Вся Агата Кристи в трех томах. Том 1. Весь Эркюль Пуаро - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все сходится, кроме одного, — сказал Пуаро, когда Джепп ушел. — Такое впечатление, что умер он своей смертью.
Сосредоточенно нахмурив брови, он смотрел на неподвижное тело. Порыв ветра всколыхнул шторы. Пуаро вздрогнул.
— Это вы, Гастингс, открыли тогда окна?
— Нет. Насколько я помню, они были закрыты.
Пуаро тут же поднял голову.
— Тогда были закрыты, а теперь распахнуты настежь. Что бы это могло означать?
— Кто-то влез в окно, — предположил я.
— Возможно, — согласился Пуаро, но видно было, что на уме у него что-то другое. Немного поразмыслив, он сказал:
— Я не это имел в виду, Гастингс. Если бы было открыто одно окно, я бы не удивился. Почему открыты оба, вот что мне непонятно.
Он вышел в гостиную.
— К окну в гостиной мы тоже не прикасались, а сейчас и оно настежь.
Подойдя к кровати, он снова внимательно посмотрел на труп и вдруг воскликнул:
— Ему в рот засовывали кляп, Гастингс. Засунули кляп, а затем отравили.
— Боже мой! — вырвалось у меня. — Полагаю, что результаты вскрытия покажут, чем он был отравлен.
— Они ничего не покажут, Гастингс. Он был, по всей видимости, отравлен парами синильной кислоты, которую ему поднесли к носу, в то время как ртом он не мог дышать. Затем убийца ушел, предварительно открыв настежь все окна… Синильная кислота обладает свойством быстро испаряться, стало быть, никаких улик. Разве что чуть уловимый запах миндаля. И учтите, что он сотрудник Интеллидженс сервис. И пять лет назад был послан в Россию.
— Да, но в больнице он был всего два года, где же он провел остальные три?
Пуаро вдруг схватил меня за руку.
— Часы, Гастингс, часы! Посмотрите на часы!
Я взглянул на камин. Часы на каминной полке показывали ровно четыре.
— Mon ami, кто-то их остановил. У них завода еще на три дня, а заводят их раз в восемь дней.
— Но зачем их остановили? Не хотел ли кто-то сообщить, что преступление было совершено в четыре часа?
— Нет-нет. Сосредоточьтесь, мой дорогой друг. Напрягите свои серые клеточки. Вы — Меерлинг. Возможно, вы что-то услышали и поняли, что ваша участь решена. У вас есть время только для того, чтобы подать знак. Четыре часа, Гастингс. Номер Четыре. Экзекутор. А… Это мысль. — И он выбежал из комнаты.
Я услышал, как он снял телефонную трубку и попросил соединить его с Ганвелом:
— Это психолечебница? Насколько мне известно, у вас вчера убежал пациент? Что вы говорите? Одну минуточку, пожалуйста. Повторите. А-а… Parfaitement![225] Спасибо!
Он положил трубку и повернулся ко мне.
— Вы слышали, Гастингс? Никто у них не убегал.
— Но этот человек… который приходил? Он же сказал, что работает в психолечебнице? — тупо спросил я.
— Ну это вряд ли…
— Вы хотите сказать?..
— Номер Четыре — «палач-экзекутор»!
Я смотрел на Пуаро, не в силах произнести ни слова. Когда я пришел в себя, то попробовал его успокоить:
— В следующий раз мы его узнаем. Его легко узнать.
— Так уж и легко, mon ami? Не думаю. Это был широкоплечий, краснолицый увалень с густыми усами и хриплым голосом. А теперь он вполне может выглядеть как благообразный господин с гордой осанкой. Никаких усов. Глаза самые обыкновенные, форма ушей — тоже. И великолепные вставные зубы, а они у всех ровные да белые. Опознать человека — не такое уж легкое дело… В следующий раз…
— Вы думаете, что следующий раз будет? — спросил я. Лицо Пуаро потемнело.
— Это борьба не на жизнь, а на смерть. Вы и я с одной стороны — Большая Четверка с другой. Первый трюк им удался, но им не удалось провести меня и убрать с дороги. Отныне им придется считаться с Эркюлем Пуаро!
Дополнительные сведения о Ли Чан-йенс
Два дня после визита «привратника», я жил надеждой, что он заявится снова, и ни на минуту не отлучался из дому. Я был уверен, что он и не подозревает о том, что его разоблачили, и попытается унести труп. Пуаро только посмеивался, глядя на меня.
— Дорогой мой друг, — сказал он. — Если вам не надоело, то ждите, пока рак на горе свистнет. Лично я не намерен терять время даром.
— Но позвольте, Пуаро, — пытался возразить я. — Зачем он тогда приходил? Если хотел унести труп, то тогда все понятно — ему было важно уничтожить улики. Иначе зачем ему так рисковать.
Пуаро выразительно пожал плечами — типично галльский жест.
— Но вы все-таки попробуйте поставить себя на место Номера Четыре, Гастингс, — сказал он. — Вы говорите о каких-то уликах, но где они? Да, у вас есть труп, но нет доказательств, что этот человек был убит. Синильная кислота, если только вдыхать ее пары, следов не оставляет. Далее: никто не видел, что в наше отсутствие кто-то входил в квартиру, и, наконец, мы ничего не знаем о нашем покойном коллеге Меерлинге… Да, Гастингс, — продолжал Пуаро, — Номер Четыре не оставил следов, и он это хорошо знает. Визит его — это просто разведка. Может, он хотел убедиться, что Меерлинг мертв, но скорее всего он пришел, чтобы увидеть Эркюля Пуаро, поговорить со своим противником, единственным, кто ему по-настоящему опасен.
Доводы Пуаро показались мне несколько самонадеянными, но спорить я не стал.
— А как с официальным дознанием? — спросил я. — Там вы обо всем расскажете и дадите подробное описание внешности Номера Четыре?
— А зачем? Можем ли мы сообщить что-нибудь такое, что повлияло бы на коронера и его твердолобых присяжных? Разве наше описание Номера Четыре имеет какую-нибудь ценность? Нет, позволим им вынести вердикт: «несчастный случай». И тот вердикт, который им нужен: наш умник поздравит себя с тем, что первый раунд у Эркюля Пуаро он выиграл. Хотя, думаю, вряд ли мы таким образом сможем усыпить его бдительность.
Пуаро, как всегда, оказался прав. Тот тип из психолечебницы больше не появлялся. Даже на дознание, где я выступал в качестве свидетеля, Пуаро не пошел. Зрителей было мало.
Так как Пуаро, собираясь в Южную Америку, завершил все свои дела, то теперь большую часть времени он проводил дома. Тем не менее я ничего не мог из него вытянуть. Он сидел в своем кресле и отмахивался от моих попыток вовлечь его в разговор.
Однажды утром, спустя неделю после убийства, он спросил меня, не хочу ли я составить ему компанию и прогуляться за город. Я был рад, ибо считал, что Пуаро совершенно напрасно не желает воспользоваться
