Манящая тайна - Сара Маклейн

Темпл заставил себя снова откинуться на кушетке. Он ни за что не покажет ей, что позволил выбить его из колеи.

— К примеру, я заметил, что вы не носите перчаток.

Ее руки взметнулись вверх и тут же опустились. Явно смутившись, она пробормотана:

— Когда работаешь, чтобы выжить… невозможно…

Но ее никто не заставлял работать. Она могла бы стать герцогиней. Почему же не стала?

Он хотел ответов. Жаждал их.

— Все мои знакомые гувернантки всегда их носили. — Он посмотрел на ее руки — огрубевшие, с шершавой кожей, с покрасневшими от холода костяшками. Руки, знающие, что такое черная работа. У него у самого такие же.

Еще больше смутившись, Мара ответила:

— Но я не совсем обычная гувернантка.

Темпл с улыбкой кивнул:

— Да, верно. Не думаю, что вы обычная хоть в чем-то.

Тут мадам Эбер поднялась, извинилась и вышла, оставив их наедине. Мара долго стояла молча, затем произнесла:

— Я чувствую себя тут… как на жертвеннике.

Он понимал, что она имела в виду. Возвышение купалось в теплом золотистом свете, а все остальное пространство было погружено в полумрак. И Мара в своем светлом нижнем белье вполне могла бы играть роль ничего не подозревающей девственницы, которую вот-вот бросят… например, в жерло вулкана.

Девственницы? Он невольно задумался. Интересно, успели ли они…

Перед глазами мгновенно возникла картинка: она — распростертая на хрустящих простынях… И ее изящные ноги и руки, совершенно безупречные. И вот она открывается ему…

Во рту у Темпла пересохло, и он, судорожно сглотнув, попытался представить, с чего бы начать. Да-да, для начала он бы обратил внимание на то, что скрывалось меж ее длинных, стройных ног, а потом…

Темпл встал и направился к Маре, не в силах удержаться, словно какая-то сила влекла его к ней. А она обхватила себя руками за плечи, и он заметил, что ее руки покрылись мурашками. Что ж, он бы мог ее согреть.

— Вы замерзли? — спросил Темпл.

— Да, — резко ответила она. — Ведь я полуголая.

Лжет. Ей совсем не холодно. Она просто нервничает.

— Что-то не верится…

Мара нахмурилась и пробурчала:

— Почему бы вам самому не раздеться и не проверить, каково это?.. — Слова вырвались раньше, чем она успела сообразить, что именно сказала.

А Темпл остановился на самой границе светлого пятна, в котором стояла Мара. Пристально глядя на нее, он спросил:

— А я уже делал это раньше? — Вопрос оказался куда более многозначительным, чем он ожидал.

Мара уставилась себе под ноги. Темпл посмотрел туда же, на ее обтянутые чулками ступни. Не дождавшись ответа, он добавил:

— Ведь тем утром я проснулся голый. Голый и залитый чьей-то кровью. Там оказалось чертовски много крови. — Он наконец шагнул в круг света. — Но то была не ваша кровь?

Она покачала головой. Затем все-таки посмотрела на него и ответила:

— Не моя.

— А чья же?

— Свиная.

— Зачем?

— Я не хотела…

Черт побери! Не нужны ему ее извинения! Ему нужна правда!

— А где была моя одежда?

Она снова покачала головой:

— Не знаю. Я отдала ее…

— Несомненно, брату. Но зачем?

— Мы… я… — Она замялась. — Я подумала, что если вы останетесь без одежды, то не сразу начнете меня искать. Подумала, что у меня останется больше времени на то, чтобы убраться подальше.

— И все? — Темпл в ужасе понял, что это объяснение его разочаровало. А впрочем, чего он ожидал? Что она признается в страстной любви к нему?

Черт побери, от нее одни неприятности! И он к тому же даже не знал, чего, собственно, хотел от этой женщины.

— Я лежал голый, Мара. И я помню ваши волосы, свешивавшиеся с кровати. Помню и ваше тело…

Она покраснела, и Темпл внезапно понял, чего хотел. Он шагнул на возвышение, чуть потеснив Мару, но каким-то образом — возможно, благодаря своей грациозности — не прикоснулся к ней.

— Мы с вами…

— Прошу прощения, ваша светлость.

Он даже не взглянул на модистку.

— Минутку, Эбер.

Благоразумная француженка, не задерживаясь ни на секунду, выскользнула из комнаты.

Темпл же обвил рукой талию Мары, ненавидя себя за слабость. Немного помедлив, он крепко прижал ее к себе, и она тихонько ахнула, но нисколько не испугалась.

Боже правый, она его не боится! Когда же он в последний раз обнимал женщину, не боявшуюся его?..

Наверное, в тот момент, когда в последний раз обнимал ее.

— Так как же, Мара? — тихим шепотом произнес он ей прямо в ухо, едва не задевая его губами. Он с трудом сдерживался, чтобы не прикусить ее ушко; ему хотелось ласкать эту женщину до тех пор, пока она не задрожит от наслаждения. Да-да, от наслаждения — не от страха. — Вы мне тогда отдались? — услышала она вдруг его шепот.

Мара вздрогнула и замерла. А Темпла пронзило чувство вины, но только на мгновение. Он твердо решил, что не станет сожалеть о сказанном.

Да-да, не станет сожалеть. Потому что и эта женщина ни о чем не жалела.

Тут она повернула голову и воздала ему мерой за меру — прижалась мягкими губами к его уху и поцеловала несколько раз, а потом легонько прикусила мочку его уха. И на него тотчас нахлынуло желание. Боже милостивый, он хотел эту женщину! Знал, что она ядовита, но все же безумно ее хотел.

А она, внезапно отодвинувшись, спросила:

— А если расскажу, простите долг?

И стало ясно: эта женщина — самый искусный противник из всех, ему встречавшихся. Потому что в тот момент он на полном серьезе думал согласиться. Простить все и позволить ей бежать. Возможно, он бы так и сделал, если бы она вернула ему воспоминания.

Но она отняла и их тоже.

— О, Мара… — сказал он, отпустив ее и чувствуя нечто… очень похожее на разочарование. — Мара, ничто из сказанного вами не заставит меня вас простить.

Резко повернулся, позвал мадам Эбер и скрылся в темноте.

Модистка тут же вошла, держа в руках что-то атласное, с кружевами.

— Mademoiselle, s’il vous plait. — Она протянула Маре платье, знаками показывая, что его нужно надеть.

Та замялась, но Темпл уже увидел, что она смотрела на наряд так, словно долго голодала, а француженка предлагала ей еду.

Мара просунула в платье голову, затем руки, и у Темпла перехватило дыхание. Взглянув на француженку, он пробормотал:

— Я не хочу, чтобы она надевала чужие наряды. Все должно быть сшито специально для нее.

Мадам Эбер взглянула на Темпла:

— Да, конечно. А это платье, оно для того, чтобы определиться с фасонами. Ты же сказал, что хочешь лично одобрить выбор.

Мара издала возглас возмущения и пробурчала:

— Ваша светлость, вам мало унижать меня своим присутствием во время примерки?