Твердь небесная - Юрий Рябинин

Выход новобрачных был царски торжественен: толпа как-то сумела расступиться, и в узкий проход полетели цветы. Дима помог Леночке взобраться в белую кибитку, запряженную тройкой орловских, и изумительный экипаж во главе бесконечного поезда помчался на другой конец Москвы – на Малую Никитскую.

Дома молодых и их званых гостей ждал грандиозный обед. Самая большая зала жарко протопленного дрягаловского особняка была до тесноты заставлена столами. До мясопуста оставались считаные дни, и, верно, чтобы гости насытились впрок тем, чего за долгий пост им отведать уже не придется, столы прямо-таки ломились от скоромного: поросята лежали ненамного реже того, когда они в лучшие свои дни сосут матку, филеи и копченые окорока занимали целиком аршинные тарелки, сортов колбасы нельзя было и перечислить. Гораздо реже, чем поросята, стояли бутылки. И в основном, по обычаю старообрядцев, это были домашние настойки. В соседнем помещении поменьше разместились певчие и приглашенный Натальей Кирилловной оркестр гармонистов – эта зала была отведена для танцев.

Когда головной экипаж поезда остановился у дома Дрягалова, из дверей вышел сам почетный гражданин. Василий Никифорович, несмотря на мороз, был в одном костюме, в руках он держал образ. Трижды перекрестив сына с невесткой Спасом и дав им поочередно приложиться к нему, Дрягалов пригласил всех откушать хлеба-соли и не заходил сам в дом до тех пор, пока не прошли все до единого гости.

Когда все приглашенные расселись, причем молодых посадили по-старинному – напротив друг друга: Диму вместе с тещей Натальей Кирилловной с одной стороны стола, а Леночку, с отцом и свекром, – с другой; итак, когда все заняли отведенные им места, шафер объявил торжество начавшимся и предложил слово старейшему из гостей – известному фабриканту мануфактурных изделий.

Старик долго поднимался, позвякивая медалями, – его поддерживали под локти соседи, – кряхтел, кахикал. И, наконец, высоким дребезжащим голосом произнес:

– Господа! Позвольте мне предложить тост за новобрачных… – Он запнулся, очевидно, забыв, как зовут виновников торжества.

Ему кто-то из соседей зашептал: «Дмитрия», «Елену». Но престарелый мануфактур-советник, так и не вспомнив, закончил:

– …за новобрачных… князя и княгиню!

– Ура! Ура! Ура!!! – грянули молодые раскатистые голоса со всех сторон.

Старичок, услыхав крики, очень довольный произведенным впечатлением, обвел всех высоко поверх голов улыбающимися мутными глазами и опять с помощью соседей опустился на место.

После первого тоста несколько минут в зале не раздавалось других звуков, кроме позвякивания приборов о тарелки. Потом гости, то со стороны жениха, то со стороны невесты, стали поочередно подниматься и говорить речи и тосты. Коротко и красиво высказался по случаю Сергей Константинович. Он назвал замужество дочери перевернувшейся страницей его собственной жизни. «И, увы, – философски грустно добавил он, – конец этой интереснейшей книги теперь еще на одну страницу стал ближе».

Взяла в свое время слово и Капитолина Антоновна. Старая барыня вполне понимала, что, в сущности, находится в обществе своих бывших крепостных. Но такое общество ей было, пожалуй, самым знакомым, близким, может быть, и самым дорогим. Поднявшись с места, она оглядела всех так по-матерински снисходительно и одновременно так торжественно, что умолкли даже те неугомонные старички-говоруны, которые вечно на застольях, чуть пригубив вина, начинают без умолку что-то рассказывать соседям, не заботясь нисколько о том, слушает ли их вообще кто-нибудь и не мешают ли они прочим.

– Я на своем веку повидала свадеб, может быть, немногим меньше, чем здесь нынче всех людей собралось, – вздохнула Капитолина Антоновна. – Но, право, не припомню другого такого добра молодца жениха и лучшую красну девицу невесту. Разве только моя любезная невестка не уступит. – Она оглянулась на сидевшую от нее слева Таню. – Вот я вошла впервые в этот дом. Увидела хозяина – кормильца-батюшку. – Капитолина Антоновна слегка поклонилась Дрягалову. – Его людей. Устройство. И что же мне, многоопытной престарелой, сразу ясно стало? А стало ясно, что этот дом не будет для молодой той чужою стороной, на которую девица отправляется, будто в каторгу, со слезами горючими и причитаниями. Я увидела здесь людей правильных и основательных, роду честного, богатого. И родители невесты, то есть теперь уж мужниной жены, могут быть покойны – в новой семье дочка ваша не будет падчерицей. Истинно говорю. Но и тебе, лебедь, – сказала Капитолина Антоновна Леночке, – нужно теперь прилежать вдвое против прежнего. Не забывай: добрая жена дом сбережет, плохая рукавом растрясет! А ты, князь, – обернулась она к Диме, – помни наверно: не заботиться о жене – все равно как глаза своего не беречь. Хочется кривым ходить? Или вовсе слепым? Никогда! Вот так и жену береги, как глаз.

Гости натурально заслушались мудрую старицу. Дрягалов, лукаво прищурившись, что обычно у него являлось выражением восторга, смотрел на Капитолину Антоновну, но не забывал поглядывать и на сидевшую с ней рядом Таню, которую он и так уже сегодня иссверлил всю глазами, хоть и старался делать это незаметно. Слова барыни были для Василия Никифоровича в высшей степени лестными. А поучений, высказанных ею молодым, он сам испокон держался.

Когда все неплохо закусили и тосты стали менее связными, шафер объявил первую кадриль, которую молодые танцуют по отдельности, vis-a-vis друг с другом, как это называется по-заграничному: невеста с самым почетным гостем, а жених – с первою дамой на торжестве. С дамой все обстояло просто: таковою, безусловно, являлась Капитолина Антоновна. Старая барыня великодушно приняла ангажемент жениха и показала такое умение, что гости устроили ей потом овацию. А вот самый почетный гость, – а это был, по мнению преобладающей купеческой половины собрания, все тот же мануфактур-советник с медалями, – уже не то что танцевать, с места подняться не мог, а на все реплики в свой адрес отвечал единственно улыбкой и согласным покачиванием головой. Тогда менее многочисленная интеллигентская часть торжества в лице Сергея Константиновича выдвинула своего самого почетного гостя – старинного друга доктора Епанечникова, профессора медицинского факультета. С этим-то профессором Леночка и встала в пару.

После первой кадрили, дождавшись, когда утихнет восторг публики от мастерства Капитолины Антоновны, шафер объявил вторую кадриль, в которой теперь уже жених и невеста участвуют в паре. Тут уж все с удвоенным интересом вытянули шеи, – как же! молодые танцуют вместе! Грянула музыка. И пары закружились.