Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин

прячась за эмоциями художественной литературы и лживыми ссылками документальных повествований.

Так же хороши боевые наставления и уставы.

Среди прочих, я прилежно читал чудесную книгу "Памятка лётному экипажу по действиям после вынужденного приземления в безлюдной местности или приводнения".

Её чеканные формулировки и советы, что годятся эпиграфом к любому роману, в моей душе укоренены навечно.

Я не могу не поделиться хотя бы некоторыми из них Вот вам, тем, кому не выпало счастье такого чтения: "Оказавшись в безлюдной местности, прежде, чем принять какое-либо решение, сначала успокойтесь, соберитесь с мыслями и оцените создавшееся положение. Вспомните всё, что вы знаете о выживании в подобных условиях. Действуйте в соответствии с конкретной обстановкой, временем года, характером местности, удалением от населённых пунктов, состоянием здоровья членов экипажа.

Ваша воля, мужество, активность и находчивость обеспечат успех в самой сложной обстановке автономного существования".

И с тех пор я знал, что буду после приземления на парашюте следовать по курсу самолёта, так как командир покидает борт последним, я клялся себе, что буду высматривать в воде ушастую медузу как признак близкого берега, на который постараюсь выйти вместе с волной. Я клялся себе, что искусственное дыхание я буду производить до появления самостоятельного дыхания у моего товарища или явных признаков его смерти, коими считаются окоченение и трупные пятна. И поразит меня презрение и гнев членов моего экипажа, если в районе радиоактивного заражения я не стану тщательно освежёвывать пойманных животных и удалять прочь их внутренности. Если я не буду варить и жарить мясо этого зверья, избегая при этом пользовать в пищу сердце, печень, селезёнку и мясо, прилежащее к костям.

Я верен этой книге, как присяге несуществующему государству, которую никогда не нарушал.

И просыпаясь утром, подняв голову с подушки, я сразу вспоминаю шестьдесят третью страницу Памятки: "Решение остаться на месте приземления или покинуть его — один из самых ответственных элементов вашего выживания".

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

08 ноября 2009

История из старых запасов: "Cлово о журнале "Юность"

Когда я был маленьким, и моё школьное время плавно текло от сентября к маю, то я очень любил читать журнал "Юность". Там было много чего интересного: коммунистический поэт Коротич и коммунистический роман писателя Аксёнова "Коллеги". Там писали про Бабий Яр, Савва Бродский иллюстрировал Васильев, а бабушка Луизы Ложкиной давала жизненные советы. Бабушку звали Галка Галкина, и известно было, что за неё одно время писал Григорий Горин.

Потом там напечатали повесть "Вам и не снилось", под влиянием которой были вылиты озёра слёз, и школьники со своими заплаканными глазами все как-то не заметили, что появился роман "Курьер". Потом начали, как упавшие монеты, звеня и подпрыгивая, кружиться на асфальте брейк-дансеры; вылетел с трассы, ломая своим "Москвичом" кусты Виктор Цой, и пришли перемены, которых все хотели, но которые никому не понравились.

Но советские писатели, даже те, что печатались не в настоящих "толстых" литературных журналах, а в "Юности", были долго в цене. У меня был приятель, который очень хотел стать советским писателем. А ведь советских писателей не только посылали в дома творчества, они не только жрали вдосталь на встречах с читателями. Они не только многозначительно говорили "Коктебель" и "Переделкино", они ведь ещё со значением произносили совершенно неприличное слово "Дубулты".

Они говорили ещё: "А в июньской "Юности" у меня выходит забавная вещица"…

И после этих слов все понимали, что перед ними не просто инженер, а инженер человеческих душ.

Так вот, мой приятель заранее был готов всё подписать и исключить кого-нибудь из творческого союза впрок или задним числом, чтобы стать советским писателем. Но нельзя войти в одно и то же писательское дважды, и спустя много лет, вспомнив всё это, мы просто выпили с ним водки на природе — водка и природа были уже совершенно капиталистические.

А выпив водки, я поехал по делу как раз в журнал "Юность". Какое это было дело, я всё равно не расскажу, но вдруг оказалось, что журнал празднует своё пятидесятилетие. Приехала телевизионная бригада и стучала штативом о стены. Стены в этом обшарпанном помещении были, кстати, примечательные — "Юность" давно покинула своё старое место на площади Маяковского. Журнал переселился в странный дом на Первой Тверской-Ямской. В этом доме был странный лифт, будто придуманный братьями-фантастами: попробуешь выйти этажом раньше — перед тобой будет кирпичная стена. Сунешься на другой этаж — охранник рвёт кобуру с пояса. А на нужном этаже не так давно был какой-то банк, и лифт вёл прямо в кабинет директора — чтобы бежать от злых гостей, если дело запахнет жареным. Однако банкира застрелили просто так, не мешкая, конторы поменялись местами десять раз, скоро дом стал напоминать одно место из романа, который был написан одним из любимых авторов этого журнала. В этом романе перед героями стоял ничем не примечательный домик в четыре окна, от тротуара до крыши покрытый светящимися и несветящимися вывесками. Вывески гласили: "Уроки игры на скрипке!", "Европейская, японская, окинавская и индийская кухня!", "Филателист, стой! Здесь самые редкие марки!", " Секреты вечной молодости!", "Гадаем по руке!", "Бокс, дзю-до, каратэ!", "Сувениры на любой вкус!", "Продажа кактусов, раковин и камней!", "Певчие птицы и меха!", "Парижская косметика, лондонские запонки, носки из Чикаго!", "Подводные зажигалки и инфракрасные очки!". А между гирляндой чикагских носков и чучелом филина на освещённой витрине этого обычного московского домика помещалась маленькая, с почтовую открытку, эмалированная табличка: "Юность".

Итак, журнал всё ещё существовал и дожил до своего полувекового юбилея. В лабиринт странных комнат старинного дома пришли несколько печальных человек, имитируя заседание редколлегии. Они сидели перед камерой, переговариваясь тихо, как на похоронах.

— Присоединяйся, — предложил мне мой давний знакомец.

Я сел вместе со всеми за стол, и снова повисла неловкая пауза.

— Ну что же вы, говорите что-нибудь, — сказала телевизионная девушка.

Тогда я вспомнил своего приятеля, желавшего стать советским писателем. Я достал из сумки свой счёт из телефонной компании, и, притворившись, что передо мной не вереницы цифр, а буквы, сурово сказал в пространство:

— Да, плохо ещё мы работаем с молодыми авторами…

И всё наладилось, а время потекло вспять..

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

08 ноября 2009

История про Гинзбурга

Самым ужасным наказанием для Гинзбурга со стороны Того, с кем он воевал, по-моему, стало