Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

— Я хотел бы сейчас вернуться в барак,— сказал Барни.— Хорошо?

— Прекрасно. Привыкайте к местным условиям. Однако позвольте мне дать вам совет в отношении той девушки. В соответствии с законом Добермана — помните, он был первым, кто женился и развелся на Марсе,— интимные отношения на этой проклятой планете ухудшаются прямо пропорционально эмоциональной привязанности друг к другу. Даю вам самое большее две недели, и не потому, что вы заболеете, а потому, что таков средний срок. А ООН это поддерживает, поскольку — откровенно говоря — это означает большее количество детей, а значит, и больше колонистов. Улавливаете?

— ООН,— ответил Барни,— может не поддержать мою связь с ней, поскольку она основывается на несколько иных принципах, чем вы думаете.

— Нет,— холодно сказал Фейн.— Вам может так казаться, но я наблюдаю за всей планетой и днем и ночью. Я просто констатирую факт, а не критикую. Честно говоря, я вам симпатизирую.

— Спасибо,— сказал Барни и пошел в сторону барака, освещая себе путь фонарем. Висевший на шее маленький сигнализатор, который писком предупреждал его, когда он приближался — и, что важнее, когда он не приближался — к своему бараку, запищал громче. Звук этот напоминал кваканье лягушек в пруду.

«Я приму яд,— думал Барни.— И пойду в суд, и подам на этих выродков. Сделаю это ради Лео. Потому что я в долгу перед ним. Однако я не вернусь на Землю, или мне удастся это здесь, или не удастся вообще. Надеюсь, вместе с Энн Хоуторн, а если нет, то мне одному или с кем-нибудь другим — буду жить по этому закону Добермана, как предсказывает Фейн. Во всяком случае, “земля обетованная” находится здесь, на этой нищей планете.

Завтра утром,— решил он,— я начну очищать от многовековых наслоений песка участок под мой первый огород. Это будет моим первым шагом». 

 Глава 10

На следующий день Норм Шайн и Тод Моррис все утро учили его управлять бульдозером, пескоходом и экскаватором. Машины уже разваливались, но каждую из них, как старого коня, можно было заставить сделать еще одно усилие. Однако результаты были неутешительны: машинами чересчур долго не пользовались.

К полудню Барни уже окончательно выдохся. Поэтому он устроил себе перерыв и, отдыхая в тени огромного ржавого трактора, съел завтрак и запил его тепловатым чаем из термоса, который любезно принесла ему Фрэн Шайн.

Внизу, в бараке, остальные колонисты занимались тем, чем привыкли заниматься в это время; его это не интересовало.

Всюду вокруг он видел заброшенные, запущенные огороды; он думал о том, не забудет ли он скоро и о своем. Может быть, каждый новый колонист из последних сил пытается начать точно так же, пока его не охватывает уныние и бессилие. Но так ли все безнадежно? Вовсе нет.

«Весь вопрос в том, как к этому относиться,— решил он,— А мы... все сотрудники “Наборов П. П.” — охотно давали им выход легкий и безболезненный. А теперь появился Палмер Элдрич, чтобы положить этому конец. Мы сами проложили ему дорогу, и я в том числе,— и что теперь? Есть ли у меня возможность, как это назвал Фейн, искупить свою вину?»

Подошла Хелен Моррис.

— Как дела? — весело спросила она, присаживаясь рядом с ним, и открыла толстый каталог семян с большим символом ООН на обложке,— Смотри, что они доставляют бесплатно: все семена, какие здесь могут прорасти, включая репу.

Сидя рядом с Барни, она листала каталог.

— Однако здесь обитает маленький, похожий на мышь зверек — землеройка, который по ночам выходит на поверхность. Он все съедает. Тебе придется поставить самоходные ловушки.

— Ладно,— сказал Барни.

— Это впечатляющее зрелище, когда такая ловушка несется по пустыне, преследуя марсианскую мышь. Боже, ну и мчатся же они. Как ловушка, так и мышь. Для развлечения можно делать ставки. Я обычно ставлю на ловушку. Я просто восхищаюсь ими.

— Думаю, что я тоже поставлю на ловушку.

«Я испытываю большое уважение к ловушкам,— подумал он.— Иначе говоря, к ситуациям без выхода. Неважно, что написано на дверях».

— ООН также бесплатно предоставит тебе двух роботов. На срок не больше шести месяцев. Так что лучше спланируй заранее, как ты их будешь использовать. Лучше всего с их помощью прокладывать оросительные каналы. Наши уже довольно плохие. Иногда такой канал должен быть длиной миль в двести, даже больше. Ты можешь также договориться...

— Ни с кем я договариваться не буду,— перебил Барни.

— Но это действительно выгодно: найти кого-нибудь из живущих в ближайшем бараке, кто начал копать свой оросительный канал и забросил работу; купи у него то, что он успел сделать, и продолжай. Эта твоя девушка из Флэкс Блэк Спит переедет сюда и будет жить с тобой? — с любопытством спросила она.

Он не ответил, он смотрел в черное марсианское небо, даже в полдень усеянное звездами. Над ними пролетал корабль. Неужели торговец чуинг-зет? Значит, наступил момент, когда ему придется пожертвовать собой, чтобы спасти монополию Лео, разросшуюся межпланетную империю, которой он уже ничем не был обязан.

«Удивительно,— думал он,— сколь сильно может быть стремление к самоуничтожению!»

Напряженно вглядываясь в небо, Хелен Моррис объявила:

— К нам гости! Это не корабль ООН.— Она сразу же направилась к бараку.— Пойду скажу им.

Он сунул руку в левый карман, дотронулся до спрятанной там ампулы и подумал: «Смогу ли я это сделать?»

Это казалось невозможным, ничто в его прошлой жизни не могло бы объяснить подобного поступка.

«Может быть,— подумал он,— это от отчаяния, после утраты всего, что я имел».

Однако он не считал это причиной, причина была в чем-то другом.

Пока корабль садился на песчаной равнине неподалеку, Барни думал: «Может, таким образом я хочу продемонстрировать Энн правду о чуинг-зет. Даже если с этой целью нам придется прибегнуть к обману. Ведь если я приму яд,— думал он,— она не примет чуинг-зет».

Он интуитивно предчувствовал это. Этого было достаточно.

Из корабля вышел Палмер Элдрич.

Его узнал бы каждый: со времени катастрофы корабля на Плутоне газеты помещали одну его фотографию за другой. Естественно, снимки были десятилетней давности, но Элдрич мало изменился. Седой и костлявый, ростом в шесть футов с лишним, он ходил необычно быстро, размахивая руками. Лицо его было изможденным и морщинистым, как бы полностью лишенным жировой прослойки; как будто, думал Барни, в своей неудержимой алчности Элдрич сам пожрал энергетические ресурсы своего тела. У него были огромные стальные зубы, которые вставил ему перед отлетом на Проксиму чешский стоматолог. Эти зубы составляли единое целое с его челюстями и должны были служить ему до смерти. Правая рука у него была искусственной, настоящую он потерял двадцать лет назад во время охоты на Каллисто. Нынешняя была, конечно, лучше, поскольку позволяла пользоваться различными сменными кистями. Сейчас пятипалую, как у всех людей, конечность Элдрича, если бы не металлический блеск, можно было бы принять за настоящую.

У него не было и глаз. По крайней мере, в обычном значении этого слова. Ему сделали протезы — за цену, которую только он мог и хотел заплатить; их изготовили бразильские окулисты, перед самым его отлетом на Проксиму. Работа была великолепная. Протезы, подогнанные к глазницам, не имели зрачков и были неподвижны. Панорамный обзор обеспечивали два широкоугольных объектива, находившиеся за узкой горизонтальной щелью. Элдрич потерял глаза не из-за несчастного случая, в Чикаго неизвестные личности плеснули ему в лицо кислотой, по столь же неизвестным причинам... по крайней мере, неизвестным широкой публике. Элдрич наверняка знал из-за чего. Однако он ничего не сказал, никуда не жаловался; вместо этого он направился прямо к своим бразильским окулистам. Горизонтальная щель искусственных глаз, казалось, доставляла ему удовольствие; почти сразу же после операции он появился на торжествах по случаю открытия нового оперного театра в штате Юта и без смущения вращался в кругу себе подобных. Даже сейчас, десять лет спустя, такие операции были редкостью, и Барни впервые видел широкоугольные люксвидовые глаза системы Дженсена; они, а также искусственная рука с возможностью использования разнообразных конечностей произвели на него большее впечатление, чем он ожидал... или это было что-то другое?

— Мистер Майерсон,— сказал Палмер Элдрич и улыбнулся, в холодном, слабом свете марсианского солнца блеснули стальные зубы. Он протянул руку, и Барни машинально протянул свою.

«Твой голос,— подумал Барни.— Он идет откуда-то из другого места, не из...»

Он заморгал. Фигура Элдрича была бестелесной, прозрачной. Это была какого-то рода искусственно вызванная иллюзия. Барни внезапно осознал всю иронию происходящего: этот человек и так уже был в значительной степени искусственным, а теперь он лишился и остатков своего тела.