Вечный зов. Знаменитый роман в одном томе - Анатолий Иванов

Они потом отползли в какую-то канаву метрах в тридцати от дороги, лежали в ней, пережидая яростную артподготовку врага и соображая, что теперь делать.

— Что это они лупят-то по пустому месту? — спросил Еременко.

— Черт их знает. Может, думают, что тут вторая полоса обороны…

Вскоре пальба стихла, только сзади, где были расположения наших войск, земля стонала от разгорающегося боя.

— Надо, наверное, назад, к своим, — произнес Григорий, привставая и нюхая, как зверь, мокрый воздух. — Какую-нибудь машину дадут… Да нет, кажется, поздно.

Через мгновение и Алейников понял, что поздно: из-за чернеющей в туманном рассвете кромки леса выползала, пронизывая густой еще мрак светом фар, вражеская танковая колонна, нарастал лязг гусениц. Колонна спустилась в лощину, скрылась из глаз, а минуты через четыре снова появилась уже совсем близко.

Они пролежали в этой канаве под дождем около часа, наблюдая сквозь кустарник, как прошла мимо танковая колонна, потом тащились немецкие грузовики с пехотой.

— Прорвали нашу оборону! Вот это влипли мы, вмазались, как два яйца в горячую сковородку! — беспрерывно шептал Еременко. Даже сквозь грязь на щеках Алейников различал, что шофер был бледен, ноздри его вздрагивали.

— Перестань ныть! — рассерженно прикрикнул он.

Еременко умолк, уголки его по-мальчишески розовых губ обиженно опустились.

Прошло еще полчаса. Синее мокрое утро медленно и нехотя распахивало небо над землей, в лощинах и перелесках клубился тяжкий туман. Там, откуда Алейников и Еременко недавно уехали, звуки боя постепенно затихали — не то стрелковый полк был смят, не то отошел куда-то, оставив позиции.

Дождь все накрапывал, — мелкий и нудный, он давно промочил насквозь Алейникова и Григория. Алейников чувствовал, как по его лопаткам на ребра стекают обжигающие струйки, челюсть его подрагивала от холода, он думал, что, если они и выпутаются из этого положения, в котором вдруг очутились (что очень маловероятно!), воспаление легких ему обеспечено. Гриша Еременко отделается, конечно, чирьями, его, дьявола, никакая простуда не берет. Но он все равно заявится в санчасть, и молоденькая врачиха Валерия вспыхнет до корней волос, вскроет ему чирьи, ранки залепит пластырем и хоть на день, на два, но уложит его в постель. А потом ее красивые и добрые глаза будут зеленеть от ревности, длинные пальцы будут от волнения подрагивать, потому что к Гришке обязательно начнут бегать машинистки и шифровальщицы опергруппы. Каждая хоть раз, но навестит. Что они, весь подчиненный ему, Алейникову, женсостав, находят в этом невзрачном на вид парне?

— Григорий… с Валерией у тебя серьезное что-нибудь? — спросил Алейников, сам чувствуя, что вопрос в этой обстановке прозвучал как-то неуместно.

Еременко, размалывая крепкими зубами веточку, недоуменно поглядел на своего начальника. И, ухмыльнувшись, ответил:

— А как же… Спирту у нее сколько хошь.

Вот так у Григория, если дело не касается службы, никогда не поймешь, серьезно он говорит или балагурит.

— Ну, гляди у меня, жеребец! — воскликнул Алейников, чувствуя к своему шоферу в эту секунду откровенную неприязнь. — Зина Подолянская, бывшая наша машинистка, от тебя забеременела?

— Да вы что! — В глазах у Григория было искреннее возмущение.

— А все вот говорят…

— Все? Они меня за ноги держали, что ли?

— Зря я взял тебя. Придется откомандировать из опергруппы, хоть у тебя и генеральская фамилия.

— Пожа-алуйста… Поплачу и перестану. — И вдруг Еременко сразу насторожился: — Одиночный. А? Легковушка.

Он чуть приподнялся на локтях, вытянул худую шею, глядя вправо. Алейников тоже услышал едва внятный звук мотора, а потом и увидел зеленый открытый автомобиль, выкатившийся из-за кромки леса, откуда недавно выползала танковая колонна. Машина нырнула в лощину, скрывшись из глаз, через три-четыре минуты выползла из низины.

Автомобиль приближался медленно, ныряя по ухабам. Еременко глядел на него напряженно. И вдруг ноздри его раздулись и задрожали.

— Какая-то шишка едет, а? Видать, небольшая, раз без охраны…

Еременко умолк, закусил губу. Немецкий автомобиль приближался. Алейников теперь различал, что в автомобиле было всего двое — шофер и, видимо, какой-то офицер в черном плаще.

— Товарищ майор! — прошептал Григорий. — Надо захватить машину! Сядем вместо них да поедем…

Алейников думал о том же, вынимая из кобуры пистолет. Кроме этого пистолета да автомата у Еременко, оружия у них не было.

— Э-э, не годится! — со стоном произнес Яков в следующую секунду. — Вон, гляди…

Из-за кромки леса выползала новая колонна вражеских танков.

Со щек, с бровей, с подбородков Алейникова и Еременко капало. Яков с раздражением ударил рукояткой пистолета по мокрой земле.

Еременко же напряженно смотрел в сторону перелеска. Головные танки уже спускались в лощину. Григорий глядел и глядел на них, точно хотел пересчитать, на виске его сильно дергалась тоненькая жилка. Потом уставился на пистолет Алейникова, зажатый в кулаке.

— Товарищ майор! — Голос Еременко был хриплым, неузнаваемым. — Если я попытаюсь остановить машину, то вы можете с первого выстрела…

— Как это… остановить?

— Вы с первого выстрела можете уложить шофера? — мотнул упрямо головой Григорий. — Одиночного пистолетного выстрела в танках не услышат… когда они в лощине будут. Только с первого — иначе мне гибель! И папа зарыдает, поскольку нет у меня мамы… Разве что Валерия поплачет.

Немецкий автомобиль был уже напротив кустарников, за которыми лежали Алейников с Еременко.

— Ты что задумал?

— Последний танк в лощину спускается! — вместо ответа прокричал Григорий. — Запомните — с первого! В шофера… И у вас всего три минуты! Три! Они меня обязательно начнут обыскивать…

Прохрипев эти бессвязные будто слова, Григорий сбросил пилотку, встал во весь рост, поднял руки и, мокрый и грязный, со спутанными волосами, шагнул через кустарник. Алейников услышал, как скрипнул тормозами автомобиль и оба немца, шофер и офицер, выскочили из машины. Шофер прижимал к животу автомат, офицер уже выхватил пистолет. Оба они, направив оружие в сторону приближающегося русского солдата, ждали замерев, когда он подойдет.

Еременко шел так, чтобы не закрыть для Алейникова немецкого шофера. И Якову сразу же стал ясен дерзкий, может быть, даже безрассудный план Григория. Он понял, когда он должен стрелять в немецкого шофера с автоматом, ни секундой раньше, ни секундой позже.

С того мгновения, как Еременко поднялся со вздернутыми кверху руками, прошло полминуты. Вот прошла минута… Всего через сто двадцать секунд головные танки из немецкой колонны покажутся из лощины. В Алейникове, как всегда в подобные критические отрезки времени, заработал внутренний хронометр. Видимо, так же обостренно чувствовал время и Еременко, потому что Алейников заметил, как тот прибавил шагу. Вот он уже с поднятыми руками стоит возле автомобиля. Немецкий шофер держит его на прицеле, воткнув оружие чуть ли не в лопатки, а офицер, не выпуская пистолета из правой руки, левой, чуть пригнувшись, ощупывает Григория — нет ли где у него оружия.

Алейников знал, что не промахнется. Он прицелился немецкому шоферу в висок.

Когда щелкнул выстрел, Григорий Еременко, мгновенно сцепив пальцы поднятых над головой рук, обрушил сверху страшный удар в шею обыскивавшего его офицера. Позвонки хрустнули, немец, выронив пистолет, повалился. Несмотря на это, Григорий схватил его левой рукой за волосы, а ладонью правой еще раз, для страховки, рубанул по шее. Не теряя времени, сдернул с него плащ, легко забросил тело немца на заднее сиденье автомобиля. Алейников скачками бежал к машине. Еременко нагнулся над немецким шофером, торопливо расстегнул на нем шинель… Через мгновение рядом был Алейников.

— Ловко вы его, товарищ майор, точно в висок! — воскликнул Еременко, торопливо натягивая на себя немецкую шинель, и как-то неуместно даже хохотнул.

— Быстрее! — задыхаясь, проговорил Алейников. — Давай…

Туда же, на заднее сиденье, они втиснули и шофера-немца. Григорий сдернул с него пилотку, поморщился:

— Воняет, зараза.

И полез за руль. Мотор автомобиля еще работал.

Алейников поднял с земли фуражку немца и его пистолет. Уже на ходу машины он накинул черный плащ себе на плечи, потом просунул руки в рукава.

В это время из лощины выполз первый немецкий танк…

…Подъезжая к Жерехову, Алейников почему-то вспомнил этот случай и улыбнулся. Да, тогда они ловко вывернулись. Минут двадцать они ехали впереди немецкой танковой колонны, не вызывая у фашистов никакого подозрения. Потом впереди, на развилке, увидели озябшего немецкого регулировщика — тот тоже ничего не заподозрил, указал направление и даже отдал честь.