Тысяча и одна ночь. Том XIII - Древневосточная литература

А на деревьях в этом саду было каждого плода по паре, и были в нем гранаты, похожие на кайраванские шарики, как сказал поэт и отличился:

Вот гранаты с тончайшей кожей; сходныС грудями девы, выступят коль округло.Когда очистишь их, они покажутНам яхонты, смущающие рассудок.

А также сказал о них поэт:

О круглая! Всякому, кто к ней в глубину проник,Покажет она рубины в складках из Абкара.Гранат! Я его сравнил, когда увидал егоС грудями невинных дев иль с мраморным куполом.Больного в нем исцеленье, здравие для него,О нем изречение пророка пречистого.О нем говорит Аллах – высоко возвышен он! –Слова столь глубокие в писанье начертанном.

И были в этом саду яблоки – сахарные, мускусные и даманийские, ошеломляющие взор, как сказал о них поэт:

Вот яблоко двух цветов – напомнит смотрящемуЛюбимого с любящим ланиты, что встретились.На ветке они блестят, в чудесном несходные.Один из них тёмен, а другой – в нем сияние.

Обнялись они, и вдруг доносчик их испугал:

Один покраснел, смутясь, другой побледнел в тоске.

И были в этом саду абрикосы, миндальные и камфарные, из Гиляна и Айн-Таба, и сказал о них поэт:

Вот абрикос миндальный – как влюблённый он,Когда пришёл любимый и смутил его.А влюблённого в нем довольно качеств, поистине:Лицом он жёлт, и разбито сердце всегда его.

И сказал о них другой и отличился:

Взгляни на абрикос ты: цветы его –Сады, чей блеск глаза людей радует.Как яркие светила, блестят они,Гордятся ветки блеском их средь листвы.

И были в этом саду сливы, вишни и виноград, исцеляющий больного от недугов и отводящий от головы жёлчь и головокружение, а смоквы на ветвях – красные и зеленые – смущали разум и взоры, как сказал о них поэт:

И мнится, что смоквы, когда видно в них белоеИ вместе зеленое среди листвы дерева, –То румов сыны на вышках грозных дворцов стоят,Когда опустилась ночь, и настороже они.

А другой сказал и отличился:

Привет наш смоквам, что пришлиНа блюде в ровных кучках к нам,Подобны скатерти они,Что свёрнута, хоть нет колец.

А другой сказал и отличился:

Насладись же смоквой, прекрасной вкусом, одетоюДивной прелестью и сближающей внешность с сущностью.Вкушая их, когда ты их попробуешь,Ты ромашки запах, вкус сахара почувствуешьКогда же на подносы высыпают их,Ты шарам из шелка зеленого уподобишь их.

А как прекрасны стихи кого-то из поэтов:

Сказали они (а любит сердце моё вкушатьДругие плоды, не те, что им так приятны):«Скажи, почему ты любишь смокву?» И молвил я:«Один любит смоквы, а другой – сикоморы».

Но ещё лучше слова другого:

Мне нравится смоква лучше всяких других плодов,Доспеет когда, листвой обвившись блестящей.Она – как молящийся, а тучи над ним дождят,И льют своих слез струи, страшатся Аллаха.И были в этом саду груши – тирские, алеппские и румские, разнообразных цветов, росшие купами и отдельно…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестьдесят пятая ночь

Когда же настала восемьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что сыновья купцов, когда пришли в сад, увидали там плоды, которые мы упомянули, и нашли груши тирские, алеппские и румские, разнообразных цветов, росшие купами и отдельно, жёлтые и зеленые, ошеломляющие взор. И поэт сказал о них:

Порадуйся же груше ты! Цвет еёПодобен цвету любящих – бледен он.Сочтёшь её за деву в плаще её,Лицо своё завесой закрывшую.

И были в этом саду султанийские персики разнообразных цветов, жёлтые и красные, как сказал о них поэт:

И кажется, что персики в их саду,Когда румянцем ярким покроются,Подобны ядрам золота жёлтого,Которых кровью алой покрасили.

И был в этом саду зелёный миндаль, очень сладкий, похожий на сердцевину пальмы, а косточка его – под тремя одеждами, творением владыки одаряющего, как сказал поэт:

Одежды есть три на теле нежном и сладостном,Различен их вид – они владыкой так созданы.Грозят они смертью телу ночью и каждый день,Хотя заключённый в них и не совершил греха.

А другой сказал и отличился:

Миндаль ты не видишь разве, коли средь ветвейПокажет его рука закутавшейся?Очистив его, мы видим сердце его –С жемчужиной оно схоже в раковине.

Но ещё лучше сказал другой:

Зелёный как красив миндаль!Ведь самый меньший руку намНаполнит! Волоски на нем –Как безбородого пушок.А сердце миндаля найдёшьИ парным и единым ты.И как жемчужина оно,Что в изумруд заключена.

А другой сказал и отличился:

Подобного глаза мои не виделиМиндалю красой, как распустятся цветы на нем.Голова его сединой сверкает блестящею,Когда вырос он, а пушок его ещё зелен все.

И был в этом саду боярышник разнообразной окраски, купами и отдельно, и сказал о нем кто-то из описывавших такие стихи:

Взгляни на боярышник, на ветках нанизанный,Чванливо, как абрикос, гордится он на сучках.И кажется желтизна его смотрящим подобноюБубенчикам, вылитым из яркого золота.

А другой сказал и отличился:

Вот сидра дерево блещетКрасой иной каждодневно,И ягоды между листьев,Когда предстанут пред взором, –Бубенчики золотые,Повешенные на ветках.

И были в этом саду померанцы, подобные калгану, и сказал о них поэт, от любви обезумевший:

Он красен, в ладонь размером, горд в красоте своей,Снаружи его огонь, а внутренность – чистый снег,Но дивным сочту я снег, не тающий близ огня,И дивным сочту огонь, в котором нет пламени.

А кто-то сказал и отличился:

Вот дерево померанца. Мнится, плоды его,Предстанут когда они глазам проницательных, –Ланиты прекрасных жён, убравшихся для красыВ дни праздника и одетых в платья парчовые.

А другой сказал и отличился:

Скажу – померанцев рощи, веет коль ветерокИ ветви под тяжестью плодов изогнулись,Подобны щекам, красой блестящим, когда в часыПривета приблизились к ним щеки другие.

А другой сказал и отличился:

Оленя попросили мы: «ОпишиТы этот сад и в нем померанцы нам».И молвил он: «Ваш сад – мой лик, а сорвалКто померанец, тот сорвал жар огня».

И были в этом саду лимоны, цветом подобные золоту, и спустились они с высочайшего места и свешиваются на ветвях, подобные слиткам золота, и сказал о них порт, безумно влюблённый:

Не видишь ли рощи ты лимонной, что вся в плодах?Склонились когда, страшна им гибель грозящая.И кажется нам, когда пронёсся в них ветерок,Что ветви нагружены тростями из золота.

«И были в этом саду лимоны с толстой кожей, спускавшиеся с ветвей своих, точно груди девушек, подобных газелям, и был в них предел желания, как сказал о них и отличился поэт:

Прекрасный я увидал лимон средь садов сейчас.На ветках зелёных, – с девы станом сравню я их.Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,Как мячик из золота на палке смарагдовой.

И были в этом саду сладкие лимоны с прекрасным запахом, подобные куриным яйцам; и желтизна их – украшение плодов, а запах их несётся к срывающему, как сказал кто-то из описывающих:

Не видишь ли лимон – когда явится,Влечёт к себе все очи сияньемИ кажется куриным яйцом он нам,Испачканным рукою в шафране.

И были в этом саду всякие плоды, цветы и зелень и благовонные растения – жасмин, бирючина, перец, лаванда и роза, во всевозможных видах своих, и баранья трава, и мирта, и все цветы полностью, всяких сортов. И это был сад несравненный, и казался он смотрящему уголком райских садов: когда входил в него больной, он выходил оттуда, как ярый лев. И не в силах описать его язык, таковы его чудеса и диковинки, которые найдутся только в райских садах; да и как же нет, если имя его привратника – Ридван! Но все же между этими двумя садами – различие.

И когда дети купцов погуляли по саду, они сели, погуляв и походив, под одним из портиков в саду и посадили Нур-ад-дина посредине портика…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестьдесят шестая ночь

Когда же настала восемьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что сыновья купцов, когда сели под портиком, посадили Нур-ад-дина посредине портика на ковре из вышитой кожи, и он облокотился на подушку, набитую перьями страусов, верх которой был из беличьего меха, и ему подали веер из перьев страуса, на котором были написаны такие стихи: