Однажды орел… - Энтон Майрер

— Что же ты делаешь? — ожесточенно спросил солдата Дэмон.

Хотиенец явно не понимал английского. Он нервно улыбнулся, поднял свободную руку и, сделав ею быстрый, выразительный и грациозный жест, означавший пожар, стрелой понесся дальше вдоль ряда хижин. Несколько хижин уже пылало. Кругом густыми клубами стлался вонючий, удушливый дым. До их слуха доносились все новые и новые зловещие команды; солдаты забрасывали хижины гранатами, поджигали их и продолжали быстро двигаться вперед. Вопли женщин и плач детей стали еще громче. Крайслер сделал судорожное глотательное движение, вытер рот. Старый крестьянин стоял на коленях на том месте, где его оставил Крайслер. Обратив лицо к своей объятой пламенем хижине и прижав к вискам распухшие, изуродованные работой руки, старик с удручающей размеренностью раскачивался верхней частью туловища взад и вперед. Морщинистое лицо его было искажено горем. Ветер трепал длинные седые волосы старика.

«Господи, что же это?» — спросил себя Крайслер, догоняя Дэмона, который быстро шел по направлению к двум американским советникам.

— Капитан! — окликнул генерал Дезотелза. Лицо Дэмона было искажено ужасом. Он не кричал, но голос его был отчетливо слышен в вое ветра и грохоте взрывов. — Капитан…

— Да, генерал? — ответил Дезотелз, отходя от своего коллеги.

— Вы сжигаете хижины…

— Да, сэр. Это делается по моему приказанию. Мы сжигаем все курятники, в которых есть бункера.

Дэмон презрительно посмотрел на офицера.

— Бункерами вы называете эти жалкие маленькие укрытия, слепленные из грязи?…

— Да, генерал. Их следует рассматривать как сооружения, имеющие наступательное значение.

— Но вы сжигаете и их одежду, их продовольствие, их рис… Как же они будут жить?

Дезотелз нахмурился.

— Их должны переселить в другое место, генерал. Всех жителей деревни.

— Кто дал разрешение на проведение этой акции?

— Генерал Тхо Хук, сэр. И генерал Бэннерман полностью согласен с ним.

— Понятно. Продолжайте, — процедил сквозь зубы Дэмон.

— Есть, сэр. — Дезотелз затрусил в дальний конец деревни, к постройке, напоминавшей сарай для хранения зерна.

Дэмон бросил на Крайслера и остальных членов миссии гневный взгляд и сказал:

— Пошли. Досмотрим все до конца…

Они пошли по деревне. Теперь пылали почти все хижины, над их полыхающими с трескучим ревом крышами взметались вверх огненные смерчи, осыпаясь густым дождем мерцающих искр. Воздух был отравлен горьким, зловонным запахом сгоревшего зерна и одежды.

На площадке перед сараем прямо в грязи корчился человек — парень лет семнадцати или восемнадцати. Обнаженный по пояс, он сидел на коленях со связанными за спиной руками. Рядовой хотиенской армии, склонившись над пленникам, угрожающе и настойчиво расспрашивал его о чем-то. Юноша молчал. После каждого своего вопроса солдат хлестал пленника гибкой бамбуковой палкой, и на лице и шее юноши вспухали ярко-багровые рубцы. Остальные молча наблюдали за допросом. Наконец юноша сказал что-то и опустил глаза.

— Что он сказал, Джи? — спросил Дэмон у Вилларетти.

— Говорит, что он крестьянин, выращивает рис и ничего не знает о Хай Мине.

— Он лжец и свинья! — вмешался ведущий допрос сержант, невысокий, крепкого сложения человек с жирным подбородком, и узким, как щель, ртом. Он спросил что-то по-хотиенски, вытащил из ножен штык и повторил вопрос, а затем ловким, поразительно небрежным движением полоснул пленника поперек груди. Кровь медленными кривыми струйками поползла по телу. Юноша содрогнулся и снова застыл.

— Ради бога… — гневно начал Форбс.

Сержант ухмыльнулся, опустил острие штыка к самому низу живота пленника и, слегка нажимая пальцами на рукоятку, повторил вопрос. Юноша молчал. Сержант нажал на рукоятку чуть сильнее, и клинок вошел в тело. По измученному, изуродованному лицу пленника потоками струился пот. Кровь стекала теперь ему на штаны, окрашивая темную ткань. Зубы пленника были обнажены в страшном оскале.

Крайслер отвел глаза. Стрельба уже почти совсем смолкла, и в наступившей тишине было слышно медленное, затрудненное дыхание пленника. «Боже всемогущий!» — ужасался Крайслер. За семнадцать лет службы в армии ему довелось повидать кое-какие мерзости, даже самые отвратительные. Приходилось и самому участвовать в них. В Вербомоне, на северном фасе Арденнского выступа, он помог остаткам вдребезги разбитой инженерной роты взорвать мост через реку Амблев под самым носом у немецких танков, а потом, скорчившись за грудой булыжника, в бессильной ярости смотрел, как на том берегу эсэсовцы выволокли из домов десятка два женщин и детей и, гогоча и ругаясь, расстреляли их. Он видел этот Schrecklichkeit[92] и еще многое другое. А на следующий день, когда в тумане глухо ревели двигатели танков, он, дрожа от холода в заснеженном окопе в районе Стумона, отплатил немцам. До того дня с ним никогда не случалось ничего подобного: добродушный, веселый, беззаботный — он был маменькиным сынком, — Джои Крайслер ни разу не терял самообладания. Но тогда, охваченный холодной яростью и каким-то радостным презрением к опасности, он скашивал появлявшиеся из тумана фигуры в черных мундирах. Перед ним были враги, эти монстры из СС, с нашивками-черепами, монстры, проповедующие террор и жестокость. Он не пожелал отступать дальше. Он остановился сам и заставил других остановиться рядом с собой. Их был сорок один человек, с четырьмя базуками, полдюжиной подрывных зарядов и двумя пулеметами. И ни в тот день, ни в последующие немцам не удалось продвинуться дальше по дороге на Льеж. Это была расплата за Schrecklichkeit.

В Корее Крайслер также видел кое-что, от чего его тошнило: изуродованные тела, пленные, расстрелянные в неубранном жнивье, дети, разорванные в кровавые клочья артиллерийским огнем. Крайслер видел еще, как угрозами и побоями вымогали сведения у взятых в плен немцев. То были удары, наносимые в отчаянии и неистовстве. Но ничего, подобного такому преднамеренному, огульному, бессмысленному и жестокому убийству беспомощного, беззащитного гражданского населения и таким извращенно жестоким пыткам пленных, как истязание, свидетелем которого он был сейчас, Крайслер еще никогда не видел. Это не война. Это не было уничтожением сил противника на поле боя. Это не было внезапным нападением из засады. Это нельзя даже назвать репрессалиями. То, что творилось сейчас у него на глазах, поразительнейшим образом напоминало Schrecklichkeit.

Цепенея от своего открытия, Крайслер посмотрел на Сэма Дэмона. На лице генерала застыло выражение безучастности. Затем генерал обратился к подошедшему Дезотелзу:

— А где же партизаны, капитан?

— Мы взяли троих. Двое убиты, а вот этот пленный…

— Который, очевидно, скоро тоже станет трупом. Задыхающийся, напрягающий свои последние силы, чтобы не закричать, пленник, опустившись грудью к бедрам, сложился почти пополам.

— Это единственный способ обращения с ними, генерал. — Дезотелз — высокий блондин с густыми бровями — казался очень серьезным и решительным. — Поначалу я… я был смущен некоторыми применяемыми здесь контрразведкой методами борьбы с повстанческим движением. Но иногда это единственный способ получить сведения.

— Он сообщил вам не слишком-то много, не так ли? — спросил Дэмон, указывая на пленного.

— Некоторые из них весьма непреклонны. Фанатики.

— Он был вооружен, когда его схватили? Дезотелз покачал головой.

— Они выбрасывают оружие, когда чуют, что их вот-вот схватят. У них постоянно действующая инструкция на этот счет. Чтобы не быть пойманными с поличным. Затем они надевают соломенную шляпу, берут мотыгу и сразу же превращаются в крестьян. Такова война, которую мы здесь ведем. — Он криво усмехнулся, но тотчас же быстро добавил: — Впрочем, мы захватили винтовку.

— Какого образца?

— Карабин М-1.

Верхняя губа Дэмона поползла вверх.

— Понятно. Вы хотите сказать, что удается возвращать кое-что из своего же собственного оружия.

— Да вроде того, генерал. В этом районе их чертовски трудно обнаружить. Там, в районе Нан Кена, в настоящей рисовой стране, можно, используя авиацию, обнаружить их. А здесь они удирают в джунгли, и выследить их невозможно. О, джунгли они используют весьма успешно!

— А как проходит блокирующая операция по ту сторону хребта?

— Там, видимо, возникли некоторые осложнения, сэр. Нам только что сообщили, что высаженную там группу здорово потрепали.

— Ясно.

С минуту Дезотелз молча ковырял землю обутой в тропический башмак ногой, затем сказал:

— Генерал, я сожалею, что эта операция не была более успешной. Частенько нам везет больше. Хотя, сказать по правде, иногда мы и вовсе никого не захватываем. — Он сделал отрывистый примирительный жест большим пальцем и мизинцем. — Может быть, этот маленький сукин сын сообщит нам что-нибудь полезное.