Госсмех. Сталинизм и комическое - Евгений Александрович Добренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пока этот момент не наступил, будут недоразумения. В советском варианте традиционного жанра разрешены два вида недоразумений. Один из них касается связи между людьми и функциями (когда одни и те же люди выполняют несколько разных функций, или же когда разные люди выполняют одни и те же функции, или же когда человек сливается с функцией, которую выполняет). Второй вид допустимых недоразумений касается сферы (личной или профессиональной), к которой следует относить тот или иной вид деятельности.
Примерам обоих видов недоразумений несть числа. Иногда их можно причислить (или кажется, что можно, — мы объясним эту оговорку ниже) к классическим водевильным приемам. В водевиле военной поры «Синий платочек» Валентина Катаева (1942) офицеры, оказавшиеся в тылу на короткую побывку с линии фронта, пытаются найти женщин, посылавших письма и посылки солдатам на фронт. Эти письма и посылки не были адресованы никому конкретно и часто не были даже подписаны, но их содержание не оставляло сомнений в том, что отправляли их красивые девушки. За исключением, конечно, тех случаев, когда это было не так. Оказывается, например, что синий платочек был аккуратно вышит двенадцатилетним мальчиком. Впрочем, сам он предпочитает думать о себе как о пионере, а не как о мальчике: «Валя: Я не мальчик. Бабушка: Знаю, знаю! Ты — пионер». Когда один из офицеров, Федя, решает, что непременно женится на красавице Вале, отправившей посылку с тем самым синим платочком, между ним и его другом происходит следующий разговор:
Федя. Я думаю, у моей Валечки золотые руки.
Вася. Это какая же твоя Валечка?
Федя. Та, которая этот платочек мне вышила. (Берет у Нади платочек.)
Вася. А ты почем знаешь, что она Валечка?
Федя. Письмо есть. Написано: «Валя».
Сюжет построен на подобных комических недоразумениях, когда один из офицеров ищет женщину, которая оказывается мальчиком-пионером, а другой убежден, что наконец-то отыскал ту, которой суждено стать его невестой, — и узнает, что речь идет о бабушке, и к тому же он называл не ту женщину не тем именем.
В «Благородной фамилии» Бориса Ромашова (1944) многие герои неверно понимают мотивы друг друга. Мать двух сыновей расстроена, потому что считает, что старший сын ухаживает за невестой младшего («Андрюша тоже хорош. У родного брата девушку отбивает. А та молчит и смеется. Вот и разберись»), в то время как на самом деле он просто пытается заставить младшего брата понять, насколько младшему дорога эта девушка, чтобы он вернулся к ней после поспешного разрыва. Бесстрашная дрессировщица диких зверей Елена, жених которой пропал без вести на фронте за год до описываемых событий, тоже пытается помочь. Чтобы поговорить с молодым человеком, она притворяется, что они — люди одной профессии (машинисты локомотивов), но, столкнувшись с удивлением его подруги, объясняет недоразумение так, как подобные недоразумения обычно объясняют в водевилях: «Вы меня за кого-то другого принимаете».
Как и предполагается в водевиле, и вообще в романтических комедиях, где «удовольствие заключается либо в том, чтобы быть непохожим на других, либо в том, чтобы быть принятым за кого-то другого», и где еще со времен древнегреческих комедий аудитории особенно ценили «подлоги и притворство, сопереживая и преимуществам, и опасностям, связанным с выдаванием себя за другого человека»[1096], в советских образцах этого жанра герои часто выдают себя не за тех, кем они являются на самом деле. В обществе, которое было остро озабочено потенциальной опасностью, исходящей от тех, кто скрывал свое настоящее «я» (тут можно процитировать пугающие-шутливые слова героев комедии Серго Амаглобели «Хорошая жизнь» (1934): «Лучше сомневаться, чем доверять… Человек — это звучит подозрительно…»), водевиль предоставлял возможность переводить все эти подозрения и страхи в контекст безопасной, веселой игры, конечная цель которой — сделать всех еще более счастливыми. Мы вряд ли когда-либо узнаем, смеялась публика над репликами в конце пьесы Амаглобели или же содрогалась, вспомнив о далеко не веселой реальности за стенами театра, но пьеса заканчивалась пением веселой песни всеми положительными героями; никого не арестовывали.
В «Благородной фамилии» мы узнаем, что приемный сын офицера в течение некоторого времени писал письма, которые ему якобы диктовал раненый солдат. На самом деле солдат был не ранен, а убит, и молодой парень пошел на обман лишь для того, чтобы защитить вдову убитого от невыносимой боли. Молодая вдова узнает об обмане в классической водевильной сцене, придя в дом подростка и его приемного отца (где последний в нее влюбляется) — и немедленно прощает обманщика. Это один из многих примеров, когда трагедии войны и традиционная комедия недоразумений и положений оказываются в чем-то схожими: люди исчезли, другие люди решили выдать себя за них, и кто-то поверил обману. В пьесе «Капитан в отставке» Алексея Симукова (1952) главный герой, только что вернувшийся с фронта после окончания войны, совершенно случайно оказывается в провинциальном городке. Он пытается выяснить, является ли девушка, которую он только что встретил, автором лирических стихов, каким-то образом попавших к нему на фронте. Выясняется, что романтические строки были отправлены девушкой, но написаны не ею, а для нее, только что эвакуированной в городок, и автор их — местный пожилой рабочий. Молодой капитан, конечно, разочарован, однако настоящий автор стихов не видит никакой причины для расстройства и не считает себя обманщиком. Для него совершенно естественно, что девушка решила передать другому человеку то, что принесло ей радость:
Сергей. Постойте… Но тогда, выходит, она здесь ни при чем?
