему по ходу рассуждения сокровищницу мыслей, он должен начать со следующего: первый бог существует в самом себе и он прост, ибо, будучи всегда самим собой, он совершенно неделим — и второй бог, и третий бог суть единый бог. […] И следует считать, что первый бог есть отец бога творца».

Также и Плотин, «исключительно любящий изыскания, побуждается, так сказать, к тому, чтобы пробежаться по всем путям, поддающимся словесному выражению» (917D), и так высказывается относительно Блага. Речь идет о знаменитом месте из трактата V 1:

«Что мы должны сказать о совершеннейшей реальности? Ничто не происходит от нее, если только не учитывать, что величайшие вещи идут вслед за ней. Но вещь наивеличайшая после нее есть то второе, которое является Умом; и действительно, Ум её видит и нуждается только в ней, в то время как [Единое] не нуждается в Уме. Затем то, что порождено тем, что превосходит Ум, есть сам Ум, который в свою очередь превосходит все вещи; другие вещи идут вослед ему, а Душа, в определенном смысле, также является мыслью Ума и его энергией, как Ум — в отношении к Единому. Но мысль Души темна, поскольку она есть как бы некий образ Ума и ей необходимо взирать на Ум. Ум видит эту реальность, не будучи отделен от нее, но, поскольку после нее и между ними нет ничего, также нет ничего посредствующего и между Душой и Умом» (V 1, 6, 39 Henry–Schwyzer).