Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко

с Лукичом и предполагали, зональный этап не стал для нас камнем преткновения. Я в своей весовой категории почти все бои, кроме финального, закончил досрочно. Да ив финале соперника дважды отправлял в нокдаун. А мог бы и нокаутировать, но вроде как пожалел. Так что программа минимум по попаданию на чемпионат страны была выполнена. С середины мая начнём конкретно готовиться к турниру, по итогам которого будет комплектоваться олимпийская сборная.

22 февраля вышел второй номер нашего альманаха, который, как и первый, буквально смели с прилавком «Союзпечати». И это без всякой рекламы! Альманах реализовывался по всей стране, и при таком тираже на всех желающих его, ясное дело, не хватало, так что уже встал вопрос о повышении тиража. Хотя бы в два раза. Мешавкин, воодушевлённый темпами продаж, пообещал этот вопрос провентилировать на соответствующем уровне.

А 23 февраля в фойе областного драматического театра, который в моей истории в 90-е превратился в торговый центр (правда, театр к тому времени получил новое здание на Октябрьской площади), было не протолкнуться. А сколько ветеранов! У иных вся грудь в орденах и медалях, а другие из скромности предпочли планки. И не старые ещё, кому-то на вид и пятидесяти не дашь. Ну а что, война закончилась почти 27 лет назад, кто-то ушёл на фронт сразу после 10 класса, кто-то вообще приписал себе возраст. Не говоря уже о партизанских отрядах, там и подростки вовсю воевали, имели боевые награды. Когда я в той своей прошлой жизни уходил в, казалось бы, вечную тьму, ветеранов Великой Отечественной оставалось на весь Свердловск… то бишь Екатеринбург, единицы. А по всей стране, наверное, пара-тройка сотен. Тех, кто реально воевал, был ранен, контужен, а не отсиживался в тылу, чтобы потом на парадах бить себя пяткой в грудь и, раззявив вставные челюсти, кричать: «Да я за Родину кровь проливал! Где мои льготы?!».

Сегодня после торжественной части концерт, выступают и «Радиотехник», и «Свердловчанка» с Полиной, как всегда, в статусе солистки. Должна петь «Аист на крыше», как призыв к миру советской эстрады. Мог бы ей что-то новое «написать», были идеи, но раз уж худсовет попросил её выступить в сопровождении ВИА с этой песней – так тому и быть.

Сегодня я с пригласительным в кармане пиджака. Третий ряд, седьмое место. На первых двух власть предержащие и самые прославленные ветераны региона, включая председателя областного Совета ветеранов Василия Яковлевича Фирсова. Одной ноги нет у ветерана, потерял на фронте, но на протезе бегает на зависть многим двуногим. Вон он, кстати, с супругой, листают программку, что-то негромко обсуждают. Меня Фирсов вряд ли помнит, а я его ещё с первой своей жизни запомнил, он нам, первокурсникам, рассказывал о славном боевом прошлом свердловских добровольцев.

Его я разглядывал из-за кулис, куда заглянул, воспользовавшись своим положением. Сначала к «радиотехникам» зашёл, которые изрядно волновались, хоть и старались всячески делать вид, что огонь, вода и медные трубы для них давно пройденный этап. Ну-ну, орлы, я из вас ещё мировых знаменитостей сделаю. А что?! Захочу – и будут у меня хиты «Queen» исполнять. У Егорки вокал, конечно, не такой отчаянный, как у Меркьюри, но вполне себе приличный. А уж если на голоса разложить… В общем, подумаем.

Заглянул, само собой, и в гримуборную ВИА «Свердловчанка». Удивился, чего это музыканты стоят у двери, подпирая спинами стену, оказалось, Полина переодевается, и всех выгнала из гримёрки. Логично, им же одну гримуборную на всех выделили, а при пусть и своих ребятах, но всё же не мужьях, так сказать, и не родственниках, переодеваться моя жена стесняется.

– Жаль, что всего одна песня у нас сегодня, – посетовал Лёха-басист. – У нас в репертуаре ещё есть вещи, с которыми не стыдно было бы сегодня выступить.

– Что поделать? – развёл я руками. – Песни для концерта не я отбирал.

В этот момент дверь гримёрки распахнулась, в проёме показалась Полина:

– Я всё… Ой, Женька, а ты чего? – спросила она, выйдя в коридор и пропуская заходящих в комнату музыкантов.

– Да вот тебя проведать зашёл, а ты закрылась, не пускаешь, – я посмотрел на медленно закрывавшуюся сама собой дверь с табличкой: «Народный артист РСФСР Михаил Буйный». – Как настроение? Порвёшь зал?

– Да легко, – рассмеялась она. – жаль только, что всего с одной песней, и то не новой. Твои «радиотехники» и то две песни сегодня исполняют.

– Только что твои коллеги на это же самое жаловались. А я сказал, что я не член худсовета, иначе вы минимум три песни исполняли бы. Ладно, не буду отвлекать, настраивайтесь.

– Да успеем ещё, нам же закрывать торжественный вечер. Почти два часа торчать в гримёрке. Можно было и попозже, кстати, переодеться, что-то я поторопилась. От волнения, наверное.

Я не успел ничего ответить, так как в следующее мгновение краем глаза заметил быстрое движение слева по пустынному в этот момент коридору, и услышал голос, прокричавший каким-то истерическим дискантом:

– Я освобожу тебя!

А ещё миг спустя моё тело само совершило то, за что я ему впоследствии был очень и очень благодарен. А именно встретил прямым правой в челюсть долговязого незнакомца, который нёсся на нас в распахнутом коротком пальто, со здоровенным кухонным ножом в руке. Удар опрокинул его навзничь, он как шмякнулся плашкой на застеленный потёртым линолеумом пол, так и остался лежать неподвижно, выпавший из пальцев нож лежал рядом.

– Ой, мамочки!

Я чуть вздрогнул от неожиданного вскрика Полины. Она стояла, прижавшись спиной к стене, как недавно её музыканты, прижав к щекам ладони, и смотрела на меня округлёнными от испуга глазами.

– Женя, что это? – выдавила она из себя.

– Так, всё нормально, всё под контролем, – сказал я враз осипшим голосом. – Иди в гримёрку, я тут сам.

В этот момент дверь гримуборной открылась, в проёме показалась физиономия Лёхи.

– А что тут у вас…

– Всё нормально, – прокомментировал я, проталкивая мимо него в комнату Полину. – Слушай, сбегаешь до вахты, милицию вызовешь?

– А что слу… Ух ты!

Только сейчас он увидел лежащего на полу мужика и валявшийся рядом нож. А сзади него уже напирали другие любопытные музыканты ВИА «Свердловчанка».

– Псих какой-то, – выдвинул я самую универсальную и, возможно, верную версию. – Лёх, ну ты чего?

– Уже лечу!

Он сорвался с места, а я под взглядами начавшегося собираться народа, в том числе и «радиотехников», присел над казавшимся бездыханным телом. Хотя нет, вон жилка слабо бьётся. Лет за тридцать, лицо какое-то… Словно квашня, покрытое впадинками оспин. И такое у меня чувство, будто это тот самый