Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Тогда, на Паломнике, она сказала, что он должен делегировать власть, распределять ответственность. Сейчас этот совет был бесполезен.

Дик попытался каяться в том, что предал ее и Джека, но Констанс пресекла это. Да, какая-то часть ее малодушно упрекала его в том, что побег не удался. Но эта часть не имела права голоса даже внутри нее.

— Слышать ничего не хочу об этом, — сказала она. — Ты просил, чтоб тебя защищал кто-то, кто тебя любит. Я здесь.

Дик улыбнулся.

— Я знал, что Детонатор найдет способ до вас добраться. Как там Рэй и Гед?

— В определенном смысле лучше, чем ты, — честно ответила Констанс. Рэй был истерзан физически, но спокоен и тверд духом. Юный Гедеон — недостаточно целен как личность, чтобы страдать от разрушения своих границ.

Дик напомнил ей руины Минато, заснятые хронистами. В его провалившихся глазах темнела то ли клиническая депрессия, то ли черная ночь души. А впрочем, не ходят ли они рука об руку?

Дик усмехнулся одной стороной.

— Я сделал все это, чтобы нас нельзя было потихонечку запинать под ковер и затоптать. Моро предлагал захватить здание космопорта, но…

Усмешка перешла в судорогу.

— Я не знаю космопорта. Мне пришлось бы постоянно опираться на его советы и суждения. Ну и… все равно к моменту захвата поезда он был уже мертв.

— Динго?

— Да… — Дик потер нос. — Моро не удалил его допуск из систем безопасности корабля, представляете?

Здесь могла бы прозвучать какая-нибудь банальность про зло, поражающее само себя, но они оба давно выросли из таких вещей.

— Я боялся, что он будет мне сниться, — юноша начал раскачиваться на табурете, поставив его на передние ножки. — Знаете, я мог убить его. Я часто думал, почему не… И только здесь, в камере понял — я боялся, что он станет сниться… Мне никогда не снятся живые, вот в чем штука. Я должен был догадаться, что вы живы, раз вы мне ни разу не снились. Тогда я не зарезал бы найсёгуна, не убил Джориана, и кто знает, как все бы пошло, — он хохотнул, почти по-человечески. — Нет. Фунния. Бог есть чистый акт, верно?

— Дик…

— Нет, послушайте. Это важно. Это важно. Вот почему я вас позвал. Мне нужно знать, ересь это или нет. Они думают, что я сплю — а я думаю… По кругу и снова по кругу. Я свихнусь, если не получу ответа. Бог есть чистый акт, этому учит Церковь. Я же не мог ничего забыть и перепутать?

Констанс опять кивнула.

— Или мог?

Констанс покачала головой. Китайский болванчик — не самый лучший собеседник, но она опасалась, что если раскроет рот, то закричит.

— Значит, все правильно. Значит, ничто не могло быть иначе. Никаких «если бы». Только чистый акт. Только «сейчас». Или других возможностей начисто не существует — или они существуют все разом. Где-то есть мир, где Минато не сожгли и я живу там с отцом и мамой. Где-то есть мир, где Сунагиси просто не открыли. Где я не убивал Джориана. Где он не соврал мне, где вас и Джека убили. Где-то есть мир, где Падения не было. Где-то есть мир, где я сижу перед вами и качаюсь на стуле, но не так, а вот так, — он переставил табурет на задние ножки, снова хохотнул. — Где-то есть мир, где я навернулся. Но даже в этом случае у меня есть только одно «сейчас», остальные не имеют значения. Забавно думать, что ты не просто так сидишь, а плодишь реальности, но это уже сродни рукоблудию. Только одно «сейчас», вот что главное. Только чистый акт. Умоляю, скажите, еретик я или нет.

— Насколько я знаю, нет. — Констанс позволила себе выдохнуть.

— Отлично. Здорово, — Дик запрокинул голову, посидел так несколько секунд. — Вода в носу. Как это на астролате сказать? Сопли. Если ты герой и торгуешь лицом, ты можешь плакать, но без соплей. Жаль, мой нос не хочет быть героем…

И снова его лицо переменилось. Как будто замерзло.

— Мы, в общем, уже добились большего, чем хотели. Этот их император, золотая мордашка, признал весь батальон людьми и своими подданными. Ройе и Шнайдер убедили его, что проще выполнить условие и отдать их всех под суд как людей, чем штурмовать глайдер-порт и сколько-то сотен человек положить. По правде говоря, я не знаю, чего еще мы можем добиться. Судя по закладкам в той распечатке, Ройе думал представить дело как законный мятеж.

Законный мятеж! Невероятно, но на Картаго действительно существовал этот юридический оксюморон.

— Да.

— Идея хорошая, но есть одна мелочь, Шнайдер за нее непременно уцепится. Когда они восставали, они были еще в статусе скота, даже если считать их людьми не по указу императора, а по Ледовой Хартии. А скот не имеет права на законный мятеж.

— То, что может стать человеком — уже есть человек, — напомнила Констанс.

— Ага, только это имперский закон. Не думаю, что здешний народ к нему сильно прислушается.

— Будем апеллировать к логике.

— Х-ха! Логика! Она от Картаго в двадцати прыжках! Даже Ройе начинает в этом вопросе дурака из себя клеить и делать вид, будто не понимает разницы между эмбрионом и соматической клеткой!

— Он предложил другую цепочку рассуждений. По Ледовому кодексу, Рэй Порше стал человеком в тот момент, когда ты включил его в экипаж «Паломника». А основанием для законного мятежа является увечье, заточение либо смерть, беззаконно причиненные близкому родственнику…

Дик схватывал на лету, в какой бы плохой форме ни был.

— А раз все «гераклы» — генетические братья-близнецы, то, когда Рэя начали пытать без суда и следствия, это дало морлокам право на мятеж независимо от статуса? Ведь если Рэй по Ледовому Кодексу человек, а они его точные генетические копии — они тем самым тоже люди.

— Именно.

— Хорошо бы черноносые с этим согласились.

Констанс не поняла, о чем речь.

— Черноносые, ну, в смысле, планетники, которые ходят в защитных масках, на носы похожих, — пояснил Дик. — Деревенщина по здешним понятиям. Они люди в основном честные, хорошие — но упрямые до чертиков. И я так думаю, что из них будет состоять большинство заседателей. Большинство кланов ведь не может себе позволить кого-то из важных людей на месяц-полтора устранить от дел. А простым людям это развлечение. Я почему не хотел Ройе — он уперся в свои законы и свою логику. Это хорошо работает в суде кланов или тайсёгунском суде, но тут у нас будет полтысячи человек, простых, как три сэны. И большинство из них зависит от труда гемов. Это хикоси могут крутить носом, что они без гемов совсем обойдутся, а планетарная экономика без их рук не устоит. Нужно убедить черноносых, что по-прежнему уже не будет, что если не дать гемам свободы — дело кончится взрывом. И здесь Ройе мало поможет, здесь надо обращаться не к справедливости, а к выгоде…

— Дик, — не выдержала Констанс. — Давай пока отложим этот вопрос и подумаем о тактике твоей защиты. Твоей и Рэя.

Юноша улыбнулся, снова как-то судорожно: сначала только правой половиной лица, потом к ней присоединилась левая.

— Ройе как-то сказал, что имело бы смысл подать встречный иск. В его распечатке много закладок на те законы, по которым дом Рива погрешил против нас. Он вам сказал, что нужно упирать на мой статус военнопленного, да?

— Не совсем. Сначала нужно добиться признания тебя военнопленным…

Дик мотнул головой.

— Это дело безнадежное. Закон, который мы нарушили — он даже не закон дома Рива, это общевавилонский закон, как и Клятва Анастассэ, Принцип Блудницы и прочая фунния. Военнопленный я или нет — этологическая диверсия во всех мирах Вавилона карается смертью, а уж Рэй вообще в двойной ловушке: как свободный человек, он под топор этого закона всей головой попадает, а как раба его можно хоть на фарш пустить, он имущество Дома. Нет, миледи, мы с Рэем знали, на что шли. С нами все кончено.

Он снова запрокинул голову, прищурившись в потолок.

— Хорошо бы добиться, чтоб нас казнили по-простому и без выдумок.

«Ты шел куда-то с крестом, Раймон? Так вот, мы уже пришли».

Оглядев просторный зал, партер, где размещалась коллегия из пятисот человек и галерею для зрителей, он усмехнулся. Все эти люди, важные дамы и господа, пришли сюда, чтобы судить его, боевую скотину. Одно это было победой.

Зал тихо гудел.

«То цирк, и праздника ждут…»

Рэй посмотрел вправо — туда, где сидел Дик.

Их разделяли перепонка силового поля, жадное внимание зала и… что-то еще. Рэй не мог это «что-то» уместить в слова, увязать в связные смыслы. Он просто знал, что даже если бы им дали момент наедине, если бы он мог коснуться Дика, пожать ему руку, поговорить с ним как с другом — он все равно не пробился бы через последний защитный барьер, которым Дик сам себя окружил.

И не знал, стоит ли.

Он вспомнил, как они оказались на арене в первый раз — тогда Дик тоже был за невидимой стеной, его ограждали со всех сторон боль и предельная усталость, и Рэй не счел нужным пробиваться за эту стену. Все могло кончиться провалом, и ему казалось тогда — не стоит. Ложная надежда — еще хуже, чем никакой. Вот победим, выживем — тогда и поговорим.