Белые пешки - Екатерина Звонцова

Ася, – зачем-то представилась она, хотя ее уже познакомили с классом.

– А я Петух, – радостным шепотом сообщил мальчик, осторожно огляделся на предмет коварной училки и спросил: – А ты «Бэтмена» случайно не смотришь?..

…Девочка лет двенадцати, с непривычно распущенными волосами, смотрелась в зеркало, а две ее ровесницы – черноволосые и зеленоглазые, как сестры, одна кудрявая, вторая лохматая – делали ей макияж. Одна подводила глаза, вторая красила губы.

– Тебе идет персиковый, – сказала восхищенно кудрявая.

– И перламутровые тени, – добавила лохматая. – А давай ты всегда будешь так ходить? В Орифлейме можешь такие же заказать! Это прям твой стиль!

– Не смогу… – Девочка отвела глаза. – Мне и незачем… хотя красиво.

Ее подружки понимающе переглянулись. Розовые резинки лежали на столе рядом. Пластмассовые кошечки смотрели злобно и надуто.

– Это твой стиль, – повторила кудрявая и протянула девочке тюбик помады. – А мне не идет, все равно хотела выкинуть. Мне темное идет, у меня большие губы.

– А мне синие тени идут, – сказала лохматая и протянула коробочку. – Тут все цвета не мои, нежные слишком. Мне их в подарок положили, они бесплатные. Бери.

Девочка упрямо замотала головой. Тогда лохматая взяла маникюрные ножницы, одну розовую резинку и угрожающе защелкала стальными концами в воздухе.

– Нет, нет! – всполошилась девочка. – Не трогай! Мама убьет, это…

Лохматая коварно ухмыльнулась:

– Тогда бери тени. И помаду. Бери, пока тушь не всучили.

И девочка сдалась.

…Девочка лет четырнадцати сидела на балконе и перебирала печатные страницы. Всего шесть глав, а стопень толщиной с кирпич. В трубку радиотелефона она говорила:

– Прочитала. Понравилось. Я тебе тут немного ошибки поправила и написала вопросы. Мне… не всегда понятно, почему персонажи так себя ведут. Потому что они так себя ведут у Толкина? Но ты не Толкин… Ты Макс. И герои у тебя другие. Нет-нет, мне правда понравилось. Только надо поработать.

Страницы все были в синих пометках. Девочка глядела на них и нежно улыбалась.

…Девочка лет шестнадцати склонялась к подруге с зеленой лентой в волосах и шептала:

– Да, вдруг получится? Ну… книга. Менделеев благодаря сну сделал таблицу, которой мучает весь мир, а мы можем сделать сборник.

– Которой будут мучиться школьники, когда она станет классикой? – подруга прыснула. – Ну ты даешь, Аська! А если никому она на фиг не будет нужна?

Девочка помедлила. А потом упрямо улыбнулась:

– Ну… нам же будет? Разве это не главное? Я очень хочу попробовать. Но одна боюсь.

Глаза подруги округлились. Она подергала себя за хвостик ленты, сморщила нос, осмотрелась и шепнула:

– Знаешь… вообще я тоже. Давай бояться вместе?

– Как Котенок Гав и Щенок Шарик. – И девочка под столом взяла подругу за руку.

В детстве она так не делала: папа руку обычно не давал, а мама – только если сама цапала за запястье, больно цапала, и сразу дергала, и тащила. Друзья же давали руку всегда, да еще улыбались. И это было здорово – сплести ладошку с ладошкой подруги или пальцы с пальцами Макса. Правда, девочке казалось, что так – все время хватаясь за кого-то – она никогда не вырастет. Но пока это было неважно.

…Девочка лет семнадцати смотрела «Бэтмена» по СТС и плакала. У нее изменилось все: город и школа, квартира и улица; выросла грудь; появились друзья; завелся парень; пропал парень. Но по каналу детства крутили все те же мультики – наверное, потому, что новые были каким-то ужасом. Иногда девочка хватала сотовый, набирала номер и слушала гудки. Трубку не брали. Не взяли ни разу. Только когда «Бэтмен» кончился, в сотовом ласково прошептали:

– Привет, Асёна. Да… вот такой вот я дурак.

Секунды три девочка молчала, а потом прошептала:

– Я без тебя не смогу.

И не смогла.

Девочка оттолкнула все протянутые к ней руки, потому что одну, самую важную, протягивали ей из сердца моря. Без нее остальные казались просто частью темного людского леса, корявыми ветвями разнопородных деревьев. Девочка отвернулась и побежала. Она искала море. А шесть деревьев людского леса повздыхали – да и потянулись к солнцу и небу.

Девочка не нашла море. Она бежала так долго, что заблудилась в чаще, где горели тысячи злых зеленых глаз. Сгустились тучи, стало темнеть, поднялся ветер – а девочку никто не искал, и ее тропа заросла. И только тогда девочка что-то поняла. Попыталась выйти. Ветки показали ей путь. Но уже росли слишком высоко.

Девочка протянула руку лохматой подруге, но та не заметила: сражалась с призраком, да так исколола себя лиловыми цветами, что прикасаться было страшно.

Девочка протянула руку кудрявой подруге – но та, защелкивая на ком-то наручники и слушая чей-то мат, не повернула головы.

Девочка протянула руку рыжему ученому – но тот не видел, говорил по голографической связи с принцессой Леей, шептавшей: «Помоги мне, Оби-Ван Кеноби. Ты моя единственная надежда».

Девочка протянула руку светловолосому художнику – но тот шагнул в раму своей картины, полной прекрасных лиц.

Девочка протянула руку своему соавтору – но та слишком запуталась, устала и перестала быть солнцем, обратив лик к звездам.

Девочка готова была даже протянуть руку доктору с пепельными волосами – но как всегда видела только его гордо выпрямленную спину и ослепительно белый халат.

И тогда к девочке подошел мужчина с глазами буддиста и манерами Крестного Отца. И протянул ей руку сам.

…Девочка крепко спала в своей постели, на спине. Она напоминала белого призрака. Черным пятном на ее груди свернулся щенок. Его глаза светились красным.

…Коротко остриженная девочка стояла над окровавленным телом прокурорского следователя и пристально смотрела на его бледное лицо. Когда он застонал в последний раз, присела на корточки. Улыбнулась. И с силой ударила по щеке, так, что голова мотнулась. Изо рта хлынула кровь.

– Предал короля, – прошипела девочка чужим голосом. – Убил моего парня. Забрал у меня Марину. Почему мы не убили тебя первым? Почему?..

За поворотом раздались шаги и голоса. Черная портьера заколыхалась. Девочка, все так же улыбаясь, поднялась, отступила в глубокую тень и пропала.

Дэн наконец не выдержал и упал сам. И тело, и рассудок, и душа – все стало одной отбитой, трясущейся тушей.

Эндшпиль

– Ничья, – прозвучал голос Валаара. – Но в вашем случае это ведь мат.

– Так подойди к белому королю.

Длинноволосый бродяга – Лорд – говорил глухо. Подняв к лицу руки тем же движением, каким делал это Дэн, он оглядывал мертвых. Они, изломанные, окровавленные, лежали вокруг и смотрели не в небо. Их небо было тут, внизу.

Вспоминая лихорадочные передвижения белых фигур, Дэн понимал: все