Ореховый посох - Роберт Скотт

— Твоего сына? — спросил Хойт. — А что с ним случилось?

— Моего внука. Моего последнего внука. Он умер, а теперь и мне конец, конец всему моему роду. Возможно, где-то у каких-то моих дальних родственников еще есть дети, но это не считается. Все мои собственные дети мертвы.

— Но что с ними случилось? Они что, от чумы умерли или от какой-то еще болезни?

— Они умерли от старости. Но все они были моими детьми.

Ханна потянула Хойта за рукав.

— О чем он говорит? Он же совершенно пьян. Да мы от него ни одного разумного слова не добьемся, пока он не протрезвеет. Давай лучше уложим его в постель — только сперва эту вонючую одежду сожжем, ладно?

Хойт согласился с ней, но, когда он попытался объяснить Алену, что они сейчас уложат его в постель, тот вдруг стал вырываться и кричать:

— Не называйте меня Аленом! Мое имя Канту! Так меня и зовите! — И он крепко вцепился Хойту в локоть.

— Ну, хорошо... Канту. — Хойт опустился возле него на колени и с улыбкой попытался его успокоить. — Давай все расставим по местам и начнем сначала. Почему ты хочешь умереть?

— Мой Джер умер.

— Когда?

— А которое сейчас двоелуние? Старик явно утратил счет времени. Хойт тихонько выругался.

— Да уж середина осени миновала.

— Значит, прошлым летом, примерно двенадцать двоелуний назад... — Ален помахал рукой, точно желая подчеркнуть некоторую неопределенность этой даты, и Ханна сразу успокоилась, увидев столь понятный и знакомый жест. — Тогда-то я и пить начал.

Хойт с трудом сдержал изумленный возглас.

— Ты что же, двенадцать двоелуний подряд пьешь?

И снова последовал тот же неопределенный жест:

— Да, около того.

— То есть почти полтора года? — в ужасе прошептала Ханна, качая головой.

— И каждый день?

— Наверное... — Он выпустил локоть Хойта. — Я рад тебя видеть, мальчик мой. Даже если это — в последний раз.

— Ты же сказал, что кто-то не позволит тебе умереть. — Хойт взял старика за руку.

— Ну да, он, этот гад вонючий, и не даст, — кивнул Ален.

— А кто этот «гад вонючий»? — попытался выяснить Хойт. — Кто не даст тебе умереть? И почему?

— Он — это Лессек.

— А кто такой Лессек? — осторожно спросила Ханна.

Ей не хотелось прерывать их разговор, хотя надежды на возвращение таяли в ее душе с каждым новым нелепым заявлением Алена.

Хойт вопросительно посмотрел на Черна, но тот лишь пожал плечами и покачал головой. И тогда, не глядя на Ханну, Хойт неохотно пояснил:

— Маг, ученый, колдун. Человек-легенда. В нашей истории он, безусловно, упоминается, да только жил он много двоелуний назад — с тех пор сменился не один десяток поколений. По-моему, Лессека считают основателем знаменитого университета в Горске и потрясающего научного сообщества при нем, которое называлось Сенат Лариона.

— И правильно считают, — подтвердил Ален.

— Но, по-моему, этого Сената уже тысячу двоелуний, как не существует, — сказал Хойт.

— Плюс-минус двоелуние, — прибавил Ален, и Черн жестами подтвердил полное свое согласие с этим.

Однако Ален явно устал. Не выпуская руки Хойта, он вдруг улегся на пол и пробормотал:

— Так приятно было снова с тобой увидеться, мой мальчик, хотя и при несколько прискорбных обстоятельствах. Когда у тебя будут собственные дети, ты меня поймешь. Я ведь не предполагал, что проживу так долго. Да и никто из нас этого не предполагал. Ладно, теперь ступай, Хойт. Возьми своих друзей, и уходите, а я пока тут побуду.

Голова старика бессильно свесилась набок. Хойт выпустил его руку и подошел к Ханне.

— Неужели это он и есть? — Голос девушки дрогнул, и ей не удалось это скрыть. — Неужели этот человек знает так много, что сумеет отправить меня домой? Этот пьяница? Неужели мы шли так далеко и так долго, чтобы увидеть... такое? Неужели этот отвратительный пьянчуга — лучшее, что может предложить мне Элдарн? Этот насквозь провонявший опустившийся тип? И в нем якобы заключается моя единственная надежда?

С каждым словом голос ее звучал все громче, и под конец она уже орала вовсю.

Хойт обиженно поджал губы и, слегка пожав плечами, попытался возразить:

— Но ведь он же не всегда...

— Что не всегда? — Ханна почувствовала, как на глазах у нее вскипают слезы ярости, но скрывать их не стала.

Сейчас в самый раз поплакать — ведь совершенно очевидно, что она намертво застряла в этом нелепом мире, которого и существовать-то по всем законам не должно. К тому же теперь она в нескольких неделях пути от той рощи, где впервые вступила на эту землю. Как же тут было не плакать?

— Что не всегда, Хойт? Ты хочешь сказать, что он не всегда был таким дурно пахнущим придурком, который сам не знает, что бормочет, и у которого от грязи уже мох на одежде растет! — Она сердито оттолкнула мешавшую ей ногу Алена, вольно раскинувшегося на полу. — Нет, ну надо же было угодить в такое дерьмо!

И тут наконец слезы так и хлынули у нее из глаз; она бессильно опустилась на пол и разрыдалась.

— Как? Как ты сказала? — Ален вдруг сел; он, похоже, изо всех сил старался сосредоточиться и понять, кто именно находится рядом с ним.

Несколько удивленная этим проблеском здравомыслия, Ханна, проглотив очередное рыдание, внимательно на него посмотрела.

— Я сказала, что ты — грязный пьяница, дурно пахнущий придурок, который совсем уже из ума выжил...

— Нет, после этого.

Совсем разозлившись, Ханна выпалила:

— Ну, я просто не знаю, какого черта ты... — И вдруг умолкла. — Ты что же, говоришь по-английски? Я ведь только что по-английски тебя на все корки честила.

— Я понял. А еще ты произнесла слово «дерьмо».

Ханна растерянно посмотрела на Хойта и Черна.

— Что это такое? Откуда он знает английский? Где он его выучил?

Хойт взял ее за руку.

— Ханна, я тебя не понимаю. На каком языке ты говоришь?

Но она его уже не слушала. Опустившись возле Алена на колени, она снова принялась спрашивать:

— Где ты научился говорить по-английски? Ален пьяновато засмеялся.

— В одном месте, где приличные молодые девушки никогда не произносят вслух слово «дерьмо».

Стиснув зубы, Ханна схватила его за отвороты плаща, заставила сесть и злобно прошипела:

— Ты, черт возьми, со мной не заигрывай, урод старый! С меня уже и так хватит. Я по горло сыта пребыванием в вашем распроклятом мире. Говори быстро, где ты мой родной язык выучил?

Что-то мокрое скользнуло у нее сквозь пальцы, оставив на них тускло-оранжевую дорожку.

— В Англии, — сухо ответил Ален. — А ты, я полагаю, учила английский где-то в Америке, верно?