Твердь небесная - Юрий Рябинин

– Что ж, пожелаем здоровья Савве Тимофеевичу, – как-то загадочно-многозначительно произнес Павел Павлович.

Таня оказалась совершенно права, подумав, как, наверное, старший Дрягалов полюбит кроткую, трудолюбивую свою невестку, как будет заботиться о ней, опекать ее. Только Таня несколько опоздала с таким выводом: позволив сыну жениться, Василий Никифорович уже вполне составил представление, кто такая Леночка, уже разглядел ее всю насквозь и полюбил всею душой. Времени, проведенного вместе с ней в путешествии, ему для этого более чем достало.

Вполне осознавая, что его образованная невестка сидеть безвыходно дома в светлице за бесконечною пряжей – этим символом женской доли в патриархальном семействе – не будет, Дрягалов вскоре после свадьбы предложил Лене достойное занятие – быть главною счетоводкой над всеми его магазинами. Он планировал к осени наконец отстроить новый, самый большой из всех, магазин на Мясницкой со счетоводческою конторой при нем и посадить туда Лену начальницей. Но Лена попросила Василия Никифоровича никакими властными полномочиями ее не наделять и начальственных должностей не предлагать. У нее были другие планы. Она еще в Китае, насмотревшись на раненых, на их муки, решила, что, возвратившись в Москву, непременно пойдет учиться на медицинские курсы и станет, как папа, докторицей. А пока, чтобы не сидеть дома, – она и дня не выдержала бы в затворе! – Лена поступила сестрой милосердия в госпиталь, где служила ее подруга Таня.

Но если Лена все-таки предпочла бы оставаться дома, неприятности от такого ее замкнутого времяпрепровождения отчасти искупались бы приличным комфортом существования. Старший Дрягалов об этом позаботился исключительно добросовестно. Прежде всего, он полностью выделил молодым их половину – весь второй этаж. Василий Никифорович сразу объявил Диме и Лене, что в этих покоях отныне они полные владельцы. Узнав, что невестка обучена музыке, он попросил Лену непременно перевезти от родителей ее «Беккер». А сам еще поставил им в гостиную музыкальную машину Патэ.

Сам Дрягалов не держал никаких иных книг, кроме религиозных. Но, зная об обычае благородных семейств иметь библиотеки, Василий Никифорович подсказал Диме завести им с Леной сочинителей: может быть, невестка почитать чего захочет на досуге. Дима не замедлил исполнить дельный родительский совет: он в ближайшее воскресенье взял батюшкины санки и поехал на Сухаревку. Возвратился Дима довольный, счастливый с целым чемоданом добротно переплетенных, с кожаными тиснеными корешками, книг. Как Лена смеялась, когда вечером разбирала покупки мужа: самыми ценными экземплярами в этой их благоприобретенной семейной библиотеке были Боборыкин, Пазухин, Потапенко и Жорж Занд, остальное – вообще что-то на уровне милорда глупого.

Зато у Леночки с тех пор появилась новая интереснейшая забота: она очень тактично, чтобы не дай бог не уязвить Диминого самолюбия, стала просвещать его во всяких эстетических отраслях, в чем бывший реалист, конечно, существенно уступал бывшей гимназистке. Едва прошел пост, она стала водить Диму по театрам. Но, прежде всего, Лена взялась за литературу. Так, вечерами она брала книгу, – не из тех, разумеется, что принес Дима, а что-то из своего собрания, – и, найдя там какой-то полезный, с ее точки зрения, фрагмент, принималась читать вслух. Дима очень уважительно относился к забавам любимой, – он слушал ее внимательно, никогда не перебивая, и лишь по окончании чтения иногда задавал какие-то вопросы. Так уже за первые недели супружества, наставляемый отменно образованною и изумительно учтивою женой, Дима познакомился с лучшими образцами творчества самых знаменитых русских авторов.

Скоро слух о литературных занятиях во втором этаже главного дома распространился по всей дрягаловской усадьбе. Сам владелец заинтересовался узнать: что за представления устраиваются у молодых? И как-то Василий Никифорович попросился у Леночки позволить ему тоже послушать их чтения. Разумеется, Лена не возражала. В тот вечер она читала последнюю пьесу ее любимого недавно умершего Антона Павловича Чехова «Вишневый сад». Дрягалов не просто заслушался, – он натурально участвовал в пьесе, так велик был его интерес. После иных монологов или реплик Василий Никифорович восклицал: «Законно!», – если был согласен с персонажем; или чаще: «Ну уж!», «Как не так!», «Вот что делают!», – если ему что-то приходилось не по нраву. Единственное, на слова Лопахина он никак не отзывался, но только хитро щурился, иногда усмехался и скептически покачивал головой.

Так у них эти семейные вечера с книгой вошли в обычай. Причем вскоре к ним присоединился и еще один участник, – Мартимьян Васильевич также пожелал быть слушателем своей новой родственницы и почти всякий раз теперь велел слугам поднимать его с коляской в апартаменты к брату.

От души приветствуя Леночкины планы учиться на курсах и прямо восторгаясь ее подвижническою службой в госпитале, Василий Никифорович, тем не менее, не оставил идею и как-то занять невестку по дому. Нет, он вовсе не заботился, как бы недюжинные способности и добродетели его невестки, находящие применение в основном где-то в общественной сфере, использовать, прежде всего, именно в их семейных интересах, – Лену никто ни в чем не неволил. Но Дрягалов пекся о том, чтобы иные, пускай и чрезвычайно важные, заботы не помешали ей стать настоящею хозяйкой в доме: а то если сразу не привыкнет, потом и подавно не захочет хозяйствовать. А тогда и самой туго придется, и сына Дмитрия ничего хорошего не ждет, – на что ж тогда было жениться?

Дрягалов, разумеется, и в мыслях не имел обязать Лену исполнять черную работу: там, скажем, надзирать за кухарками, руководить горничными, а то и самой взять часть их забот. Он придумал для нее должность достойную и почетную – быть распорядительницей на всех домашних торжествах. Тут уж без дела не останешься! – в доме постоянно какие-то званые: то на праздник, то на чьи-нибудь именины, то по поводу заключения сделки. Только успевай принимать. Причем, если прежде у Дрягалова гости бывали в валяных сапогах и поддевках на крючках, имевшие всего ученья – от отца лозою и довольствующиеся угоститься единственною чаркой водки, то теперь его навещали почти сплошь господа с университетским образованием, в накрахмаленных пластронах под фраками, тонкие ценители заграничных вин и из отечественной кухни предпочитающие только resturgeon и caviar grenu [31], как они заучили по парижским меню. Понятно, для таких визитеров и прием должен быть соответствующий. Таких встречать в сенях рюмкой на блюдце не будешь.