Нейромант. Трилогия «Киберпространство» - Уильям Форд Гибсон

погружаться на дно. Я почувствовал странное беспокойство, вдруг вспомнив, что он не рыба и может запросто утонуть.) – Джонс, нам нужен ключ к банку данных Джонни. Как бы его поскорее заполучить?

Огоньки дрогнули и погасли.

– Давай, Джонс!

БББББББББ

БББББББББ

БББББББББ

БББББББББ

БББББББББ

Белое магниевое сияние омыло ее лицо, свет лег ровным слоем, тени, залегшие под скулами, исчезли.

Снова тьма.

– Отличнейшее! Никаких примесей. Ну же, Джонс.

Г

ГГГГГГГГГ

Г

Г

Г

Голубой мертвенный свет. Распятие.

Пауза.

ККККККККК

ККККК

ККККККККК

ККККККККК

ККККККККК

Кроваво-красная свастика щупальцами отразилась в серебристых линзах Молли.

– Выдай ему обещанное, – сказал я. – Мы нашли что хотели.

Эх, Ральфи, Ральфи. Мордашка… Ну никакого воображения.

Джонс взгромоздил добрую половину своей бронированной туши на край цистерны, и я подумал, что металл не выдержит. Молли с размаху всадила иглу, угодив точно между двумя пластинами. Раздалось шипенье. Вновь вспыхнули лампочки, по раме, судорожно пульсируя, побежали световые узоры.

Мы оставили Джонса лениво покачиваться в темной воде. Быть может, ему снились сны о войне на Тихом океане, о киберминах, которые он обезвреживал, осторожно проникая в их внутренности с помощью своего «кальмара». Сегодня «кальмар» пригодился и мне, чтобы вытащить из чипа, запрятанного в моей голове, жалкий пароль Ральфи.

– Хорошо, пускай они дали маху, когда списали Джонса в запас со всей его оснасткой… Но как кибердельфин мог сесть на иглу?

– Война, – сказала она. – Они все там были такие. Что ты хочешь – на флоте их специально подсадили. Иначе попробуй заставь их работать.

* * *

– Не думаю, что эта ваша затея проканает, – сказал нам пират, пытаясь заломить цену. – Пробить канал на спутник связи, который нигде не зарегистрирован…

– Еще одно слово, и у тебя больше никогда ничего не проканает. – Молли уперла локти в исцарапанный пластик стола и нацелила на него указательный палец.

– Тогда, быть может, вы заплатите за свои микроволны где-нибудь в другом месте?

Да, чувак крутой, хоть и косит под Сони Мао. Родом из Ночного Города, не иначе.

Ее рука метнулась вперед и, скользнув по его куртке, целиком отсекла лацкан, даже не помяв ткань.

– Так что, по рукам или как?

– Да, – он уставился на срезанный лацкан, делая вид, что рассматривает его только из вежливого интереса, – по рукам.

Пока я настраивал два купленных заранее рекордера, Молли вытащила из кармана на рукаве куртки сложенный бумажный листок, на котором я записал пароль. Развернула его и молча прочла, медленно шевеля губами.

– И это все? – Она пожала плечами.

– Начинай, – сказал я, нажимая клавиши «ЗАПИСЬ» на обеих деках одновременно.

– Белый Христианин, – прочитала она вслух, – и его «Арийский регги-бенд».

Верный Ральфи. Фанат до самой могилы.

Переход к состоянию «идиот-всезнайка» не такой внезапный, каким его ждешь. Радиостанция пирата представляла собой кубическое помещение, выдержанное в пастельных тонах и скрывающееся под вывеской захудалого туристического агентства; похвастаться оно могло лишь столом, тремя стульями и выцветшим постером с рекламой швейцарской орбитальной клиники. Две стеклянные птички на проволочных лапках монотонно тянули воду из пластикового стаканчика, стоявшего перед ними на полке рядом с плечом Молли. Пока я входил в режим, движения их постепенно ускорились, и через какое-то время венчики на их головах, искрящиеся в свете ламп, слились в сплошные разноцветные дуги. Индикатор пластмассовых настенных часов, отсчитывавший секунды, превратился в бессмысленную пульсирующую сетку, а сама Молли и этот парень с рожей под Сони Мао словно погрузились в туман, лишь изредка я видел, как в тумане мелькают их руки, выписывая призрачные фигуры, напоминающие движения насекомых. А потом и они исчезли, растворившись в сером холоде статики, в котором не было ничего, лишь кто-то нудно бормотал на искусственном языке одну-единственную бесконечную поэму.

Без малого три часа просидел я, выпевая краденую программу покойника Ральфи.

* * *

Проспект тянется на сорок километров – сорок километров неровно состыкованных фуллеровских куполов, накрывающих то, что некогда было оживленной пригородной магистралью. Когда в ясную погоду здесь выключают освещение, солнечные лучи, пробиваясь сквозь многослойные акриловые перекрытия, превращаются в серую дымку. Очень похоже на тюремные наброски Джованни Пиранези. Три крайних южных километра проспекта – это Ночной Город. Ночной Город не платит налогов ни в государственную, ни в городскую казну. Неоновые светильники здесь давно мертвы, а геодезики почернели от копоти костров, на которых десятилетиями готовят пищу. И разве кто-нибудь разглядит среди густой полуденной темноты Ночного Города несколько десятков сумасшедших детей, прячущихся между балками перекрытий?

Два часа мы карабкались по бетонным ступеням и металлическим решетчатым трапам мимо ветхих мостков и покрытых пылью подъемников. Начали мы свое восхождение с площадки, похожей на заброшенную ремонтную платформу, сплошь заставленную треугольными сегментами купола. И повсюду вокруг мы видели все те же привычные, однообразные граффити, нанесенные аэрозольными баллончиками с краской: названия банд, чьи-то инициалы и даты, даты, даты – вплоть до самого начала века. Надписи преследовали нас по пятам, но чем выше мы забирались, тем их становилось меньше, пока наконец не осталась одна-единственная, повторяющаяся с настойчивым постоянством: НИТЕХИ. Большими заглавными буквами с подтеками черной краски.

– Нитехи – это кто?

– Только не мы, босс. – Она влезла на шаткую алюминиевую лестницу и скрылась в дыре, прорезанной в листе гофрированного пластика. – Примитивная техника, низкие технологии – вот что это такое. – Пластик приглушал ее голос; я осторожно полез за ней следом, оберегая побаливающую кисть. – Даже твоя затея с обрезом нитехам не покатила бы, слишком утонченная.

Где-то час спустя, когда я протащил свое тело сквозь очередную дыру, на этот раз грубо пропиленную в листе фанеры, я впервые наткнулся на нитеха.

– Все в порядке. – Рука Молли скользнула по моему плечу. – Это просто Пес. Эй, Пес!

Он стоял, освещенный узким лучом ее карманного фонаря, и рассматривал нас своим единственным глазом. Потом медленно высунул изо рта длинный серый язык и облизал выпирающие наружу клыки. Интересно, а можно ли считать трансплантацию челюстных тканей добермана примитивной технологией? Ведь не растут же иммуносупрессоры на деревьях.

– Молл. – Длинные клыки коверкали речь нитеха. С вывернутой нижней губы свисала капля слюны. – Слыш’л, как вы идете. Давно.

На вид ему было лет пятнадцать, но клыки, яркая мозаика шрамов и вдобавок вечно разинутая пасть превратили его лицо в настоящую звериную морду. Надо же было потратить столько времени и таланта, чтобы соорудить этакую образину! Впрочем, по достоинству, с каким он держался, было видно, что жить за таким