Свидетели - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не скажет ли свидетельница присяжным, состоит ли она в родственных отношениях с одним из свидетелей, который еще не давал показаний?
Удар попал в цель. Лицо г-жи Берне окаменело. Челюсти плотно сжались. Казалось, акушерка вот-вот даст себе волю и осыплет председательствующего бранью, но она нашла в себе силы сдержаться.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу и что от этого меняется.
— Прошу свидетельницу ответить на вопрос.
— Да, состою.
— Чья вы родственница?
— Жозефа Папа.
— Какова степень родства?
— Я его тетка. Мы с его матерью сестры.
— Вы с ней в хороших отношениях?
— Нам нечего делить.
— Вы встречались с сестрой в присутствии вашего племянника или без него перед тем, как пойти двадцать четвертого марта прошлого года в уголовную полицию и рассказать там все, что вы сегодня повторили?
Ламбер удивленно смотрел на судью, словно не веря своим ушам; Армемье нервно играл золотым автокарандашиком. Люсьена Жирар в зале ликовала, и Ломону почудилось, что она поблагодарила его взглядом. Г-жа Фальк, сразу став внимательнее, с острым интересом присматривалась к акушерке.
— Да, я с ней встречалась. Не припоминаю, только было это до или после.
— Газеты сообщили об обнаружении трупа в утреннем выпуске двадцать первого марта: двадцатого было воскресенье, и они не выходили. Конечно, вам незачем было ждать их появления, чтобы узнать, что случилось под вашими окнами. В воскресенье утром в течение двух часов на путях царила суматоха. Там присутствовали представители власти и толпилось немало народу. Вы рано встаете, госпожа Берне?
— В семь утра, — процедила она сквозь зубы.
— Наверно, сразу поднимаете шторы? А может быть, открываете балконную дверь для кошки?
Г-жа Берне побелела от ярости. На губах Деланна мелькнула слабая улыбка: неожиданная позиция председательствующего, видимо, привела его в восторг; Фриссар нахмурился и знаком дал понять жене — он не в курсе происходящего.
— Значит, вы видели полицейских, представителей прокуратуры, фотографов и вскоре собравшуюся там толпу. Согласно полицейскому донесению, ваши соседи переговаривались друг с другом из окон.
— Ну и что из этого?
— Вы узнали, что произошло, и связали это с тем, что видели накануне. Может быть, даже вспомнили зеленое пальто и красное платье Мариетты Ламбер, которое, наверно, примелькалось в квартале?
Г-жа Берне молчала и с вызовом смотрела на судью.
— И вам не пришло в голову двадцатого, а затем двадцать первого, двадцать второго, двадцать третьего марта, что ваши показания представляют существенный интерес для полиции и следователя?
— У меня на руках была роженица. Я ведь живу не на ренту, да и не люблю вмешиваться в то, что меня не касается.
Прошло несколько минут, прежде чем Ломон отыскал среди бумаг нужную ему справку, и зал воспользовался паузой, чтобы немного расслабиться. Послышалось покашливание, перешептывание, шарканье ног.
— Я читаю в протоколе, что двадцать третьего марта вашего племянника Жозефа Папа в первый раз допросили в полиции — до этого о его связи с Мариеттой Ламбер не было известно. И вот двадцать четвертого, то есть на следующий день, вы являетесь в полицию и просите комиссара Беле лично принять вас.
— Я никогда не обращаюсь к подчиненным — всегда к начальнику.
— Вы подтверждаете точность двух этих дат?
— Ну и что? Простое совпадение.
— Вы встречались с сестрой двадцать третьего? Сами отправились к ней?
— Не помню. Может быть, в тот день она навестила меня. Я не записываю, ни когда хожу к ней, ни когда она ходит ко мне.
Луиза Берне рассчитывала, вероятно, на долгую баталию с председательствующим и совершенно растерялась, когда Ломон неожиданно объявил:
— Свидетельница может быть свободна, если только…
Он увидел знак, поданный ему г-жой Фальк. Присяжная поднялась, повернулась лицом к залу и заговорила:
— Я хотела бы узнать, будет ли свидетельница настаивать на своих показаниях, если ей обещают не привлекать ее к ответственности?
— Насколько я понял, вы спрашиваете, станет ли свидетельница настаивать на своих показаниях, будучи уверена, что ее не привлекут к ответственности за лжесвидетельство?
— Вот именно, господин председательствующий.
Не успел еще Ломон обратиться к акушерке, как та ответила, с ненавистью глядя на г-жу Фальк:
— Я не отказываюсь ни от чего, что тут говорила, и не моя вина, если кого-то это не устраивает. Я видела то, что видела. Даже если меня упекут в тюрьму.
Ломон подал знак Жозефу вывести ее, и, идя по центральному проходу, г-жа Берне взывала к присутствующим, надеясь на их поддержку. У выхода она в последний раз повернулась и что-то проворчала, но слова ее не долетели до судей.
— Перерыв на десять минут.
Ломон был доволен собой. Он не понимал толком, почему его поединок с акушеркой принес ему облегчение, но тяжесть на сердце стала меньше. Ночные кошмары ушли куда-то далеко. Он предвидел, что его позиция на сегодняшнем заседании вызовет споры и расценят ее по-разному, кое-кто даже осудит. Явно не погрешив против требуемой от судьи нелицеприятности, он все же дал волю чувствам, во всяком случае, по отношению к последней свидетельнице.
Рассердится ли на него Армемье, которому придется частично изменить обвинительную речь? Если да, значит, он неплохой актер, потому что бросил Ломону в совещательной комнате:
— Быстро же вы свели на нет ее показания! Этого она вам никогда не простит.
Помолчав, прокурор спросил:
— Как вы добыли такую информацию?
— Самым нелепым образом — из анонимного письма. Полиция все учла, но разве можно было предположить, что самые важные свидетели состоят в родстве?
— Акушерка настаивает на своих показаниях.
— Ей нельзя отступать. Убежден, что она в самом деле видела спускавшегося по лестнице мужчину. Может быть, даже приняла его за Ламбера, но уверена в этом не была: если человек направляется на Верхнюю улицу, мало вероятно, что он дойдет до газового фонаря и лишь потом пересечет мостовую под прямым углом. А если только что убил жену и отнес ее тело на рельсы — подавно. Когда эта Берне узнала, что ее племянничек — один из любовников Мариетты и рискует быть замешан, она пообещала сестре помочь ему выпутаться.
Очередь Жозефа Папа давать показания еще не подошла: до него предстояло выслушать Элен Ардуэн и Желино. Находится ли в зале г-жа Пап? Вполне возможно, но Ломон ее не знает, а у нее есть причины скромно сидеть где-нибудь в углу потемнее.
Незадолго до возобновления заседания комиссар Беле спросил у председателя, не может ли тот уделить ему минутку, и Ломон на ходу переговорил с ним в коридоре.
— Извините, что я не раскрыл их родство, господин председатель. Поверьте, я очень огорчен. Я находился в зале, когда полицейский передал письмо приставу. Я тотчас допросил его, и он описал мне женщину, вручившую ему конверт и попросившую немедленно передать его вам. Она средних лет, из простых.
— Вы ее разыскали?
— Насчет розыска я еще не распорядился: прежде хотел переговорить с вами.
Ломон понимал, что надо дать согласие, иначе могут решить, будто он хочет утаить часть правды или покрыть кого-то.
Приятно все-таки не чувствовать себя больше разбитым. В нем как бы началась реакция на вчерашнюю подавленность. Он был еще слаб, утомлен, но испытывал почти лихорадочную потребность в деятельности.
Элен Ардуэн, которую ввели первой после перерыва, было девятнадцать. Она служила продавщицей в магазине стандартных цен. Родители ее жили в деревне, отец был поденщик. В городе Элен снимала комнату вместе с подружкой-односельчанкой, работавшей у портнихи. Элен еще не утратила деревенскую свежесть, и ее круглое личико напоминало яблоко. У нее не было одного переднего зуба, и это портило ее улыбку, которая тем не менее была еще прелестна в своей наивности.
— Повернитесь к господам присяжным и расскажите им…
Она тщетно соображала, с чего начать, и нетрудно было предвидеть, что вот-вот она расплачется от досады или смущения.
— Где вы встретились с обвиняемым?
— В первый раз?
— Да.
— На ярмарке, мы там гуляли с подружкой.
— Когда это было?
— Почти в такое же время, как сейчас, — в ноябре прошлого года. Ярмарки всегда бывают в ноябре.
— Вы стали его любовницей в тот же вечер?
Она покраснела, промолчала и лишь слегка кивнула головой.
— На следствии вы показали, что отправились с ним в гостиницу на Рыночную улицу и он настаивал, чтобы ваша подружка сопровождала вас.
— Она отказалась. Ухажер у нее строгий.
— Потом вы часто виделись с подсудимым?
— Время от времени он ждал меня у магазина.
— Что вы называете «время от времени»?