Мой палач - Надежда Олешкевич

— Помните взрыв три года назад? — посмотрела я на нее.

Мама в ужасе прижала ладони ко рту, а потом и вовсе спрятала в них свое лицо. Папа же положил руку мне на плечо, безмолвно поддерживая. За последние дни слишком часто воспоминания о том дне терзали память. Их мастерски доставали из закоулков разума, заставляя раз за разом переживать одни и те же события.

А я ведь уже смирилась с потерей, хоть как-то, но жила дальше, старалась не оглядываться назад. Наверное, хорошее умение — забывать плохое, оставлять только светлое и чистое, что вызывало бы улыбку и задумчивый взгляд в потолок. Я сглотнула, ненадолго прикрыла глаза и посмотрела на отца.

— Простите, что не рассказала раньше. У меня не хватило сил.

Папа покачал головой и притянул меня к себе, снова обняв. Как же мне не хватало его. Я все детство провела рядом с ним, ходила по пятам, проникала в зал суда и наблюдала со стороны за его работой, за что много раз была наказана. Мама никогда не понимала мое увлечение мужским занятием. Но мне нравился не сам процесс, а то, что я была рядом со своим родителем, знала о его делах, могла поддержать какую-нибудь сложную беседу, оставаясь при этом его маленькой любимой девочкой.

— Почему ты повела себя настолько неосторожно? — после нескольких минут молчания горько вздохнул отец, явно имея в виду нашу недавнюю встречу в суде.

— При Рэмми я ни разу не вызывала миама. Может, только по ночам, когда никто не мог увидеть. А после… не думай, я не специально.

— Эйлана, ты ведь понимаешь, что это очень опасно. Помнишь, сколько было дел по поводу ведьм десять лет назад? Сейчас стало меньше, но никто из приговоренных не смог доказать, что ими не являются.

— Я все помню, папа. Слишком хорошо помню.

Каким бы возмутительным ни был тот факт, что не нашлось возможности доказать свою непричастность к клану ведьм, ничего поделать нельзя. Ни один судья не поверит, что ты именно маг, ведь чужого миама никто не способен увидеть. Царившие в империи законы поражали своей несправедливостью. И если кто-то понимал это, то вразрез установленным правилам пойти тоже не мог, да и не собирался. Даже не надо спрашивать отца, хотел ли он оставить свой пост. Я была полностью уверена в его утвердительном ответе.

Зато те люди, что населяли города и деревушки, бродили по улицам, собирались на площади во время казни, полностью верили, что все творится ради их блага. Так сказал император, так каждый раз говорили при зачитывании приговора во время расправы над ведьмами. И я тоже верила в эти слова, до определенного момента…

Именно поэтому ни в коем случае нельзя было раскрывать свои магические способности. Скорее всего, отец оплатил бы мне обучение в специальной академии, потратил бы много времени и сил, чтобы убедить окружение, что его дочь именно маг — подобное получилось у нескольких высокопоставленных особ. Однако покажи я там особенность своего миама — и все сразу бы заподозрили неладное. Маги не видят ни будущего, ни прошлого. Это зыбкая почва, такие возможности обычно присутствовали только у ведьм, поэтому бить кулаком в грудь и утверждать, что такое мелкое совпадение ничего не значит, не имело бы никакого смысла. Я это осознавала еще десять лет назад, понимали это и отец, и мама. Они искали решение проблемы, предлагали скрыть и утаить. Но если первый раз встреча с миамом произошла настолько неожиданно, то и вторая была бы не за горами, третья. А я ведь любопытна и от попытки вызвать его самостоятельно не удержалась бы.

— Наверное, скоро мне придется уйти, — повторное решение оказалось не менее тяжелым.

На глаза мамы снова навернулись слезы. Она начала быстро рассказывать о последних событиях, важных, которые оказались бы мне интересны. Папа же молчал, гладил меня по плечу и прижимался щекой к волосам. Сложилось впечатление, что ему не хватало моего общества, и это было взаимно. Я словно вернулась в момент из прошлого, где мы частенько собирались по вечерам у камина, родители обсуждали с кем-нибудь из гостей последние новости, а я тихонько сидела на руках у отца, вслушиваясь в разговор, но не перебивая.

Когда занялся рассвет, настал час расставания. Мама вновь заплакала, папа нахмурился и поджал губы. А я собрала остатки воли в кулак и, быстро попрощавшись, села в карету, которая без промедления двинулась в путь. Меня тянуло выглянуть в окошко, последний раз увидеть два застывших силуэта в длинных плащах. Но, как и в прошлый раз, я прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

Только сейчас, встретившись с родными, я поняла, насколько не хватало общения с ними эти долгие годы. Я слегка отодвинула шторку и смотрела на мелькающие за окном домики, затем на удаляющиеся стены Шигарда, однако ничего не видела. Мысли унесли меня в далекое прошлое, в те дни, когда еще можно было спокойно ходить по улицам этого города, носить длинные платья из превосходного материала, уделять много времени учебе и изредка переодеваться в мужскую одежду, чтобы тайком понаблюдать за судебным процессом.

Жизнь тогда казалась наполненной солнцем и радостью. Девятилетняя сестренка частенько приносила из сада разные предметы, от обычных лепестков роз до неожиданно найденной брошки, и с огнем в глазах рассказывала о том, что именно они являются ее миаменами, что она уже ощутила присутствие невидимого двойника, но просто еще не научилась им управлять. А я знала, что Миара каждый раз лгала, и изредка ей подыгрывала.

В шестнадцать лет мне все казалось беззаботным. Хоть и приходилось соблюдать определенные правила, вести себя подобающе высокому статусу семьи, те дни ничто не омрачало. Помнится, в судебный отдел тогда еще пришел новый человек, который очень понравился отцу. Он называл его презентабельным, успешным и достойным руки его старшей дочурки. Папа гордился знакомством с ним и даже собирался поженить нас, спланировав крепкий и довольно выгодный союз.

Я в те моменты лишь посмеивалась над его словами и отмахивалась, не воспринимая это за чистую монету. Брак меня не прельщал.

Да и не было никакого смысла в нем, ведь наступил тот роковой день. Я в очередной раз пробралась в здание суда, просидела за любимой шторкой почти до самого конца процесса и в нужный момент выскользнула на улицу, чтобы остаться незамеченной. На мне красовалась мужская одежда, волосы были заплетены в косу, а поверх них сидела серая кепочка.

Настроение поднялось до запредельных