Молодые дикари - Эван Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ей не грозят никакие неприятности, — заверил Хэнк. — Это в отношении Рафаэля Морреза.
— Рафаэля? — переспросил старик. Он взглянул на Хэнка. Его карие глаза ничего не выражали. — Rafael esta muerto[5], — сказал он.
— Si, уо compredo[6]. Я веду расследование. Soyinvestidator[7], — неуверенно произнес он, сомневаясь, испанские ли это слова. — Habla Italiano[8]. — спросил Хэнк в отчаянной попытке установить с ним контакт.
— Нет, — тряся головой, ответил по-испански старик и затем добавил на ломаном английском: Уходите. Не беспокойте меня.
— Кого вы ищите, мистер? — раздался за спиной Хэнка голос, и он обернулся. Внизу у ступенек крыльца, упершись руками в бедра, стоял парень. На нем были брюки из грубой ткани и сверкающая белизной тенниска. Парень был смуглый, с карими глазами и коротко подстриженными волосами. Кисти его рук были квадратные, с большими суставами, а на среднем пальце правой руки — перстень с печаткой.
— Я ищу Луизу Ортега, — сказал Хэнк.
— Да, а кто вы такой?
— Окружной прокурор, — ответил Хэнк.
— Что вам от нее нужно?
— Я хочу задать ей несколько вопросов по поводу Рафаэля Морреза.
— Если у вас есть какие-либо вопросы, можете задавать их мне, — заявил парень.
— А кто ты такой?
— Меня зовут Гаргантюа.
— Я слышал о тебе.
— Да? — на губах у парня появилась едва заметная улыбка. — Да, может быть, вы и слышали. Несколько раз обо мне печатали в газетах.
— Я узнал о тебе не из газет, — сказал Хэнк. — Мне говорил о тебе один из членов клуба «Орлы-громовержцы», парень по имени Дайабло.
— Не говорите мне об этом вонючем пресмыкающемся. Если я когда-нибудь снова увижу его, он — мертв. — Говоря это, он издал звук, подобный выстрелу. — Мертв! — повторил он, сжимая кулаки, а его лицо выражало такую ненависть, словно в данный момент он действительно убивал Дайабло. Весь его вид не оставлял никакого сомнения в том, что он на самом деле желал Дайабло смерти.
— Где я могу найти Луизу Ортега?
— Я вам сказал, говорите со мной.
— Это очень любезно с твоей стороны, — ответил Хэнк, — но мне действительно нечего тебе сказать. Разве если ты, случаем, не сидел на этом крыльце в тот вечер, когда убили Морреза.
— О, вы признаете, что его убили, да?
— Перестань, — нетерпеливо оборвал Хэнк. — Я на вашей стороне. В этом деле я обвинитель, а не защитник.
— Полицейский на стороне моего народа? — удивился Гаргантюа. — Ха!
— Не отнимай у меня время, — сказал Хэнк. Ты знаешь, где она, или я должен буду послать детектива, чтобы разыскать ее? Я гарантирую, что он найдет ее.
— Не нервничайте, — ответил Гаргантюа. — Что обо мне говорил Дайабло?
— Ничего, кроме того, что ты военачальник «Всадников».
— Он был нормальным?
— Что ты имеешь в виду?
— А вы не знаете? Большинство из этих «Орлов-громовержцев» принимают наркотики. Одного вы не найдете в нашем клубе — парня, который бы глотал это зелье. Мы тут же с треском вышибем его из клуба.
— Это очень интересно, — заметил Хэнк. — Где живет девушка?
— Квартира четырнадцатая на первом этаже. Ее наверняка нет дома.
— Я все-таки зайду, — сказал Хэнк.
— Послушайте, я подожду вас. Я хочу с вами поговорить.
— Я могу немного задержаться.
— Ничего. Мне все равно нечего делать.
— Прекрасно, — ответил Хэнк и вошел в дом.
Гарлем есть Гарлем. И жилые дома итальянцев, пуэрториканцев или негров — все они одинаковы, и все одинаково смердят. Вонь начинается с вестибюлей со сломанными почтовыми ящиками и разбитыми лампочками. Она преследует вас в то время, как вы поднимаетесь по узкой темной лестнице, освещаемой только на лестничных площадках слабым светом, идущим сквозь окна.
Запах освежающей жидкости «Лизол» был таким же устоявшимся, как и вонь мочи, которую пытались заглушить. Из каждой двери шел запах готовящейся пищи.
Из полсотни квартир исходили запахи рыбы, мяса, спагетти, риса с цыпленком, капусты и бекона. Они смешивались в одну отвратительную вонь, не имевшую уже ничего общего с пищей. Эта вонь, как ядовитый газ, распространялась по коридорам, поражала ноздри и горло и вызывала приступы тошноты.
Он нашел четырнадцатую квартиру и покрутил звонок.
Луиза открыла ему дверь. Она была босиком, в цветастом розовом халатике, повязанном на талии пояском, а длинные черные волосы распущены по плечам. На лице не было косметики, и оно выглядело худеньким, но тело было хорошо развитым. Она смущенно улыбнулась:
— Входите. — И Хэнк вошел в квартиру.
— Присаживайтесь, — пригласила Луиза.
Он оглядел комнату. У одной стены стояла незаправленная кровать со смятой постелью. У противоположной стены рядом с газовым холодильником и раковиной примостился шаткий деревянный стол и два деревянных стула.
— Кровать удобнее всего, — сказала она. — Садитесь на нее.
Он подошел к кровати и сел на краешек. Девушка, поджав под себя ноги, села с другого конца.
— Устала. Я не могла заснуть всю ночь. Он беспокоил меня каждые пять минут, — пояснила она на ломаном английском языке и, помолчав, с полной откровенностью добавила. — Я проститутка, вы знаете.
— Догадываюсь.
— Si[9], — она пожала плечами. — В проституции нет ничего плохого. Я лучше буду продавать свое тело, чем наркотики или еще что-нибудь. Verdad[10]?
— Сколько тебе лет, Луиза? — спросил Хэнк.
— Девятнадцать, — ответила она.
— Ты живешь с родителями?
— У меня нет родителей. Я приехала сюда с острова к своей тетке. Потом я ушла от нее. Я предпочитаю быть свободной, entiende[11]?
— Да, понимаю.
— В проституции нет ничего плохого, — снова повторила она.
— Это твое личное дело, — заметил Хэнк, — и меня это не касается. Я только хочу знать, что произошло вечером десятого июля, когда был убит Рафаэль Моррез.
— Si, si. Pobresito[12]. Он был хороший парень. Я помню, как однажды он был здесь, когда у меня был «друг». Он играл на губной гармошке. В комнате было очень темно, и мы с «другом» лежали в кровати, а Ральфи играл, — она хихикнула, — Я думаю, он немного возбудился. Я имею в виду Ральфи.
Хэнк слушал и думал, какое впечатление произведут на присяжных показания явной проститутки.
— Однажды я разрешила ему провести со мной время бесплатно, — сказала Луиза. — Я говорю о Ральфи. Он был хорошим парнем. Он не виноват, что родился слепым.
— Что произошло в тот вечер, когда его убили?
— Ну, мы сидели на крыльце — я, Ральфи и еще одна девушка, Терри, тоже проститутка. Она, как и я, испанка, но старше меня. Я думаю, ей около двадцати двух лет. Позднее она собиралась встретиться с одним из своих «друзей». Было похоже, что скоро пойдет дождь. Мы сидели и разговаривали. Ральфи сидел на нижней ступеньке и просто слушал. Он был хороший парень.
— О чем же вы разговаривали?
— Ну, Терри рассказывала мне о том, что у нее произошло днем с полицейским из отделения по делам проституции.
— Что же она рассказывала?
— Ну, дайте вспомнить. Помню, вдруг сразу потемнело...
(Тучи высоко нависли над Гудзоном, раскинувшись темным пологом над жилыми домами испанского Гарлема. Ветер, возникая в ущелье, проносится по улице, задирая подолы юбок двум девушкам, стоящим на крыльце и разговаривающим по-испански. Сейчас на Луизе много косметики, но она не выглядит дешевой или вульгарной. То же самое можно сказать и о Терри. Обе хорошо одеты и, пожалуй, в Гарлеме они одевались лучше всех других девушек. Черноглазые и черноволосые, они красивы своей экзотической красотой и полны жизни и страсти. На этой улице всем хорошо известно, что они проститутки.
У парней мало общего с Терри и Луизой, разве только иногда поболтают с ними о сексе. Они считают ниже своего достоинства спать с проституткой, и даже непорочные ребята среди «Всадников» предпочли бы скорее притвориться, что у них уже есть опыт в этих делах, чем приобрести его с проституткой. Обычные клиенты девушек — мужчины, которые приходят в эту часть города, так как слышали о том, что в испанском Гарлеме можно найти девушек типа Луизы и Терри. Очень часто они возвращаются домой не только с чувством сексуальной удовлетворенности, но и еще кое с чем. Ограбление на улицах Гарлема — обычное явление. Человек, пришедший сюда за сексом, вряд ли потом пойдет жаловаться в полицию на преступное нападение. Девушки не поощряют этих ограблений и не входят в контакт с грабителями. Для них проституция — это чисто деловые отношения: тело за деньги. Иносказательно и не по-деловому они называют своих партнеров просто «друзьями». Это относится к любому, с кем они имеют близость, за исключением того мужчины, с которым они живут в настоящее время, если таковой действительно имеется. Этот мужчина, живя за их счет, является наполовину любовником и наполовину сводником. Его они называют «мой старик». Некоторые «друзья» девушек — респектабельные бизнесмены, живущие в Нью-Рошеле или в пригородах на Лонг-Айленде. Но сами они никогда не приходят в Гарлем, и девушки встречаются с ними в различных местах для тайных любовных встреч, разбросанных по всему городу. Один из «друзей» Луизы — книгоиздатель. Он содержит для этих целей квартиру в Гринвич Виллидж, подальше от своего большого дома в Рослине. В Луизе ему нравятся молодость и свежесть. Терри может вспомнить, как она ходила на вечеринку, состоявшую в складском помещении завода по производству деталей машин в Бронксе. Там не было кровати, и на одеяле, расстеленном на полу, она обслужила одного за другим двенадцать мужчин.