Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

транспортов. Большинство из них ожидали в Трегье в Бретани и в Арфлёре на Сене. Другие находились на пути из Ла-Рошели. Около половины армии уже достигла своих портов отправления, и еще большее количество было собрано по всей северной и западной Франции. В течение последующих недель все они были распушены или использованы для других целей в условиях неразберихи, последовавшей за арестом коннетабля. В долгосрочной перспективе этот инцидент имел еще более глубокие последствия. Спустя годы он стал рассматриваться как начало затяжного политического кризиса, охватившего Францию в последние годы XIV века и первые два десятилетия XV века[872].

С момента своего назначения коннетаблем Франции в 1380 году Оливье де Клиссон находился в центре интриг, которые раздирали двор Карла VI. За исключением герцога Анжуйского, с которым он в свое время поддерживал теплые отношения, Клиссон никогда не был близок к королевским герцогам, главенствовавшим в королевском Совете. Но он был единственной крупной фигурой при дворе, не входившей в узкий круг королевской семьи, которая имела надежную собственную базу власти. Он был защищен своим постом, который по традиции занимал пожизненно, своим статусом собрата по оружию великого Бертрана Дю Геклена и своей репутацией, признанной даже его врагами, как самого способного французского военачальника своего поколения. Он также добился более близких личных отношений с молодым королем, чем это удавалось любому из его дядей. В дополнение к этим солидным политическим преимуществам Оливье де Клиссон обладал одним из самых больших состояний во Франции. Он не только владел обширными владениями в Нижнем Пуату и вокруг Жослена в центральной Бретани, но и, что необычно, распоряжался очень крупными суммами наличными. В то время, когда доходы от сеньориальных владений сокращались, а наличных денег не хватало, он проявил себя как способный бизнесмен, заработав значительные суммы на королевских пожалованиях, трофеях и военном жаловании. Клиссон грамотно инвестировал свои доходы, спекулируя землей и закладными и ссужая деньги под проценты короне и обедневшим дворянам. Мало кто во Франции мог предоставить короне 80.000 ливров для выплаты военного жалования, как это сделал Клиссон летом 1380 года, или предоставить монетным дворам 600 марок золота из собственных сундуков (эквивалентных 40.000 ливров) для чеканки денег для солдат, собранных для вторжение в Англию в 1385 году. Богатство такого порядка было мощным инструментом политического влияния[873]. Клиссон заявил о своих политических амбициях в начале нового царствования, построив внушительный парижский особняк, чья сторожевая башня до сих пор возвышается на улицей Архива, следуя моде на грандиозные парижские резиденции, заложенной величайшими территориальными феодалами. Как человек с большими амбициями Клиссона легко наживал себе врагов.

Из всех многочисленных врагов Оливье де Клиссона самой стойкой и едкой была его вражда к герцогу Бретонскому. После подчинения герцога Карлу VI в 1381 году неослабевающая враждебность Клиссона стала глубоко дестабилизирующим фактором в политической жизни Франции. Хотя оба человека теперь находились в одном лагере, они оставались соперниками за землю, влияние и власть в Бретани. Клиссон был лидером тех в герцогстве, кто всегда стоял за дом Блуа. Иоанн IV ответил на вызов, заключив тесный политический союз с Филиппом Бургундским. У Филиппа никогда не было теплых чувств к честолюбивому и амбициозному коннетаблю, который представлял единственную реальную угрозу его собственной власти. У коннетабля же был еще более упорный враг в лице герцога Беррийского. Они рассорились из-за попытки Клиссона расширить свое влияние в северо-западном углу Пуату, который был частью владений герцога. При всей своей власти и достоинствах герцоги Бретонский, Бургундский и Беррийский чувствовали угрозу со стороны Клиссона, чтобы заключить в 1384 году официальный союзный договор, который, прямо не называя коннетабля, был явно направлен против него[874].

Вряд ли участники этого пакта всерьез задумывались о его более широких последствиях. Но сознательно или нет, они отстаивали политическую модель, в которой Франция функционировала как коалиция региональных княжеств. Клиссон выступал за совершенно иной принцип правления. Он собрал вокруг себя разношерстную группу клиентов и союзников, чья вера в безраздельную власть короны была их главной отличительной чертой. Многие из них были чиновниками и придворными предыдущего короля, людьми, оказавшимися на обочине жизни при правлении королевских принцев с 1380 года. Они с большим подозрением относились к Иоанну IV. Некоторые из них были тесно связаны с наступлением на бретонскую автономию, которое омрачило последние годы жизни Карла V. Бюро де Ла Ривьер, ближайший друг Карла V в конце его жизни, был обязан своим выживанием при дворе в основном поддержке Клиссона. Жан ле Мерсье, один из выдающихся экспертов по военным финансам в предыдущее царствование, только сейчас восстанавливал часть своего былого влияния. Амбициозный и авторитарный первый председатель Парижского Парламента Арно де Корби и дипломат Николя дю Боск, епископ Байе, были администраторами и технократами, которые, как и другие, возвысились благодаря благосклонности Карла V. Их союзниками были Жан де Вьенн и Ангерран де Куси, оба видные противники интересов герцога Бретани при дворе, которые достигли известности в последние годы правления Карла V. Французский историк XIX века Жюль Мишле назвал этих людей мармузетами короля (les мarmousets du roi, маленькие люди короля), позаимствовав случайную фразу Фруассара, которая означала шептунов короля, людей, которые тихо говорили ему на ухо. И это название прижилось.

Однако мармузеты были не просто ностальгией по временам, когда они шептали на ухо всемогущему монарху. На протяжении как минимум полувека во французской политике существовала значительная группа сторонников того, что можно условно назвать административной реформой, но на самом деле это была сложная смесь морального пуританизма, финансовой экономии и враждебности к повальной коррупции в государственной службе. Это была программа Генеральных Штатов 1347 года, которая была принята по личным причинам королем Наварры и вновь проявилась в более жестокой форме во время гражданских войн 1350-х годов и городских восстаний 1381 и 1382 годов. Она имела много общего с программой политической оппозиции в Англии. Во французском политическом сообществе она опиралась в основном на чиновников государственной службы, Парламента и Церкви, из которых происходило большинство мармузетов. Люди их склада ума вряд ли одобрили бы правление королевских герцогов. Герцог Анжуйский при жизни разграбил королевскую казну, чтобы финансировать свои личные расходы и амбиции в Италии. Герцог Бургундский проводил французскую политику в основном в собственных интересах, получая огромные субсидии в свою пользу из французской королевской казны. Герцог Беррийский не обладал трудолюбием и политическими амбициями своих братьев, но у него был такой же неуемный аппетит к деньгам. Грант в 300.000 франков, предоставленный ему в 1385 году, стал самым крупным подарком такого рода за первое десятилетие царствования. Королю уже исполнилось восемнадцать лет, и номинально он был