Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

Извините за арифметику. Но высокие холмы практически заслоняли от нас восток, поэтому Европа только раз в неделю поднималась над холмами, чуть проплывала над ними, висела там целый день — а потом разворачивалась кругом и садилась на востоке, именно там, откуда взошла. Вверх и вниз, точно лифт. Если вы никогда не улетали с Земли, не уверяйте меня, что это невозможно. Так уж оно и есть: Юпитер и его луны вытворяют иной раз забавные штуки.

Тогда Европа впервые совершала такое движение на наших глазах: маленькая серебряная лодочка как бы плыла по холмам, точно по волнам, подняв кверху свои рога. У нас возник небольшой спор, поднимается ли она еще или уже начинает снова садиться; все сравнивали показания своих часов. Некоторые клялись, что им заметно, как она движется, но они никак не могли прийти к согласию насчет того — в какую сторону. Через некоторое время я замерз и вернулся в палатку.

Но я радовался, что нашу дискуссию прервали. Интуиция подсказывала мне, что Поль высказался куда откровеннее, чем намеревался, и ему, наверно, будет неприятно вспоминать об этом, когда наступит светлая фаза. Я считал, что во всем виноваты снотворные таблетки. Конечно, эти таблетки приносят определенную пользу, но они вынуждают человека слишком много болтать и называть вещи своими именами — предательская это штука.

19. ИНОЙ РАЗУМ

К концу второй светлой фазы стало ясно — во всяком случае, Полю, — что эта вторая долина вполне годится. Она не была безукоризненной, и, возможно, где-нибудь за горным хребтом лежала долина получше, но для поселения она вполне подходила. По какой-то сложной системе, изобретенной Комиссией, Поль определил, что она годна на девяносто два процента, что превышало на семь процентов допустимый минимум. Ну а долина, вполне совершенная, если она где-нибудь есть, подождет тех колонистов, которые найдут ее… в один прекрасный день. Нашу долину мы назвали Счастливой, просто на счастье, а горы, высящиеся к югу от нее, стали именовать пиками Поля, несмотря на его протесты. Поль твердил, что это название все равно не официальное, а мы спорили и доказывали, что проследим, чтобы оно таковым сделалось, — и главный топограф Эйби Финкелыптейн так и записал на карте, а мы все расписались.

В третью светлую фазу мы уточнили некоторые детали и в принципе могли бы уже вернуться назад, если бы для этого существовал какой-нибудь способ. Но такого способа не было, так что нам оставалось с помощью таблеток пережить еще одну темную фазу. Некоторые члены экспедиции предпочли не принимать таблетки, а вернуться к более правильному режиму дня; иные круглосуточно играли в покер, но я в игре не участвовал: денег у меня не было, а закрывать все эти «стриты»[112] я был не способен. В эту темную фазу у нас еще возникали какие-то разговоры, но ни разу дело не дошло до таких серьезных тем, как в первую фазу, и никто больше не стал просить Поля изложить свое мнение о перспективах на будущее.

К концу третьей темной фазы мне уже порядком поднадоело, что я не вижу ничего, кроме духовки нашей портативной кухонной плиты, и попросил Поля, ненадолго меня отпустить. С начала третьей темной фазы мне помогал Хэнк. Он вообще-то работал помощником топографа, у него было задание делать снимки со вспышкой при темной фазе. Предполагалось, что он должен скрытым объективом снимать с южной возвышенности долину при свете мощной вспышки, которая будет произведена на возвышенности западной.

У Хэнка был собственный фотоаппарат, он его недавно купил и очень важничал, вечно нацеливая объектив на разные предметы. На этот раз он попытался сделать кроме официально заказанного ему снимка еще и свой собственный. Все пошло у него наперекосяк, заказанный снимок совсем не получился, к тому же он забыл во время вспышки прикрыть глаза, из-за чего ему дали больничный лист, и он поступил в мое распоряжение как кухонный ассистент. Вообще-то он скоро поправился, но Финкельштейн не захотел брать его обратно. Так что я попросил отпуск для нас обоих, чтобы нам вместе совершить куда-нибудь поход и заняться какими-нибудь исследованиями. Поль нас отпустил.

Да, я не сказал — в конце второй светлой фазы у нас поднялся было страшный переполох: поблизости от западной оконечности долины мы обнаружили лишайник и решили, что на Ганимеде существует своя местная жизнь. Но тревога оказалась ложной — более тщательное расследование показало, что лишайник не только принадлежит к земному виду, но даже был рекомендован советом по биономике для распространения.

Но эта находка доказывала одну очень важную вещь: жизнь распространялась по Ганимеду и укоренялась в точке, расположенной за три тысячи сто миль от того места, куда она вторглась. Мы много спорили, перенеслись ли споры по воздуху, или же наша команда принесла их на своей одежде, или причиной были люди, которые строили здесь энергетическую установку. Конечно, ни к какому решению мы не пришли. Но мы с Хэнком решили исследовать эти места и посмотреть, не отыщутся ли еще какие-нибудь образцы лишайника. Кроме того, эти места были в стороне от дороги, которой мы шли сюда из лагеря номер один. Полю мы не сказали, что отправляемся за лишайниками, потому что боялись, как бы он нам не запретил: лишайники эти нашли довольно далеко от лагеря. Он нас предупредил, чтобы мы не заходили слишком далеко и чтобы к шести часам вернулись: утром в четверг, в шесть, надо было сворачивать лагерь и переходить на стартовую площадку, куда за нами должен прилететь «Джиттербаг».

Я обещал, потому что действительно не собирался идти особенно далеко. Не очень-то меня заботило, найдем мы лишайник или нет: я чувствовал себя неважно. Но говорить про это не стал — не хотелось лишиться единственного шанса осмотреть местность.

Никаких лишайников мы больше не нашли. Мы обнаружили кристаллы.

Так мы и тащились вдвоем: я, несмотря на боль в боку, счастливый, точно школьник, которого отпустили на каникулы, и Хэнк, который делал никому не нужные снимки скал и потоков лавы. Хэнк болтал о том, что он продаст свой участок и поселится здесь, в Счастливой долине. Он сказал:

— Знаешь, Билл, ведь скоро понадобятся несколько настоящих ганимедских фермеров, чтобы подавать пример новичкам. А кто больше меня знает, как надо на Ганимеде фермерствовать?

— Да почти все, — ответил я.

Он проигнорировал мой выпад.

— В этой местности что-то есть, — продолжал он, оглядывая простиравшуюся кругом долину, которая выглядела точно Армагеддон после последней битвы. — Тут гораздо лучше, чем вокруг Леды.

Я согласился, что эта земля имеет свои преимущества.