Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко

Трудно сказать, какие соображения лежали в основе нежелания Сталина выезжать далеко за пределы страны для встречи со своими партнерами по коалиции. Кроме тех соображений, о которых он писал Черчиллю, возможно, были иные мотивы. Некоторые российские авторы высказывали предположения (фактом это назвать трудно), что Сталин в 1943 году перенес инсульт. Может быть, по соображениям состояния здоровья он не желал совершать длительные поездки, особенно за границу. Косвенным подтверждением этого (хотя и не очень убедительным) может служить один пассаж из его послания Рузвельту уже в связи с выбором места проведения конференции в начале 1945 года. Тогда он сделал такое признание: «Поскольку в данное время врачи не советуют мне предпринимать большие поездки, я вынужден с этим считаться»[675]. В одном из посланий своим коллегам по коалиции Сталин жаловался на неблагоприятные последствия его полета в Тегеран. Тем самым не только намекая, но и прямо давая понять, что далеко от Москвы отлучаться он не намерен.

Немцы, со своей стороны всячески пытались муссировать слухи о болезни и даже смерти Сталина. Р. Иванов приводит примеры того, как распространялись подобные слухи или домыслы, которым пытались придать видимость достоверности. «Берлин вновь вернулся к вопросу о состоянии здоровья Сталина. На этот раз ссылка тоже делалась на Стокгольм. И, очевидно, не без оснований – апеллировать к мнению нейтрального Стокгольма было более убедительно, чем ссылаться на столицу какой-либо воюющей страны.

На этот раз речь шла о серьезной болезни Сталина. В сообщении говорилось, что в конце февраля или в начале марта во время своей обычной ночной работы Сталин потерял сознание и упал, к ужасу дежурного секретаря, возле своего стола. Немедленно вызванные врачи установили, что обморок произошел вследствие переутомления. Сталин поправился после припадка лишь через несколько дней. Предполагают, что с ним был легкий удар, ибо сперва Сталин потерял речь.

В сообщении говорилось, что на экстренном заседании Политбюро царило почти паническое настроение, пока из Ленинграда не прибыл Жданов и не было решено сохранять случившееся в тайне и немедленно назначить заместителя Сталина на его посту Верховного главнокомандующего Красной Армией. Именно в этой связи следует рассматривать назначение Жукова.

После того, как Сталин оправился от удара, отмечалось в сообщении, врачи, настоятельно рекомендовали ему несколько месяцев отдыха, однако Сталин отклонил это предложение, ссылаясь на современную обстановку. Ворошилову Сталин будто бы заявил, что в связи с состоянием его здоровья, учитывая мнение врачей, что удар может повториться, он придает особенное значение самому быстрому продвижению Красной Армии.

Все эти сведения, говорилось в заключение информации, были получены иностранными журналистами Стокгольма из советских кругов Лондона, которые непрерывно поддерживают личный контакт с Кремлем»[676].

В этом контексте не вызывает удивления то обстоятельство, что в преддверии встречи на высшем уровне, планировавшейся провести в Тегеране, Сталин попытался добиться от союзников согласия на то, чтобы его там представлял Молотов. В ноябре 1943 года он писал Рузвельту: «На меня возложены обязанности Верховного Главнокомандующего советских войск, и это обязывает меня к повседневному руководству военными операциями на нашем фронте. Это особенно важно в данное время, когда непрерывная четырехмесячная летняя кампания переходит в зимнюю и военные операции продолжают развиваться почти на всем фронте протяжением 2600 километров. При таком положении для меня, как Главнокомандующего, исключена возможность направиться дальше Тегерана. Мои коллеги в Правительстве считают вообще невозможным мой выезд за пределы СССР в данное время ввиду большой сложности обстановки на фронте.

Вот почему у меня возникла мысль, о которой я уже говорил г-ну Хэллу. Меня мог бы вполне заменить на этой встрече мой первый заместитель в Правительстве В.М. Молотов, который при переговорах будет пользоваться, согласно нашей Конституции, всеми правами главы Советского Правительства. В этом случае могли бы отпасть затруднения в выборе места встречи. Надеюсь, что это предложение могло бы в настоящее время нас устроить»[677].

Но я несколько отвлекся, сконцентрировав внимание на том, как неохотно Сталин соглашался покидать Москву. Возвращаясь к непосредственному сюжету нашего изложения, следует отметить, что на московской конференции по-прежнему центральным был вопрос о скорейшем открытии второго фронта, а также подготовительные шаги для организации встречи трех лидеров.

В то время на территории Западной Европы военные действия почти не велись, и советским вооруженным силам, по существу, с первых же дней войны, пришлось сражаться один на один с полчищами гитлеровской армии. Вот почему вопрос об открытии союзниками второго фронта, который мог бы оттянуть 30 – 40 немецких дивизий с Восточного фронта, неоднократно выдвигался Советским правительством на протяжении 1941 – 1943 гг. сначала перед британским кабинетом, а после вступления в войну Соединенных Штатов в декабре 1941 года и перед американским правительством, став в этот период главным вопросом межсоюзнических отношений СССР с этими державами.

Однако в правящих кругах этих стран в основном господствовало отрицательное отношение к оказанию активной помощи СССР; цели этих кругов заключались в том, чтобы, переложив на Советский Союз основную тяжесть войны, максимально ослабить и обескровить его и сохранить свои собственные силы для завершающего этапа войны.

Поэтому, несмотря на достигнутую во время визита народного комиссара иностранных дел в Лондон и Вашингтон договоренность об открытии второго фронта в Европе еще в 1942 году, США и Великобритания продолжали оттягивать начало крупных операций на Западе, нарушая тем самым взятые ими на себя обязательства удовлетворить законное требование правительства СССР. Нарушение союзниками обязательств по открытию второго фронта вызывало решительные протесты со стороны Советского правительства. Оно неоднократно обращало внимание союзников на то обстоятельство, что гитлеровская Германия из-за отсутствия второго фронта имеет возможность отправлять на советско-германский фронт все новые и новые силы. Весной 1943 г. на советско-германском фронте было сосредоточено уже около 200 немецких дивизий и до 30 дивизий союзников Германии. Тем не менее на состоявшейся в мае 1943 г. конференции в Вашингтоне союзники приняли решение о новой отсрочке второго фронта, теперь уже до весны 1944 года.