Семен Дежнев - Лев Демин

Народы Восточной Сибири вступали в непосредственное общение с русскими, и между ними происходил взаимополезный, взаимообогащающий обмен элементами национальной культуры. Русские приносили сюда земледелие, более совершенные орудия труда, знание разнообразных ремесел, письменность. Происходил процесс приобщения народов к мировой цивилизации через посредство русской культуры. В XVII веке процесс этот еще только начинался, затронув в большей степени якутов.

Русские и народы Восточной Сибири оказались связанными общностью исторических судеб. Эта общность интересов в первую очередь связывала трудовые массы, выступавшие впоследствии совместно против общих угнетателей. В XVII веке складывались лишь зачатки классовой солидарности, которая с полной силой проявилась во время будущих революционных событий, участниками которых были и народы Сибири.

6. СЛУЖБА В ЯКУТСКЕ

Представим себе путь Семена Дежнева с товарищами по Лене, открытой десять лет назад Василием Бугром.

Шел отряд Бекетова на веслах, а если подымался попутный ветер, ставил над стругами паруса. Сперва река была неширока; местами она растекалась до полуверсты в ширину, а местами, стиснутая крутыми каменистыми берегами, сужалась до полутораста саженей. Течение было извилисто. Река петляла, змеилась, огибая высокие мысы. Иногда, обогнув остроконечный мыс, казалось возвращалась на прежнее место. Взобравшись на высокий берег, можно было увидеть пройденный еще накануне участок реки, серебрившийся в лесной прогалине. Кое-где на берегу дымились костры эвенкийских становищ, стояли конусообразные берестяные юрты, паслись олени с ветвистыми рогами.

Приняв справа Киренгу, потом Витим и широкую Олекму, Лена становилась шире, полноводнее. Сменявшиеся ленские пейзажи поражали путников своим разнообразием, величественной красотой. Ниже Киренги Лена вступала в живописное ущелье, названное потом русскими «Щеками». По берегам высились, как молчаливые стражи, внушительные известняковые утесы. Некоторые напоминали своими очертаниями замки, другие _ сказочных великанов. Одни высились строго вертикально, другие наклонились к воде, как бы предостерегая проплывавшие мимо лодки об опасности. Ниже «Щек» встречались перекаты и стремнины — «быки», небезопасные для плавания. Потом русло вновь расширялось, и течение становилось спокойным. У впадения в Лену Витима ширина Лены превысила версту, а при впадении Олекмы достигала полутора верст. При приближении олекминского устья в русле Лены появлялись низменные островки, частью безлесные, частью заросшие кустарником. Снова появлялись прибрежные скалы в виде высоких каменных столбов разнообразной и причудливой формы. Наконец горы отступали в сторону, и Лена теперь уже текла по низменной речной долине, поросшей лесом.

По среднему течению попадались якутские поселения и отдельно стоявшие жилища. Из бревенчатых балаганов с наклонными стенами и плоскими крышами струился дымок. На прибрежных лугах паслись коровы и лошади якутской породы, низкорослые, коренастые, мохнатые. За долгое плавание по Лене казаки бекетовского отряда неоднократно выходили на берег, чтобы поразмяться, пособирать лесных ягод, закинуть невод сварить уху. Лена изобиловала всякой рыбой. В невод попадались и омуль, и нельма, и таймень, и стерлядь и осетр, и чир. Леща и щуку, рыбу нестоящую, бросали в реку — пусть живет. Во время этих стоянок казаки общались с якутами, выменивали у них говяжье мясо молоко, битую птицу.

Гостеприимные якуты, видя, что пришельцы настроены мирно, обид чинить не собираются, приглашали их в гости, угощали лакомым блюдом — кониной с черемшой и кумысом. Гости сперва было отказывались, а потом принимали угощение. Сибирская служба отучала людей от привередливости в еде.

В балагане было дымно. Зато дым, струившийся от камелька к отверстию в крыше, разгонял назойливого гнуса. Гости и хозяева рассаживались по жердяным нарам, тянувшимся вдоль всех стен, на сундуках со скарбом. Кожаный мех с кумысом пошел по кругу. Разговорились. В отряде отыскался толмач, понимавший по-эвенкски. Старый хозяин жилища с плоским лицом, изрезанным частой сетью мелких морщинок, глава большой семьи, тоже немного понимал речь эвенков — соседей с верхней Лены.

Интересовались казаки, занимаются ли здешние люди хлебопашеством. Якуты сперва не поняли вопроса, а потом, сообразив, о чем идет речь, отрицательно закивали головой. Старый хозяин пояснил — когда-то очень давно, об этом старики говорили, жили люди его племен не здесь, на большой реке, а далеко, далеко за горами, за лесами, на юге. Здесь плохая земля, холодная, под ней вечный лед. Там ярче светило солнце, и земля была другая, ласковая, добрая к людям. Они возделывали землю, бросали в землю семена, и вырастало то, что русские называли хлебом. Об этом рассказывал дед, а тому рассказывал его дед, который еще помнил одного древнего старика, пришедшего со своими соплеменниками с юга. Старый хозяин закрыл глаза и высоким гортанным голосом затянул заунывную мелодию, раскачиваясь в такт песне. О чем поет старик — поинтересовались казаки. Он сам объяснил, когда кончил петь. Это олонхо, старинное сказание о том, как счастливо жили люди в теплых краях, а потом их стали теснить многочисленные и могущественные враги. И ушли люди на север. Долго шли они через леса и горы, терпели нужду и голод, и гибли слабые и дети. И вышли они наконец к большой реке.

Беседа перешла к соболиным промыслам. А много ли в здешних местах соболя? — интересовались казаки Нет, соболя осталось мало. Зато много медведя, рыси росомахи. Иной раз зверь задирает домашний скот. А за соболем надо идти на дальние реки. А далеко ли до тех рек? А кто их знает? Старик недоуменно развел руками.

Задумались казаки над словами старого якута. Значит Лена еще не конечная их цель. За соболем надо идти на дальние реки. И еще приметили кучку девиц, должно быть хозяйских внучек, стыдливо прятавшихся в укромном уголке. Перешептывались, поглядывая на рослых русских парней, посмеивались. Казаки оценивающе оглядели девиц. Ничего себе девки, пригожие, складные, хотя и чернявы больно, и узкоглазы. Вырядились в нарядные кафтаны из оленьего меха с оторочкой и всякими нашивками. Модницы, видать. И смекнули служилые — чем славные якутские девки не женки?

При приближении к Якутскому острогу река делала поворот на север. Речная долина расширялась, и горы отступали за горизонт. Низменные болотистые берега поросли лесом, расступаясь кое-где и образуя пойменные луга. Продолжали встречаться якутские селения, пасущиеся стала.

Вот и острог, белевший новыми стенами и постройками. Прибытие отряда Петра Бекетова стало событием в жизни маленького гарнизона и немногочисленных торговых и промышленных людей, пребывавших здесь в ту пору. Все население острога, кроме караульных устремилось к берегу, где приставали струги. Вероятно, среди встречавших был и Парфен Ходырев, тогдашний начальник острога. Он особенно радовался подкреплению. С прибытием бекетовского отряда якутский гарнизон значительно увеличился.

Вероятно, Дежнев, как и другие бекетовцы, прошел через таможенную избу, поставленную под стенами острога. Здесь распоряжался таможенный голова, которому помогали подьячий и выборные целовальники. Ни один из въезжавших в Якутский острог и выезжавший из него, не мог миновать сию избу и избежать уплаты пошлин. Особенно дотошно досматривал голова добычу промышленников, возвращавшихся с промыслов, и лучшие соболиные шкурки отбирал в счет уплаты государственной пошлины с пушнины-десятины. Промышленники проклинали на чем свет стоит таможенников, пререкались с ними. Иной раз норовили запрятать шкурки в потайное место, например, под седло. Но у таможенников был собачий нюх. Они ухитрялись раскрывать самую неожиданную заначку. А злоумышленников били батогами за контрабанду.

Якутск был еще невелик, хотя и строился. Всех свободных от службы казаков, остававшихся в городе, Ходырев подряжал на плотницкие работы. У лавок с товарами толпились русские и якуты. На берегу строились лодки и струги.

С прибытием в Якутск Дежнев был поставлен на денежное, хлебное и соляное довольствие, о чем была сделана запись в якутской окладной книге. Ему был определен оклад рядового казака. Видимо, сразу же Дежневу пришлось участвовать в походах, сочетая службу с собственным промыслом. В «книге покупочной» Якутского острога сохранилась запись, относящаяся к 1638 или началу 1639 года, — «Куплено у служилого Семейки Дежнева 4 соболя без хвостов, дано государевы муки 12 безмен…» Это свидетельство того, что Дежнев имел, собственную пушнину, заготовленную им лично или выменянною у якутов. Известно, что в первый же сезон пребывания на Лене Семен Иванович заготовил сто соболей, больше, чем другие его сослуживцы.