Смута - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы? Как же вы? Ну да, вас провела я, но…
— В худшем случае мы вновь окажемся в 1-ом января 1973 года, милая. И ты поможешь нам вернуться, — улыбнулась бабушка. — Но, как мне кажется, способно твои возрастают. И ты словно вшиваешь нас в ткань здешней реальности. Это очень сложно объяснить, ещё сложнее обсчитать. Николай Михайлович за такие гипотезы, не подкреплёнными матаппаратом, меня на смех поднимет, это он умеет.
Однако главное — нас если и выбросит отсюда, то совсем нескоро. Часть деталей для аппарата уже тут, остальное Стас сейчас готовит. Так что мы не пропадём.
— А другие, которые в этот поток отправлялись, они тоже так, как мы, р-раз и обратно в ту же секунду?
— Нет, — очень серьёзно сказала бабушка. — Проходило некоторое время, всякий раз разное. Иногда — сколько присутствовали там, столько же отсутствовали и здесь. Иногда выходило быстрее, но никогда — медленнее, и мы головы сломали, пытаясь объяснить этот парадокс. Так и не смогли, вот только с твоим появлением что-то начало проясняться. Время-то в том потоке шло явно быстрее, иначе мы б и Пушкина не спасли. И вроде бы оно идёт быстрее, но никак не может обогнать наше.
— А, это как про «непреодолимую Апорийскую дорогу»? — вспомнила Юлька.
— О! — восхитилась бабушка. — Ты знакома со знаменитыми апориями Зенона?
— Не, — покраснела Юлька. — Просто вспомнила… книжка такая есть, я её люблю… «Магистр рассеянных наук». Там была такая дорога, Апорийская, которую никто не мог пройти, а героиня просто пробежала до конца, и всё…
— Именно, — улыбнулась бабушка. — Вот тут нечто подобное. «Их» время словно постоянно догоняет наше и никак не может догнать. Впрочем, так ли это сейчас важно, дорогая? Даже если какие-то загадки мы пока разрешить не сможем, это не значит, что не надо радоваться жизни и думать о каких-то иных вещах?
— А мы с Игорьком тут не будем учиться? — Юлька поняла намёк и сменила тему. — Вы говорили, ба…
— Говорила. Да вот только не знаю теперь, хорошая ли это мысль. Уж больно программы разные, по языкам особенно.
…Они вернулись, проведя в Петербурге 1915-го года почти два месяца; и да, вернулись в тот же день, час и минуту 1-го января 1973-го, когда уходили.
Возвращение прошло безо всяких происшествий, все спокойно покинули институт; продолжались новогодние каникулы, однако у Юльки на душе становилось всё тревожнее.
Как, и в самом деле, она станет жить, если старшие Онуфриевы окончательно поселятся в ином потоке? Что станет с Игорьком?
Наконец, она не выдержала и в упор спросила бабушку.
— Очень просто, милая. Твоя мама за чем поехала на Чукотку? — за деньгами, чтобы купить кооперативную квартиру. Ну так вот, с деньгами мы поможем. Появилась возможность, после визита… туда.
— Но это ж… ужасно дорого! — пробормотала ошарашенная Юлька. — Мама не возьмёт! Никогда не возьмёт!
— Не возьмёт, — кивнула бабушка. — Особенно, если «дать» просто так. Но как наследство — вполне.
— Наследство? — недоумённо пробормотала Юлька. — К-какое наследство?
— Самое обыкновенное. Бывает, что у людей есть дальние родственники, о которых они даже не подозревают. Не волнуйся, всё будет в порядке.
Юлька так не думала, но Мария Владимировна явно давала понять, что разговор окончен.
— И подумай сама, Юленька, если твоя мама захочет с тобой отправиться туда, к нам — будь уверена, она сможет рассчитывать на весьма обеспеченную жизнь.
— Там же женщин много куда не пускали! — Юлька изрядно поднаторела в реальностях 1915 года. — Женщина-инженер — да не бывало там такого!
— А теперь будет, — невозмутимо парировала бабушка. — Но это на твоё усмотрение, дорогая.
— А Игорёк? Он-то с кем останется?!
— С нами, конечно. Пока. Но при этом он, само собой, потом сможет выбирать, где ему находиться. Главное — учиться, а там видно будет.
— А его родители? Где они? В экспедиции?
Бабушка как-то по особенному поджала губы, вскинула подбородок.
— Не будем об этом, Юленька, милая. Очень тебя прошу. Ты всё поймёшь — в своё время.
Игорёк, к которому Юлька подступила с настоящим допросом, только помотал головой.
— Да я маму почти и не помню. Они с отцом всё время в «экспедициях». Я, пока маленький был, даже и не спрашивал, отчего так, ну, знаешь, как дети…
— А что за экспедиции?
— Не знаю. За границей где-то. В Африке, в Азии… Меня туда не брали, в отпуска родители не приезжали… Знаешь, Юльк, я, на самом-то деле, с ба и дедом хочу. Революцию там задавили, нормальная жизнь будет. Ну, а кино или книжки там… ты ж нас не бросишь, верно? Не знаю, как там с машинами для переноса будет, удастся ли тут новую устроить, полковник-то, Петров который, наверняка бдит! Да и наши, Стас и другие из лаборатории дедовой, тоже за ним следом собираются. Только б вот с Никаноровым ещё разобраться…
— Так он, небось, в 1915-ом так и остаётся? Если, конечно, ба права и он вообще там был.
— Вот будет с ним много хлопот, нутром чую!..
…Как ни странно, всё так и исполнилось. На Юльку и её маму вдруг, невесть откуда, свалилось завещание — отличная трёхкомнатная кооперативная квартира в строящемся доме на Пискаревке. Чего это стоило оформить — Юлька догадывалась, несмотря на юные годы. Однако вот как-то же смогли Онуфриевы-старшие, одолели бюрократию; маме на Чукотку улетели несколько телеграмм-«молний», но оказалось, что вернуться раньше она не сможет, только прилетит в отпуск.
А потом Онуфриевы снова отправились обратно. На сей раз Юльке удалось их провести точно, куда и следовало, причём впервые получилось попасть, куда и целили — в день конца 1915 года, всего на сутки отстоявшего от возвращения. Это она придумала сама, просто попробовать, после памятного её фиаско (как Юлька считала, это было именно фиаско) с семью потерянными годами — и всё получилось. Видать, нужно было один раз «проложить трассу», как шутил Николай Михайлович.
Жизнь кипела ключом. Читались лекции, проводились семинары, готовилось к запуску «дело» с лекарствами, а также с какими-то усовершенствованными электродвигателями, «регулируемыми электроприводами» и электрогенераторами; Онуфриевы-старшие были счастливы, и, глядя на них, как-то повеселел и Игорёк. Он готовился сдавать экзамены за классы реального училища, и Юлька вдруг с грустью поняла, что её друг, похоже, сделал-таки свой выбор.
А ей оставалось только ждать маму и…
И тоже делать свой выбор.
И
