Продавец фокусов - Саша Антонова

Однако сильная натура одержала верх над малодушием. Пережив период депрессии, Он нашел в Себе силы признать поражение, проанализировать итоги неудавшегося Эксперимента и трезво оценить ситуацию. Горечь и обида растворились, но осталась в Его душе одна заноза: Он боялся быть осмеянным. Его робкий вопрос к Апостолам: "За Кого Меня почитают люди?", стал поворотным моментом в Истории Христианства. Лишь трогательная преданность Двенадцати не позволила Ему бросить все на полпути.

Именно тогда Назарянин впервые заговорил о Своих грядущих страданиях и смерти. Очевидно, Иисус принял решение вернуться к одному из первоначальных вариантов - активному чародейству. Сердобольный Петр отвел Его в сторону и стал утешать: "Господи, не дай Бог! Не должно с Тобой ничего подобного случиться!". "Уйди прочь, сатана!", - рассердился Назарянин. - "Ты только препятствуешь Мне, ибо думаешь не о Божьем, а о человеческом". Не потому ли Христос столь резко отчитал Петра, что Сам думал о том же, о человеческом? Он был в смятении. Ему было больно расставаться с теми, кого Он полюбил, кому отдал столько сил, и кто верил в Него... Чувство долга победило. Он сделал выбор.

В начале сентября, накануне праздника Кущей, Иисус все еще находился за Иорданом. И там произошло одно очень важное событие. Его свидетелями стали три апостола. Взяв с собой Петра, Иакова и Иоанна, Он поднялся на высокую гору. Ученики, утомленные долгим восхождением уснули, а когда пробудились, увидели, что лицо Учителя светится неземным светом, а одежда Его стала ослепительно белой. Два незнакомца вели с Ним беседу. Апостолов охватило чувство эйфории. Затем сияние померкло, незнакомцы исчезли, Учитель стал прежним. В скобках замечу, что Петр, Иаков и Иоанн приняли незнакомцев за Моисея и Илию, то есть они выглядели старше Иисуса и говорили с Ним отеческим тоном.

Во время спуска с горы Назарянин велел хранить виденное в тайне, "доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых". Можно, конечно, хихикнуть и отмахнуться от этого эпизода, как типично сказочного. А можно задуматься. И придти к выводу, что Апостолы присутствовали при разговоре Иисуса с Руководителями Эксперимента. План проведения Распятия и Воскресения был ими одобрен".

Звонок в прихожей заставил меня отложить в сторону записки покойного Петра Силантьевича. В окуляре дверного перископа был отчетливо виден представитель одного не очень уважаемого ведомства. Николай Михайлович стоял на лестничной площадке и приветливо улыбался. Я затаилась в прихожей в надежде, что он устанет ждать, подумает, будто дома никого нет, и уйдет.

- Мария Сергеевна, Вы напрасно не открываете, - донеслось до меня с площадки. - У нас с Вами есть много интересных тем для разговора, например, о фотографе...

Я испугалась. И открыла.

Глава 11

Николай Михайлович тщательно вытер ноги о половичок, возложил шляпу на полочку, а утепленный плащ повесил на вешалку. Он заботливо пригладил залысины и поправил галстук перед зеркалом. Я стояла рядом, нервно потирала вспотевшие ладони, и поражалась своей глупости. Наверняка, он имел в виду совершенно другого фотографа. Если преступление еще не обнаружено, то и знать о смерти мужчины из фотомастерской службист не мог, а тем более о моем визите в мастерскую в самый неподходящий момент. Следовательно, бояться мне совершенно нечего, и напрасно я открыла ему дверь. Опять будет приставать с глупыми претензиями по поводу фикуса и фокусов.

Мой незваный гость легко сориентировался на местности и уверенно направился в кухню. Он выбрал себе табуретку около окна, бегло оглядел стандартные кухонные шкафчики, финский холодильник, дубовый буфет с разноцветными стеклышками в витражных дверцах и как-то неопределенно хмыкнул. Я осталась стоять, прислонившись к мойке и скрестив руки на груди, вежливо намекая, что не расположена к долгой беседе.

- А у вас мило, - приступил Николай Михайлович к допросу. - Чувствуется заботливая женская рука... Я знаю, Вы привязаны к своей родственнице, любите и уважаете старушку. Похвальное чувство... Тетушка также не чает в Вас души, милая Мария Сергеевна. Тем более будет для нее неприятно узнать о Вашем... гм... увлечении. Поверьте, я вовсе не какой-нибудь извращенец, мне крайне больно прибегать к подобным методам убеждения, но иного выхода у меня просто нет.

Произнеся свой монолог, он вынул из бокового кармана серого пиджака конверт, и высыпал на стол пачку фотографий. От увиденного меня бросило в жар, и я бессильно опустилась на табуретку. На фотографиях главным действующим лицом была я. Вот я распахиваю кофточку, оголяю изящным жестом плечо, изогнувшись назад, расстегиваю молнию на юбке, стою в профиль и снимаю некую интимную часть нижнего белья, томно потягиваюсь, облачаюсь в полупрозрачную ночную сорочку с рюшками, стою вполоборота и расчесываю волосы массажной щеткой, задергиваю шторы на окне.

- Да, - Николай Михайлович уперся локтями в стол и положил подбородок на сцепленные пальцы. - Окна Вашей комнаты выходят как раз на соседний дом. Крайне неосторожно с Вашей стороны устраивать стриптиз для некоего любителя острых ощущений, вооруженного фотоаппаратом с мощным объективом. Хотя, как мужчина, я вполне солидарен с его выбором обнаженной натуры. Мне нравится форма Вашей груди.

Он изобразил улыбку Змия и многозначительно подвигал бровями, отчего его очки в массивной роговой оправе сползли на кончик носа. Я же примерилась к чугунной сковороде, на которой баба Вера печет блинчики, на случай сексуальных домогательств.

- Я с удовольствием отдам Вам эти фотографии, и Вы сможете их уничтожить, - вернулся иезуит из органов к официальному тону и водрузил очки на переносицу. - Более того, я даже великодушно верну негативы. Мы люди сначала не жадные, потом - добрые, а уж затем - великодушные, - усмехнулся он. - Но Вы же прекрасно понимаете, милая Мария Сергеевна, что только я могу шепнуть некоему фотографу о противозаконности его увлечения и обезопасить Вас от новых неприятностей... Нет, конечно, Вы можете сами подать на него в суд и таки добиться каких-то результатов, но я могу представить себе Ваши чувства, когда эти фотографии будут рассматривать судьи, свидетели и просто любопытствующие граждане.

- Что Вы хотите? - прохрипела я, с трудом прочистив горло.

- Я хочу, - Николай Михайлович подался вперед, навалился грудью на стол и перешел на шепот. - Чтобы Вы познакомили меня с Продавцом фокусов.

Я долго хлопала глазами, прежде чем догадалась спросить:

- Вы смеетесь надо мной?

- Отнюдь, - успокоил он меня. - Возможно, в первую нашу встречу я не совсем правильно вел разговор, и мои выводы были несколько поспешны. Но теперь Вы от меня никуда не денетесь, любезная Мария Сергеевна, и выведете на Продавца. Уверяю Вас, нынче я обладаю убийственным по силе убедительности аргументом.

Ведомственный Малюта Скуратов победно взглянул на меня и жестом иллюзиониста вынул из другого кармана пиджака следующий конверт. Из него выпала на стол единственная фотография не очень хорошего качества. Кто-то фотографировал в ранних сумерках осеннего дня. На фотографии была изображена опять-таки я, карабкающейся в "Ленд-Крузер" с тонированными стеклами. В руках я держала хозяйственную сумку, из которой торчала усатая морда Лаврентия Палыча.

- Что это? - изумилась я.

- Кот! Или кошка. Здесь немного не в фокусе, - улыбнулся он своему каламбуру. - А теперь самое главное: некий пылкий юноша по кличке Скелет хвастался своим братанам, что собирается выкупить любовницу у Продавца фокусов, который сотворил ее из кота, как Господь Бог Еву из адамова ребра. А посредником в этой сделке являетесь Вы, любезная Мария Сергеевна!

- Николай Михайлович, голубчик! - всплеснула я руками. - Вы же взрослый, интеллигентный человек с высшим образованием! Как Вы можете верить в эту чушь?! Разве можно превратить кота в человека?! Я Вас не понимаю!!! Более того, я могу Вам продемонстрировать любовницу Скелета и кота одновременно, чтобы не возникло никаких недоразумений... Лаврентий Палыч, можно Вас на минутку! - позвала я.

В дверном проеме сейчас же появился достойный представитель семейства кошачьих, как будто он только и ждал знака из суфлерской будки. Степенной походкой он проследовал любимым маршрутом от миски к помойному ведру и далее к буфету. Проигнорировав присутствие незнакомца, он полосатой пантерой взлетел на верхний этаж башни из дуба и витражей и затаился среди консервных банок в позе охотника.

- Любаша - пассия Скелета - проживает этажом ниже. Хотите, я позову ее? - любезно предложила я.

- Нет, благодарю, - вежливо отозвался Николай Михайлович. - Уверяю Вас, я совершенно с Вами солидарен и верю в превращения людей в животных и обратно только на арене цирка.

- В таком случае я не понимаю, чего Вы от меня хотите? К цирку я не имею никакого отношения. Продавец фокусов - вымышленная фигура, плод фантазии романтически настроенного юноши.