Небо примет лучших. Второй шаг - Ирина Сон

а вот жаркий солнечный свет играл в них, как в быстрых волнах ручья, и отзывался на каждое движение серебристым блеском.

Что ж, раз нефрит был не откупом, а оберегом, я принял его. Подвеска закачалась на поясе, слишком богатая и роскошная для ненастоящего жреца. Я выдавил из себя положенные слова благодарности.

– Да, спасибо. И вам до свидания, – неловко сказал Унур.

Еши кашлянул, и Унур, опомнившись, сложил руки и церемонно поклонился.

– Я хотел пожелать доброй дороги досточтимому жрецу и императорскому палачу. Клан Хуай будет перед вами в долгу, когда вы вернете ему честь, а наследнику – свободу.

– Вижу, Еши взялся за твоё обучение серьёзно. Успехов тебе, – пожелал я.

Тархан был краток:

– Прощайте.

На этом наше пребывание в бане «На источнике жизни» закончилось. Мы вышли на дорогу, отполированную бесчисленным количеством ног.

– Не совершил ли ты ошибку? – заговорил Тархан.

– Как видишь, я совершил много ошибок. Говори яснее, – мрачно отозвался я. – Если ты об отце…

– Нет. Было неразумно оставить мальчишку на милость хитрого духа. Мне. Но я не ты. – Во взгляде Тархана проскользнула непонятная мне искорка, но она исчезла настолько быстро, что я принял её за игру солнечного света.

– Тогда о чём ты?

– О документах. Ты подвергнешь себя опасности. Для освобождения Унура придется показать купчую чиновникам. Они могут попросить твои личные документы. Их у тебя нет, – пояснил Тархан.

Я кивнул и безразлично ответил:

– Я знаю. Мне всё равно. Главное – освободить Унура.

Тархан поправил корзину за плечами и провёл рукой по лицу, то ли стирая пот, то ли поражаясь моей глупости.

– Ты видишь в нём себя, но он не ты. А ты не виноват в том, что случилось с твоим отцом, – медленно, словно ребёнку, сказал он.

Я выдавил из себя улыбку и промолчал.

Тархан нахмурился.

– Хватит самобичеваний, Октай, – резко бросил он.

Я промолчал и отвернулся, ускорил шаг. Говорить не хотелось. От воспоминаний становилось горячо в глазах и больно в груди.

Тархан догнал, вцепился в плечи и развернул к себе. Горящие чёрные глаза впились мне в душу, обожгли – и вспышка страха на миг затмила всё то, от чего было так тошно. Таким злым палача я еще не видел.

– Разве это ты проклял отца? – прорычал он, встряхнув меня, словно куклу. – Разве ты привёл его туда?

– Хватит! – закричал я и вывернулся из хватки. – Я купил Унура! Я привёл его туда! Это я… из-за меня…

К горлу подкатил ком – и мой крик захлебнулся. Я поспешно опустил голову и отвернулся, чтобы палач не увидел вскипающие в глазах слёзы. Зашагал быстрее. Дорога простиралась передо мной, длинная, бесконечная. Солнце путалось в густой лесной зелени. Где-то неподалёку пели птицы. Всё так и приглашало идти побыстрее и подальше, и я уходил…

Но палач был неумолим. Дав мне немного отдышаться, он ещё раз ткнул в рану:

– Октай, ты не отвечаешь за решения своего отца. Он твой отец. Ты его сын. Так поступил бы любой на его месте.

– Да. Любой хороший отец так поступил бы на его месте. Мой отец был хорошим, – обессиленно прошептал я. – Это-то и убивает. Хватит, Тархан, пожалуйста. Ты не понимаешь, насколько мне сейчас плохо.

Тархан всё-таки был прекрасным палачом: поняв, что жертва подошла к черте, он ослабил напор.

– Ты всего лишь узнал, что к измене его привело проклятье… А может, и не проклятье. Насколько я помню, его обвинили в краже неких государственных бумаг. Как может любовь относиться к политике?

– А может, это обвинение – всего лишь результат интриги клана Ляо, который давно заглядывался на место отца, и мой клан повторил судьбу клана Хуай. Но моему не видать возвращения чести, поскольку никакие беспокойные духи не радеют за возвращение доказательств… – подхватил я безразличным голосом и невесело усмехнулся. – Не хмурься ты так, Тархан! Такая встреча с отцом… – Я не удержал ещё одного смешка. На языке чувствовалась горечь. – Столько лет я считал его злом… На самом деле я не надеялся, что он невиновен! Да, думал иногда, но надежды не было. Я почти смирился, что клан останется навеки опозоренным. А сейчас… Отец всё-таки зло. Он поселил во мне надежду. А если она всё же беспочвенна? Проклятье какого-то пещерного духа вовсе не оправдывает его поступок! Как я это переживу? Как мне возвращать честь, искупать его вину в таком случае? Мне, обманщику, сбежавшему рабу, который должен заслужить прощение безупречной службой Сыну Неба!

Тархан не изменился в лице, но взглядом выразил всё, что подумал о моей «сущности обманщика».

– Просто это судьба, – возразил он. – Не нужно себя винить. Не нужно слишком много думать о том, что ещё не случилось. В том числе не нужно нарываться на неприятности из-за Унура. Ты видишь в нём себя, но он не ты.

– Дело не в том, что Унур похож на меня. Просто… Мне будет спокойнее, если благодаря моим усилиям хоть какая-то семья вернёт себе честь. Пусть не моя, зато благодаря мне.

Тархан хмыкнул.

– Думаешь, для успокоения твоей души этого будет достаточно?

– Нет. Ты прав. Я всё ещё должен узнать правду о предательстве. Причины недостаточно. Тай сказала, что любовь лишит разума и всё разрушит. Там ни слова не было о жажде власти или измене. Мне нужны детали, – ответил я.

– Которые, разумеется, можно найти лишь у тебя в поместье, – проворчал Тархан.

– Именно. Поэтому нам не стоит задерживаться.

Наш путь выдался спокойным. Целых три дня, вплоть до столицы Южной провинции, стояла великолепная погода, на постоялых дворах всегда находилось место, а люди, обращаясь ко мне, просили лишь талисманы. Стражники у ворот – и те пропустили в город без расспросов. Видимо, были слишком утомлены многочисленными торговцами, и поэтому им хватило жреческой подвески да документов Тархана.

Южная столица жила спокойно. Вот уже почти четыре сотни лет она не знала ни голода, ни войн. Её жизнь текла неспешно и отличалась удивительным постоянством. Что десять лет назад, что сейчас – ничего не изменилось и, казалось, не изменится.

У городских стен жили бедняки. Их унылые одинаковые домишки и неприятные запахи домашней скотины подталкивали в спину каждого, кто попадал сюда. Не задержались и мы. Чем ближе мы подходили к центру столицы, тем выше и богаче становились дворы, а я всё чаще замедлял шаг, любуясь наряженными красавицами и благородными мужами. Лавочки с едой наполняли эти улицы аппетитными ароматами. Их, эти лавки, держали поколениями, рецепты передавались от отца к сыну. Съев здесь лапшу однажды и