Старый вор, новый мир - Сергей Зверев

Фомин судорожно извлек из кармана мобильник, чтобы вызвать «Скорую», но тут же понял: врач тут уже ничем не поможет…

Малиновое солнце переваливалось за серый срез тучи. Ласковая океанская волна дарила всеми оттенками аквамарина. Белоснежнные чайки пикировали и подхватывались у самой воды. Роскошная мотояхта, оставляя за кормой ровный пенный след, уверенно подходила к Санта-Марте – одному из красивейших курортных городов Колумбии.

– Ну что, Льеша… Тут остаемся или продолжим беседу на берегу? – поинтересовался у Дюка моложавый мужчина в легкомысленных бермудах.

Мужчина этот весьма неплохо говорил по-русски, однако чрезвычайно смуглая кожа выдавала в нем метиса, а характерный испанский акцент – уроженца Латинской Америки. Оливковые глаза чуть навыкате смотрели ласково, но было заметно, что ласковость эта может в любой момент смениться скрытой угрозой. Тут, на мотояхте, он был явным хозяином, однако старался не демонстрировать это, давая понять: мой дом – твой дом.

– Давай лучше тут. – Дюк плюхнулся в шезлонг и, поймав на себе взгляд собеседника, понял, что тот изучает его зоновские татуировки на предплечье.

– Документацию, которую вы нам отправили, мы уже просмотрели, – улыбнулся латиноамериканец. – Нам все понравилось. Есть, правда, кое-какие нюансы, которые хотелось бы уточнить.

Сидя в шезлонгах под зонтиками, мужчины лениво тянули сухое вино. Официант в матросской форме сменил степлившиеся бутылки на запотевшие, поправил вазу с фруктами и выдрессированно удалился.

– А что именно уточнить? – Дюк отставил бокал, подставив лицо под вечерний бриз. – Или я вам макулатуру поставляю?

– Понимаете ли, Льеша, все эти документы, конечно же, хороши. Но если бы у нас был человек, который мог бы пояснить некоторые технические детали… Ученые – они ведь как поэты. Их слова доступны немногим, а потому требуют пояснений.

– Ага. То есть я вам пришлю этого ученого, вы будете с ним плотно работать, а сам я стану ненужным. Так? – хмыкнул Зеленцов.

– Ну, зачем же так сразу. Мы вполне могли бы договориться. Учесть и наши, и ваши интересы.

Яхта, постукивая мощным дизелем, заходила в залив. В предвечерней дымке берега белели нарядные коттеджи, темнели эллинги со швертботами. В лучах закатного солнца золотились дикие нагромождения скал. Ажурные стрелы портовых кранов пронзали безоблачное небо.

– Ну, говори, слушаю… – Дюк внимательно осматривал белоснежные домики на склоне гор. – Как вы собираетесь учитывать и мои интересы?

– За те восемь месяцев, которые мы с вами работаем, вы получили от нас двадцать восемь килограммов кокаина в качестве оплаты за документацию и иные сопутствующие материалы. Пока никаких жалоб друг на друга нету. Я правильно говорю?

– Я это и так все знаю, – нетерпеливо перебил Дюк. – Дальше-то что? В смысле – какие-то конкретные предложения?

– Допустим, вы доставляете сюда этого ученого из Курчатовского института. Я знаю, что вам это вполне по силам.

– Нам многое что по силам, – не без самодовольства прокомментировал Зеленцов.

– И что бы вы за это хотели? То есть: вы переправляете сюда этого ученого, мы единовременно выплачиваем вам гонорар. Хотите деньгами, хотите кокаином. Однако оговорюсь сразу: это ни в коем случае не отменяет всех наших предыдущих договоренностей. Будем работать с вами и дальше. И необязательно по Курчатовскому институту.

Яхта неспешно переваливалась с волны на волну. Через открытый световой люк машинного отделения доносились глубокие вздохи двигателя. Волны шлепали в скулу, рассыпаясь брызгами. Ветерок захлопал тентом над головами.

Дюк задумался…

В предложении были как огромные плюсы, так и несомненные минусы. Пока Леша перебирал и то, и другое, просчитывая, чего же больше, собеседник перешел к конкретике:

– Можете сами назвать сумму?

– Ну, я-то этими «ботанами»… то есть учеными из Курчатовского, не торгую, – попытался было отшутиться Зеленцов, лихорадочно прикидывая, сколько зарядить за услугу и каким именно образом уломать того «ботана» перебраться в Колумбию. – Но кокаин, конечно, лучше денег. Называй свою цифру, а я скажу, подходит она или нет.

– Тонна кокаина, – спокойно ответил латиноамериканец.

Дюк опустил глаза, чтобы их блеск не выдал внезапной радости. В голове словно защелкал арифмометр, просчитывая возможный навар.

Одна доза кокаина стоит в Москве около ста пятидесяти долларов. То есть тридцать тысяч за килограмм, если продавать оптом. Даже если всю тонну загнать оптом за двадцать миллионов, не бодяжа «кокс» сахарной пудрой или стиральным порошком, можно послать куда подальше и охранную фирму со всеми этими недоумками, и Москву с ее Лубянкой и Лефортовым, и всю эту хлопотную и суетливую жизнь в России… Купить тут виллу, как Дюк уже и подумывал, и жить в собственное удовольствие.

Сколько той жизни?!

– Доставка тоже наша, – вежливо уточнил латиноамериканец. – Конечно, доставить такое количество в один прием не обещаем, но сделать это в несколько приемов вполне реально.

– Я подумаю, – Леша решил немного набить себе цену. – Все-таки укатать… в смысле, уговорить того ученого из Курчатовского будет непросто. Что мне ему обещать от вашего имени?

– Когда скажете свое окончательное «да» – поговорим и на этот счет. Я думаю, мы останемся довольны друг другом. Вы еще долго намерены пробыть у нас?

– Давайте отвечу вам завтра, – решил Дюк. – Как раз звонка из Москвы жду. Переговорю со своими подчиненными – и отвечу…

Прижимая платок к разбитому лбу, полковник Шароев сосредоточенно слушал немолодого майора из МУРа.

– Личность киллера мы уже установили. Некто Алексей Бугринов. Бывший офицер одного из спецподразделений. Участник контртеррористической операции на Северном Кавказе. Ни по одной картотеке не проходил. Ни в каких оперативных источниках не засвечен. А вот второй… – Милиционер взглянул на водительское удостоверение водителя «девятки». – Александр Митюков, бывший сержант-контрактник той самой части, где служил Бугринов. Ранее судимый за вымогательство, условный срок.

Они сидели в «фордовском» микроавтобусе с надписью «Экспертно-криминалистическая экспертиза» по всему борту. Рация на милицейской волне то и дело выплевывала неразборчивую скороговорку, и прерывистые шумы, перебивающие друг друга позывные и эфирные свисты создавали негромкий тревожный фон.

Сквозь лобовое стекло было видно, как у разбитых машин топчутся редкие ротозеи, работают гаишные следователи, суетятся коммунальщики в люминесцирующих апельсиновых жилетках, затаскивая покореженную «девятку» на лафет эвакуатора. В конце переулка заполошила синими огнями «Скорая помощь».

– Вы этого Митюкова уже допросили? – уточнил фээсбэшник.

– Вот, – муровец зашелестел протоколом. – Только что. Говорит, что бывший командир предложил двадцать тысяч долларов лишь за то, что Митюков будет страховать его за рулем и в случае чего прикроет отступление. Я думаю, это действительно человек случайный.

– А я думаю, что Бугринов бы ему ни копейки и не заплатил. Случись все удачно – пришил бы его в темном месте, а труп бы закопал где-нибудь на свалке. – Олег Александрович бегло просмотрел протокол допроса. – Это, судя по всему, профессионал, если ни разу не засыпался… Свидетели таким ни к чему.

– Будем его отрабатывать своими средствами. А что с этими уголовниками делать? – Мент кивнул в сторону милицейской машины, в салоне которой сидели Монах с Буром.

– У вас ведь нечего им предъявить? Нечего. Вот и отпустите, – попросил Шароев и, поймав недовольный взгляд мента, уточнил веско: – Под мою личную ответственность.

– Я бы, конечно, всю эту блатоту вот этими руками задушил! – посуровел мент. – Да и вашу личную ответственность к уголовному делу не пришьешь. Но предъявить им на этот раз действительно нечего… Ладно, забирайте, если так хочется.

Спустя несколько минут чекист и вор стояли неподалеку от кладбищенской ограды. Бур деликатно курил чуть поодаль, чтобы не стать невольным свидетелем разговора.

– Что теперь скажете, Валерий Николаевич? – Шароев исподлобья взглянул на Монаха, подвесив многозначительную паузу. – Поубавилось теперь вашего идеализма насчет друзей? Или считаете, что наезд на «Опель» я тоже подстроил?

Сонно шелестела листва на кладбище, призрачно мерцали желтые фонари, напоминавшие мутные белесые свечки в тусклых электрических нимбах. Фомин молчал: после смерти Музыканта он до сих пор не мог прийти в себя.

– Во-первых, спасибо тебе огромное, – негромко и безо всякого выражения вымолвил вор. – Ты, хотя и конторский, но все-таки жизнь мне спас. Сперва я, в натуре, подумал, что все это ваши хитрожопые подставы… Ошибался, признаю. Во-вторых, такое же большое спасибо, что про «беретту» сказал. Кое-что мне надо бы самому пробить, но кое-что уже становится ясным. А насчет всего остального – не обессудь, я уж сам как-нибудь разберусь. У тебя свое дело, у меня свое.