Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

1996

153. "Так дальше жить нельзя, - решил я, выпив пива...

"Так дальше жить нельзя, - решил я, выпив пива, -И что есть жизнь как не с самим собой борьба?.."С сей мыслью взяв бутыль, я стал в нее красивоПо капле из себя выдавливать раба.

Я аккуратен был, чтоб не наделать лужи,И делалось меня все меньше каждый миг."Пусть меньше, - думал я, - зато намного лучше.Пусть сгинет подлый Хайд, что в плоть мою проник..."

Мне нравился процесс. Хоть боли были долги,Я их воспринимал как ласки юных дев.- Ай, Чехов, сукин сын! - Пробулькал я в восторге,Сквозь темное стекло наружу поглядев.

1997

156. Тяжкость учения

Я дарил вам балладу с печальным концом,И звенели гитарные струны в крови,И швыряли в меня вы протухшим яйцом,И я пел, им смердя, о Великой Любви.

Вы смеялись над пылкой наивностью слов,Вы свистели, кричали презрительно "Фи!",И с вспорхнувшая с ясеня стайка орловЛицезрела величье Великой Любви.

Я в тоске покидал Гефсиманский ваш сад,Заливались в ночи петухи, соловьи;Я строфу поправлял и являлся назад,Чтобы снова вам петь о Великой Любви.

Вновь томаты гнилые стекали с меня,Вновь я правил строфу и шептал: "Селяви..."Но все тише и тише был день ото дняСмех над песнью моей о Великой Любви.

И однажды свершилось вдруг диво из див -Смех ваш в плач перерос, ибо струны мои,Струнам вашей души в резонанс угодив,Пробудили в вас жажду Великой Любви.

И когда мне ту жажду пришлось утолить,Я решил, молвив "Господи, благослови",Что не вам наконец-то могу посвятитья балладу свою о Великой любви.

1996

159. Ты телом и душой чиста...

Ты телом и душой чиста,Сродни мадоннам Леонардо,И чистые твои устаВлекут из чистого азарта.

С огнем напрасно ты шалишьИз чистой лишь любви к искусству,Ведь я подвержен чисто лишьНеплатоническому чувству.

Ты ищешь близости огняИз чистого лишь любопытства,Не представляя, как в меняВселяется нечистый быстро.

Он власть во мне берет, кипяНечистым рвением путчиста.О нем познанья у тебяТеоретические чисто.

Твоя свершает чистотаЧистейший акт самосожженьяИз чистого, как взгляд крота,Отсутствия соображенья.

Не жить, поверь мне, нам двоимЕдинством чистых убеждений.Я другом стать стремлюсь твоимИз чисто грязных побуждений.

1998

160. Диалектика статуса

Храбр я отнюдь не отсутствием страха,Я не бесстрашен, но истинно храбрИменно тем, что в предчувствии крахаВсе же проследовал в амфитеатр,

в тот Колизей, чья арена залитаКровью былых гладиаторов тех,Что вновь пришедшими были убитыВ схватках за царствие ваших утех.

Вот я с мечом выхожу на арену;Нынешний царь предо мною стоит,как Менелай, чью похитить ЕленуВзявший мой облик Парис норовит.

Пусть завладею я вами как призом,Пусть Менелаем вновь станет Парис,Пасть чтоб в сражении с новым Парисом,Где вы лишь палец направите вниз.

1993

161. ДАМА С СОБАЧКОЙ (Александру Т.)

Ты спросишь, где шлялся? Хороший вопрос.Отвечу: я виделся с некоей леди.В студеную зимнюю пору, в мороз,Пошел к ней, прочтя объявленье в газете.

Не то ты подумала явно, Наташ.Поверь мне, ужасная выдалась ночка.А к леди ходил я, ротвейлер чтоб нашЕе бультерьерихе сделал сыночка.

А ты бультерьеров видала хоть раз?Они оставляют при мненьи двояком.Наводит и общий их вид, и окрасНа мысль о романе меж крысой и хряком.

Ну, словом, понятно, что нашего псаСудить нам с тобою не следует строгоЗа то, что он сразу включил тормоза,Узревши такую красотку с порога.

Наш храбрый ротвейлер, могучий наш Грей,Имевший в активе всех шавок округи,На шкаф, взвыв от ужаса, вспрыгнул скорей,Откуда поскуливать начал в испуге.

– Стыдись, Грей, стыдись! – упрекнул я его. –Плохой пес, плохой!.. Нет, я все понимаю,Однако же, бизнес превыше всего,Ты должен, Грей, ну же! Ты сможешь, я знаю...

Внизу, встав на задние лапки, на псаКокетливо-алчно смотрела невеста –Призывно водя язычком, как гюрза,С трудом усмиряясь командою “Место!”.

Я пса понимал. Я бы сам заскулилВ связи с перспективой такого амура,Но бизнес есть бизнес. Я водки налил,Взглянув на хозяйку задумчиво-хмуро.

Забавно-загадочным образом таБыла со своею любимицей схожа –Такие же глазки и линия рта,И даже окраса подобного кожа.

И, полного штиля в штанах не тая,Я рявкнул с напором сотрудника СМЕРША:– Смотри же, трусишка, и делай как я!.. –И на пол свою повалил бультерьершу.

Так пса вдохновлять стал на подвиг и трудя личным примером, чреватым мозолью,И вскоре, подумав "и ты, дескать, Брут!",Пристроился Грей за своею Ассолью.

Как сделать такое мы с Греем смогли,Не выразит слог никакого Эзопа.И все ж, победив предрассудки свои,Примерно к утру мы управились оба.

Превратности бизнеса просто, Наташ.Включая и риск пристраститься к спиртному.Но есть тут и плюсы – взгляни-ка на нашБольшой гонорар по тарифу двойному!..

2001

162. СКРОМНОСТЬ ЛЕПТЫ

Русский лес был красив, как в цветных иллюстрациях к сказке;В небесах стрекотал то наш "Юнкерс", то сокол-сапсан.В униформе Эс-Эс, в сапогах и в приплюснутой каскеЯ прочесывал "шмайссером" лес на предмет партизан.

Шелестели дубы. Грациозно качалась березка.Загнивал партизаном не съеденный гриб-боровик.Успокоился дятел, схватив сотрясение мозга.Тарахтел где-то кляйн – как по-русски его? – грузовик.

"Ненавижу войну. И еще партизан ненавижу! –Прошептал я и длинную очередь дал по тайге. –Что мне в этой войне? Я обрел гонорею и грыжу,Да геройски был в задницу ранен на Курской дуге..."

Размышленья прервали какие-то новые звуки.Кто-то шел через чащу, сметая кусты на пути."Вероятно, медведь", – рассудил я уж было в испуге,Но то был не медведь, а девчоночка лет двадцати.

"Миловидна. Не то, что брунгильды берлинские наши.И, похоже, мужчины не знала еще никогда, –плотоядно решил я, сам женщин давненько не знавши, –Что ж, раз так, то легко поправима такая беда..."

– Хенде хох, – произнес я приветливым, ласковым тоном,Презирая себя за затасканный малость пролог.Лорелея уставилась взглядом железобетонным,Что в вину в обстоятельствах данных вменять я не мог.

Блеск славянских очей отливал сверхъестественной синью;Выраженье же их с тою синью являло контраст."Да, – подумал я с грустью, – придется прибегнуть к насилью.Добровольно мне эта малютка, пожалуй, не даст..."

– Партизанен? – спросил я девчонку, нахмурившись строго,И на русском, что знал из допросов с работой в связи,сообщил ей: – Я, фройляйн, сейчас полюбить вас немного... –Деформировав наше тевтонское "их либе зи".

Отобрав у дикарки большую бутыль самогона,Каковую она партизанам, должно быть, несла,Я глоток совершил грамм на двести, рыгнул беспардонноИ осклабился, как воплощенье вселенского зла.

– Подавись же, козел! – рассмеялась презрительно дева,На арийский мой лоб налагая славянский плевок.Я заехал прикладом ей в личико в приступе гнева;Фройляйн пала без чувств, и я в чащу ее поволок.

– Ненавижу войну, – бормотал я в слезах, одержимоизбавляясь от "шмайссера" и от тугого ремня, –До чего же нацистского я не приемлю режима!Наш майн-фюрер скотина и сделал скотиной меня..."

Разобравшись с девчонкой, за что не грозил мне Освенцим,Я в раздумиях мрачных продолжил по лесу бродить,Укрепивши средь русских ту самую ненависть к немцам,Что в итоге позволила им наш фашизм победить.

1997