Принц Крови - Елена Прокофьева

— Твою мать, — пробормотал Филипп, поддерживая ее под локоть, — Только этого не хватало…

И он увлек девушку прочь из зала, за дверь какого-то подсобного помещения, к счастью, оказавшегося прямо за его спиной, — похоже, это был офис кого-то из хозяев агентства, на журнальном столике лежали каталоги с образцами гробов, в витринах стояли урны для праха и прочий сопутствующий погребению мелкий инвентарь, вроде подсвечников и памятных табличек.

Филипп усадил Мари-Сюзанн в кресло.

— Прекрати реветь. И смотри на меня.

— Не надо… — всхлипнула девушка, — Не надо меня завораживать!

— А что прикажешь с тобой делать?!

— Ты ведешь себя, как дура, — сказал с досадой наследник, который, оказывается, вошел вслед за ними, — Нашла время и место, чтобы лезть с расспросами. И устраивать истерики! Что с тобой такое?!

Слезы перестали течь, словно по волшебству. Мари-Сюзанн обернулась к нему и замерла в растерянности. Глазами этого незнакомого ей парня на нее смотрел Лоррен. Никто другой не мог бы так смотреть! И говорить с ней так!

Что это такое? Оборотное зелье, как в «Гарри Потере»? Или переселение душ?

— Это ты?! — выдохнула Мари-Сюзанн.

— Это я.

— О Боже, но как… Как такое возможно?

— Увидимся завтра на работе и поговорим. Я все тебе расскажу. Возьми себя в руки, Мари-Сюзанн! Наконец!

— Конечно, месье, простите меня… — пролепетала Мари-Сюзанн, все еще не имея сил оторвать от него потрясенного взгляда, — Простите! Я так боялась, что вы погибли или бросили все и сменили личность, и я больше никогда вас не увижу!

Лоррен хотел что-то ответить, но тут дверь отворилась, и вошел Клермон. Очень расстроенный и мрачный.

— Что случилось? — спросил он резко, — Что с тобой происходит, Мари-Сюзанн?

— Что случилось?! — ответил за нее Филипп, — Да у нее истощение нервное и физическое! Ты не видел этого? Ты вообще смотришь на нее когда-нибудь?! Вы бросили на нее всю подготовку к похоронам, думаешь это так просто — все организовать, как полагается? Ты вообще обращал внимание, справляется ли она? Спрашивал ее, не нужна ли ей помощь? Ты ее муж, ты должен был побеспокоиться о ней и поддержать!

— Я не намерен обсуждать это с вами! — разозлился Клермон, — И прошу не вмешиваться!

— Смотри на меня, несчастный! Ревновать к мертвецу — глупо и бессмысленно. Сейчас ты отвезешь свою жену домой, накормишь и уложишь в постель. И дашь ей отоспаться, как следует. А завтра ближе к обеду ты принесешь ей завтрак и попросишь прощения за свою черствость.

Клермон смотрел на него обиженно, как ребенок, обманутый в лучших чувствах.

— Между ними ничего не было, — устало добавил Филипп, — Попробуй поверить в то, что кто-то может быть просто расстроен смертью человека, с которым проработал вместе несколько лет.

— Мне нужно быть в офисе с утра, — пробормотал Клермон.

— Перебьешься! Приедешь вместе с женой к вечеру!

— Хорошо…

— А сейчас вы дождетесь, пока все разойдутся, и уйдете последними.

Хорошо быть вампиром… Хорошо иметь такие способы убеждения — посмотрел в глаза и готово, на тебя больше не будут злиться, и не будут ни в чем подозревать. Будут выглядеть виноватыми и принесут завтрак в постель… Все это не искренне, все это — послушание ментальному приказу, и потому не особенно радует. Но ловить на себе хмурые взгляды или, тем более, выяснять отношения, сейчас совсем нет сил. На самом деле, на это никогда нет сил. А со временем вообще перестаешь думать об этом, потому что уже не понимаешь, где настоящее, а где внушенное, и насколько ты гадкая тварь, что позволила делать все это с человеком, который тебя любит.

— Я хочу назначить Клермона генеральным, — сказал Лоррен, когда вечером следующего дня явился в офис и вызвал Мари-Сюзанн в свой кабинет, чтобы наконец-то все ей рассказать, — .Сам я не смогу теперь занимать эту должность официально. И мне нужен кто-то, кто будет вести дела так, как я хочу, кому я смогу доверить ставить подпись на документах. Клермон кажется мне вполне подходящей кандидатурой, потому что ты сможешь за ним приглядывать, пока меня нет. Ты будешь его личной помощницей.

— А если он сделает что-то не так?..

— Он не будет принимать важных решений до того, как мы с ним пообщаемся… Что ты так смотришь? Я не собираюсь превращать его в зомби. Небольшое вмешательство иногда и только в то, что касается дела… Так ты со мной?

Мари-Сюзанн даже удивилась тому, что этот вопрос не потребовал от нее ни мгновения раздумий.

— Конечно, я с тобой…

Остававшиеся до дня зимнего солнцестояния две недели прошли странно: одновременно мучительно медленно и пугающе быстро, в зависимости от того, хотелось ли Филиппу поскорее уже покончить с этим до предела осточертевшим ему спасением мира или его снова начинали одолевать сомнения, все ли, на сей раз, он продумал и предусмотрел, и не следует ли ему предпринять что-то еще, пока не слишком поздно.

Их первая встреча с Леаваном прошла не особенно удачно, но к следующей он был готов. Или, по крайней мере, он думал, что готов… В самом деле, разве могло быть что-то более разумное и правильное с его стороны, чем заручиться для битвы в горах поддержкой цвергов?..

Их вождь в сопровождении свиты явился на встречу с Филиппом тот час же, как только он попросил его об этом. Все же есть какие-то плюсы в том, что тебя считают не отвратительной нежитью, а благородным героем и — как там сказала Теодолинда? — все взоры обращены на тебя с надеждой.

Цверги были маленькие. И первая ассоциация, которая мелькнула у Филиппа, — конечно же, «Белоснежка и семь гномов». Но, в отличие от диснеевских смешных гномов, эти не вызывали желания улыбнуться. Несмотря на миниатюрность — ростом они принцу даже до пояса не доставали! — эти хорошо сложенные и мускулистые мужчины выглядели настолько серьезными, брутальными и значимыми, что уже через несколько минут их размеры становились как-то даже и не заметны… И уже казалось, что роста они такого же, как и все присутствующие. Во всяком случае, сила от них исходила, сила неагрессивная, но уверенная. «Тверды они, как камни, и надежны, как земля, но столь же опасны во гневе», — вспомнил Филипп прочитанное в записях де Камброна.

Цвергов было девять. Все — бородатые, с резкими и мужественными чертами лица, с желтыми волчьими глазами, с острыми ушами, как и положено фэйри, и в красных колпачках. Одежда на них была кожаной, явно самодельной. Кожа прекрасной выделки, но покрой самый простой. На ногах — мягкие сапожки. На руках — кожаные перчатки с крагами. Перчатки они сняли, видимо, из вежливости, и Филипп увидел, что их маленькие ручки на диво волосаты и когтисты.