Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Зачем все мы всуе мятемся? зачем обольщаемся? Будучи почтены словом с умным чувством, зачем мы льнем к этому безчувственному свету? Имея совершенно невещественную и безсмертную душу, зачем мы заглядываемся на эти вещественные и тленные (предметы)? Зачем мы удивляемся, будучи совершенно безчувственны, и как слепцы, предпочитаем тяжелый (слиток) железа и этот большой (кусок) теста небольшому (количеству) золота или драгоценной жемчужине, как вещам безценным, и не ищем малаго горчичнаго зерна, которое драгоценнее и превосходнее всех тварей и вещей, как видимых так и невидимых? Почему мы не отдаем всего и не приобретаем его, и отчего готовы остаться в жизни, не стяжав его? Поверьте, что лучше многократно умирать, если бы это было возможно, только бы приобрести его — это малое, говорю, зерно.

Горе тем, которые не имеют его всеянным в глубине души своей, ибо они сильно взалчут. Горе тем, которые не видели, чтобы оно проросло в них, так как они будут стоять, как деревья без листьев. Горе тем которые не веруют слову Господню, что оно делается деревом и пускает ветви, и не ищут прилежно чрез хранение ума повседневнаго приращения этого малого зерна; так как в возделывании его они останутся ни с чем, как тот раб, который свой талант зарыл неразумно (Мф. 25:25). Одним из таковых являюсь и я, повседневно нерадящий.

Но, о нераздельная Троица и неслиянная Единица! о Свет триипостасный, Отче, Сыне и Душе, о Начало начала и власть безначальная, о Свет неименуемый, как совершенно безымянный, и с другой стороны многоимянный, как все совершающий, о единая слава, начальство, держава и царство, о Свет [существующий] как единая воля, разум, совет и сила, помилуй, сжалься надо мною сокрушенным. Ибо как мне не сокрушаться, как не печалиться, когда я легкомысленно презрел столь великую благость и милосердие Твое, безразсудно, несчастный, и нерадиво ходя путем Твоих заповедей? Но и ныне, Боже мой, благоутробно сжалься и помилуй меня, возгрей ту теплоту сердца моего, которую погасил покой жалкой плоти моей, сон, сытость чрева и неумеренность в вине. Все это совершенно погасило пламень души моей и изсушило живой источник слез. Ибо теплота рождает огонь, огонь же этот обратно — теплоту, и из обоих возжигается пламя, [и является] источник слез. Пламя производит потоки (слез), а эти потоки пламя; к ним возводило меня старательное упражнение в Божественных Твоих заповедях. С другой стороны соблюдение предписаний, при содействии покаяния, ставило меня на границе между настоящим и будущим. Поэтому, оказавшись внезапно вне видимых вещей, я впал в страх, видя, откуда я исторгнут. А будущее я видел весьма далеко, и когда я хотел его уловить, (у меня) возгорелся огонь любви, и мало–по–малу неизъяснимым образом превратился для зрения в пламя, сперва (только) в уме моем, а потом и в сердце. Это пламя Божественной любви обильно источало (во мне) слезы, и вместе с ними доставляло мне невыразимое услаждение. Итак, когда я, уверенный в себе, что пламя никоим образом не погаснет (ведь оно горит хорошо, говорил я), и вознерадев, неразумно поработился сну и насыщению чрева, и дав (себе) послабление, стал побольше употреблять вина, не допьяна напиваясь, однако досыта; немедленно угасла (во мне) любовь в сердце — это страшное чудо, то пламя, которое, достигая до небес, хотя и сильно во мне горело, однако не сожигало находящагося в недрах (моих) сеноподобнаго вещества, но все его, о чудо, превращало в пламя; и сено, прикасаясь к огню, совершенно не сгорало, но напротив огонь, охватывая собою сено, соединялся (с ним), и все его сохранял невредимым.

О сила Божественнаго огня, о чудное действие! Ты, от одного страха лица Твоего разрушающий скалы и холмы, как Ты, Христе Боже мой, смешиваешься с сеном, всецело Божественною сущностью, Ты — живущий во свете совершенно нестерпимом, Боже мой? Каким образом, пребывая неизменным и совершенно неприступным, Ты сохраняешь вещество этого сена неопалимым, и [в то же время], сохраняя неизменным, все его изменяешь? И оно, оставаясь сеном, есть свет, свет же тот не есть сено; но Ты, будучи светом, неслиянно соединяешься с сеном, и сено, неизменно изменившись, делается, как свет. Я не выношу (того, чтобы) покрыть молчанием чудеса Твои; я не могу не говорить о Твоем домостроительстве, которое Ты соделал со мною распутным и блудным, и не могу удержаться, чтобы не разсказывать всем, Искупителю мой, о неисчерпаемом богатстве Твоего человеколюбия. Ибо я хочу, чтобы весь мир почерпал от него, и чтобы никто не оставался совершенно лишенным его. Но прежде, о Всецарю, возсияй во мне снова, вселися и просвети смиренную душу мою; ясно покажи мне лик Божества Твоего и весь невидимо явися мне, о Боже мой. Ибо Ты не весь видишься мне, хотя и весь являешься мне. Будучи весь неуловим, Ты желаешь и бываешь для меня уловимым; будучи невместим во вселенной, Ты поистине делаешься как бы малым в руках моих, и вращаемый в устах моих, видишься сверкающим, как световидный сосец и сладость, о чудное таинство! Так и ныне дай мне Себя, чтобы я насытился Тебя, чтобы поцеловал и облобызал Твою неизреченную славу, свет лица Твоего, и наполнился (их) и преподал тогда и всем прочим, и преставившись, пришел к Тебе весь прославленный. Сделавшись от света Твоего и сам светом, я (таковым) предстану Тебе, и тогда избавлюсь от этих многих зол и освобожусь от страха, так чтобы опять уже не изменяться. Ей, дай мне и это, Владыко, ей, даруй мне (также) и это, туне все прочее мне недостойному даровавший. Ведь это нужнее всего, это и есть все. Ибо хотя и ныне Ты видишься мне, хотя и ныне Ты благоутробен (ко мне), и просвещаешь меня, и таинственно научаешь, и покрываешь, и хранишь державною Твоею рукою, и соприсутствуешь (мне), и демонов в бегство обращаешь и делаешь невидимыми, и все мне покоряешь, и все доставляешь мне, и всех благ исполняешь меня, о Боже мой; но от этого не будет мне никакой пользы, если Ты не дашь мне непостыдно пройти врата смерти. Если князь тьмы, придя, не увидит сопребывающую мне (Твою) славу, и не будет, омраченный, совершенно посрамлен, быв опален Твоим неприступным светом, и вместе с ним и все сопротивныя силы не обратятся в бегство, увидев (во мне) знак печати Твоей, и я, уповая на Твою благодать, не прейду совершенно безтрепетно, и не припаду (к Тебе), и не сокрушу их; то какая мне польза от того, что ныне во мне совершается? — Поистине никакой, но (это) возжжет для меня еще больший огонь. Ибо, надеясь быть причастником (Твоих) благ и вечной славы, и рабом Твоим и другом, если сразу я лишусь всего и Тебя Самого, Христе мой; то как мучение то не будет для меня более тяжким, чем неверным, которые ни Тебя не познали, ни света Твоего возсиявшаго не увидели, ни сладости Твоей не насытились? Если же мне придется получить тот залог, достигнуть тех наград и почестей, которыя обещал Ты, Христе, уверовавшим в Тебя, то и я тогда (также) блажен буду, и восхвалю Тебя — Сына со Отцом и Духа Святаго, единаго воистину Бога во веки веков. Аминь.

Гимн ХХII

Божественные вещи ясны (и открыты) одним только тем, с которыми чрез причастие Духа Святаго весь со всеми соединился Бог.

Скажи, откуда приходишь Ты и как входишь внутрь келлии, отовсюду запертой? Ведь это — нечто необычное, превышающее ум и слово. А то, что Ты весь внезапно внутри меня бываешь и светишь, будучи видим светообразным, как полная света луна, — это, Боже мой, изумляет меня и делает безгласным. Знаю, что Ты — Тот, Кто пришел просветить седящих в тьме (Лук. 1:79), и ужасаюсь, и лишаюсь мыслей и речи, так как вижу необычайное чудо, превосходящее всякую тварь, всякую природу, всякое слово. Однако я поведаю ныне всем то, что Ты даруешь мне сказать.

О всякий род людской! цари и князья, богатые и бедные, монахи и миряне, и всякий язык земнородных, послушайте ныне меня, (намеревающагося) говорить о величии человеколюбия Божия. Я согрешил пред Ним, как никто другой в мире. Пусть не подумает кто–либо, что я говорю это по смирению. Ибо поистине я согрешил более всех людей, я соделал, говоря тебе кратко, всякое греховное и злое деяние. Однакоже Он призвал меня и тотчас, как я знаю, услышал. Но к чему, полагал бы ты, Он призвал меня? к мирской ли славе, или к роскоши и упокоению? к богатству ли, или к дружбе князей, или к чему–либо из того, что мы видим здесь в жизни? — Прочь клевета! Напротив к покаянию Он, говорю я, призвал меня, и я тотчас последовал зовущему Владыке. Итак, за бегущим и я бежал, за текущим и я опять гнался, как за зайцем — собака. Когда же Спаситель далеко ушел от меня и скрылся, я не предался отчаянию и, как потерявший Его, не обратился вспять, но, сидя на том месте, где я находился, плакал и рыдал, призывая скрывшагося от меня Владыку. Итак, когда я так бился и вопил, Он, весьма близко приблизившись ко мне, стал для меня видим. Видя Его, я вскочил, стремясь ухватиться за Него. Но Он скоро убежал. Я побежал быстрее, и потому успел неоднократно уловить край (одежды) Его. Он немного остановился, (чему) я чрезвычайно обрадовался. И (снова) Он улетел, и я снова погнался. Таким образом, хотя и ушел приходивший и скрылся явившийся, но я отнюдь не обратился вспять, не обленился и не ослабил бега, никоим образом не считая Его за обманщика или искусителя моего; но всеми силами своими и способностями стал искать Того, Кого (уже) не видел, осматривая пути и заборы, не явится ли Он (мне) где–либо. Обливаясь слезами, я разспрашивал о Нем всех, некогда видевших Его. Но кого (это), предполагаешь ты, я говорю — разспрашивал? Думаешь ли, что я (разумею) мудрецов и знатоков мира сего? — Конечно, нет; но — Пророков, Апостолов и Отцов, поистине мудрых, стяжавших всю ту премудрость, которая есть Сам Христос — Божия Премудрость. Итак, со слезами и великою скорбью сердца я упрашивал их сказать мне, где они некогда видели Его, или в каком месте, или как и каким образом. (Выслушав) ответ их ко мне, я побежал изо всей силы, совершенно не спал, но насиловал себя самого; посему и увидел Желаннаго моего; но Он виделся мне недолго. Увидев Его, я быстро, как выше сказал, погнался. Итак, когда Он увидел, что я все вменил в ничто, и даже все, что в мире, с самим миром, говорю, и всех находящихся в мире (людей) от души с чувством считаю как бы несуществующими, и что чрез такое настроение я отделился от мира; то весь всему мне дал увидеть Себя, весь со всем мною соединился — Тот, Кто пребывает вне мира, Кто носит мир со всем находящимся в мире и рукою одною содержит видимое с невидимым. Итак, Он, послушайте, встретившись, нашел меня; откуда же и как Он пришел, я не знаю. Ибо как мог я знать, откуда Он — здесь или откуда пришел Он, когда никто из людей никогда ни видел Его ни познал, где Он находится, где пасет, где почивает? Ибо Он совершенно не видится, совершенно не постигается, обитает же в неприступном свете, и есть Свет триипостасный, неизреченным образом [пребывающий] в неограниченных пространствах — неограниченный Бог мой, один Отец, (один) также Сын с Божественным Духом, едино — три, и три — один Бог неизъяснимо. Ибо слово не в состоянии выразить неизъяснимое, ни ум — ясно постигнуть.