Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров - Юрий Брайдер

– Очень сомневаюсь, что это у вас получится! Зато уверен, скоро ты окажешься там, откуда я по глупости спас тебя! В сыром каменном подземелье! В кандалах и колодках! В парше и гное! В собственном дерьме! – орал он.

Казалось, потоку брани не будет конца. Первым потерял терпение Хавр. Он так хватил своим кубком по массивному серебряному блюду с заливным мясом, что вино и студень забрызгали обоих спорщиков.

– А не выпить ли нам еще по чуть-чуть? – заявил он. – Вы оба сказали друг другу столько теплых слов, что от них должно неминуемо пересохнуть в горле.

За столом наступило молчание, не менее тягостное, чем при прощании с покойником. И если совершенно протрезвевший Окш, похоже, уже начинал сожалеть о случившемся, то Эштра была настроена самым решительным образом.

Приняв от Хавра до краев наполненный кубок, она с самой недоброй интонацией произнесла:

– За что, по-вашему, я должна выпить? За погибель моего народа? За собственную смерть?

– Предложи тогда свой тост, – буркнул Окш, к побледневшему лицу которого стала возвращаться краска.

– За обоюдное примирение, например, – подсказал Хавр, потихоньку потянув клинок из ножен.

Однако слова его пропали втуне – с таким же успехом можно было призывать к компромиссу взбешенных баранов или проповедовать идеи всепрощения среди каннибалов.

Эштра, держа кубок с вином на отлете, с удивительной проникновенностью сказала:

– Я бы с удовольствием выпила за твою смерть, отродье Клайнора. И я, наверное, позволю себе эту маленькую радость, хотя твой дружок уже приготовил клинок к бою. Самое большее, что я успею сделать, прежде чем моя голова слетит с плеч, это выцарапать вам обоим глаза.

– Осторожнее, несравненная, – вкрадчивым тоном произнес Хавр. – Не забывай, ты уже пыталась дотянуться до меня руками. Нынче результат будет тот же. Я всегда успею ускользнуть. Для меня сделать шаг в прошлое или будущее так же легко, как для тебя переступить порог этой палатки.

– Ну и шагай себе! Посмотрим, что из этого получится! – Резким движением она выплеснула вино в лицо Хавру.

Он был давно готов к чему-то подобному и успел отпрянуть – как в координатах времени, так и в масштабах пространства. На какой-то миг все вокруг замерло. Хавр ясно видел и Эштру, застывшую в скульптурной позе злой колдуньи, окропляющей младенческой кровью алтарь сатаны, и неподвижного Окша, глаза которого странным образом смотрели в разные стороны, но еще не успели загореться ни яростью, ни удивлением, и даже повисший в воздухе розовый полупрозрачный слиток, окруженный облаком мелких бисеринок-брызг (это было то самое злополучное вино, чье внезапное освобождение из кубка явилось сигналом к тому, что от слов пора переходить к делу), однако сам не мог ни шевельнуться, ни даже моргнуть глазом.

Затем окружающий мир словно взорвался – все зазвенело, загрохотало, понеслось с неуловимой для глаза быстротой.

Эти чудеса не могли длиться долго, но когда время потекло для Хавра в прежнем ритме (вместо того, чтобы сидеть за столом, он с занесенным для удара клинком стоял теперь посреди палатки), Эштры на прежнем месте не оказалось. Да и Окш выглядел по-другому – зрачки, до этого направленные в противоположные стороны, теперь сошлись к носу, а шевелюра была полна осколков стекла.

– Интересно, кому из нас повезло больше? – пробормотал Хавр. – Одному досталось вино, а другому бокал.

Окш пришел в себя от первой же пощечины и, проявив завидную сообразительность, заорал:

– Быстрее! Если мы не настигнем эту тварь, могут случиться грандиозные неприятности!

Они одновременно кинулись к выходу, но тут же оказались в объятиях друг друга, словно встретившиеся после долгой разлуки друзья. На самом деле Окш воспользовался Хавром как опорой и наоборот. Ноги у обоих подкашивались, а каждая клетка тела, казалось, налилась свинцом.

– Сделай что-нибудь! – взмолился Хавр. – Ты же максар! Да еще мужчина! Не позволяй старой ведьме одурманить нас!

– Сейчас, сейчас…

Было видно, какие титанические усилия производит над собой Окш. Лицо его приобрело страдальческое выражение, каждая жилка на теле дрожала так, словно он силился удержать на плечах рухнувший небосвод. Зато от его взгляда можно было зажигать свечки. И мало-помалу незримые колдовские цепи, сильные именно тем, что отягощают они не тело, а душу, стали слабеть. Спустя еще несколько мгновений заклятие Эштры рассеялось окончательно, как это бывает, когда ушат холодной воды вырывает человека из сонной одури.

Лишь теперь они смогли толком разобраться в происходящем. А происходило вокруг черт знает что! Мало того, что Эштра сбежала в неизвестном направлении (и, возможно, не с пустыми руками), так еще и лагерь был объят паникой, порожденной скорее всего теми же силами, что заставляют мертвецов снова бросаться в битву.

Люди вели себя так, словно объелись белены, а вдобавок еще и обварились крутым кипятком. Лошади рвали поводья, лягались и грызли друг друга. Вечно сонные мерины сейчас ни в чем не уступали горячим жеребцам.

Даже не пытаясь утихомирить этот бедлам – не до того было, – они кинулись к палатке главнокомандующего. Еще издали стало видно, что ее полог сорван, а стража валяется на земле.

– Боюсь, сбываются мои самые худшие предчувствия, – крикнул Окш на бегу.

– Осторожнее! – предупредил его Хавр. – Она может быть внутри.

– Тем хуже для нее! – Окш вырвал клинок из рук Хавра и несколькими взмахами разнес златотканый шатер на части.

Все внутри находилось на своих местах. Отсутствовал один только «дырокол».

– Главное, не поддаваться отчаянию, – сказал Окш, хотя от него самого этим отчаянием несло за версту. – Все еще можно поправить.

– Хотелось бы надеяться, – буркнул Хавр.

– Ты что, не веришь мне?

– Верю… Но пока ты только машешь руками, а Эштра в это время уходит все дальше и дальше. Неплохо было бы ее догнать. Если это, конечно, возможно.

– Надо попробовать… С исчезновением этой твари ко мне вернулись все прежние способности. Сейчас ты сам убедишься в этом.

Он повел взором по лагерю, и люди, еще совсем недавно творившие такое, на что не способно даже взбесившееся зверье, стали затихать. Он глянул в сторону коновязи, и все лошади сразу умерили свой дикий норов.

– Это у тебя и раньше получалось, – сказал Хавр.

– Раньше – да. Но, связавшись с Эштрой, я стал ловить себя на том, что окружающие постепенно ускользают из-под моей власти… Во всем полагаясь на нее, я перестал изощрять свою волю. А это то же самое, что фехтовальщику забросить свои каждодневные занятия. Теряешь сноровку…