Королевский гамбит - Иван Новожилов

— Господин гауп… господин Грау, — льстиво сказал комендант. — Я велю позвать фельдшера, и он все подготовит. Мы же пока выйдем на свежий воздух.

— Так будет лучше, — согласился офицер.

Хлопнула дверь. Наступила тишина. Ее нарушал лишь бессвязный бред солдата да монотонное жужжание мух под потолком. Но вот раненый на топчане, у которого только что вели разговор Грау и Швейнгерт, зашевелился. Он попытался приподняться на локтях. Резко подался грудью вперед, застонал от боли и бессильно откинулся на подушку. Потрепанное мышиного цвета тонкое одеяло соскользнуло на захламленный пол. Боль, вероятно, не утихала: забинтованная, похожая на марлевый шар, голова раненого с узкой щелью для рта металась по соломенной подушке. С койки напротив торопливо поднялся рослый парень, подхватил с пола одеяло, накинул его на раненого и, прислушиваясь к звукам с улицы, зашептал, низко склонившись к забинтованной голове:

— Товарищ майор! Товарищ майор! Это я, Полянский. Вы слышите меня?

— Слышу, Полянский…

— Товарищ майор! Вот хорошо-то. А я думал, что…

— Ничего. В ушах позванивает только. Полянский, не пытались узнать, где мы находимся?

— Попали мы, товарищ майор, в Городище. В нашей хибарке — лазарет. На дверях красный крест намалеван. Пленных всех в сараях содержат, в скотных… Выбраться, конечно, отсюда можно…

— Выбраться? — голос майора стал строгим. — Приказываю, Полянский, держать себя в руках. Без моего согласия никаких действий.

— Есть!

— Немцы, что были здесь, говорили о приказе какого-то фон Штауберга… Штауберг? Фон Штауберг… — Соколов повторял фамилию, припоминая: — Уж не тот ли это фон Штауберг, который…” — и вслух сказал: — Это, вероятно, крупный начальник нацистов. Так вот этот фон Штауберг интересуется двумя советскими офицерами, захваченными в плен под Ключами. Один из этих офицеров — капитан, второй — майор…

— Откуда им известно?

— Обсудим в другой раз. Сейчас надо подумать не об этом. Скоро немцы вновь придут сюда, чтобы взглянуть на меня.

— Бежать надо, товарищ майор! — убежденно зашептал Николай. — Бежать!

— Вскочим с кроватей и побежим? Этот вопрос охладил Полянского.

— Да-а-а… — протянул он. — Но кто предупредил немцев, что мы в плен попали?

— На этот вопрос я и сам не могу ответить. Кто лежит с нами?

— Коробов. Тоже контузия. Без сознания он.

— Договоримся так, Полянский. Мы контужены, и выздоравливать нам пока незачем. Немцы не знают наших фамилий. Подумаем, как и кем назваться… Да, опасаюсь одного: Сальский…

— Мы сбежим, товарищ майор!

— Не горячитесь! Итак, с этой минуты я — майор Сарычев Николай Петрович, командир первого дивизиона восемьдесят четвертого артиллерийского полка, приданного дивизии генерала Бурова. Вы поняли меня?

— Еще бы! А я, товарищ майор, Федотовым назовусь. Федотовым Демьяном Терентьевичем, — голос Николая предательски дрогнул. — Помните, дружок у меня был? Рассказывал я вам про него. Тот, что из последней разведки не вернулся. Под Ключами.

— Хорошо. Послушайте, Федотов.

Николай невольно взглянул на дверь, надеясь увидеть Демьяна.

— Федотов!

— Не привык еще, — стал. виновато оправдываться Николай. — Так сразу…

— Вот именно сразу, моментально! Времени у нас очень мало. Как самочувствие Коробова?

— Вроде плохое. Бредит. Но мужик закаленный, крепкий.

— Надо его, Федотов, привести в чувство и поднять обязательно. Немцы в разговоре упоминали о Гревенитце — начальнике управления по делам военнопленных при ставке Гитлера. По приказу этого генерала всех непригодных к работе раненых расстреливают.

— Да я Коробова, в случае чего, на себе таскать стану! — встрепенулся Николай. — За двоих работать буду!

— Пока требуется лишь поставить его на ноги. Попытаемся провести небольшую репетицию-смотр, — глухо проговорил он. — Приподнимите мне повязку.

— Товарищ майор!

— Приступайте.

Полянский повиновался. Как только рука его легла на затвердевшую повязку, Соколова вдруг охватила робость, и он попросил:

— Подождите немного.

Прислушиваясь звукам, доносившимся со двора, Николай ждал и смотрел на забинтованную голову командира. Перед Соколовым, словно на экране, проносились кадры из его тридцатипятилетней жизни.

Вот по кривой улочке заводского поселка, вздымая босыми ногами дорожную пыль, мчит с узелком в руке Петька Соколов. Он несет отцу обед. Пропел под ногами на разные лады бревенчатый мосток через грязный ручей с громким названием Висла. Мелькнула вывеска, на которой сытый детина жадно уплетал румяный калач. Петька всегда останавливался поглазеть на яства, выставленные в витрине этой единственной на весь поселок бакалейной лавки. Но сейчас он пробежал мимо: уж очень торопился.

Вот и литейка. Седой вахтер, открыв квадратное окошко будки, окрашенной, как верстовые столбы, глянул на белобрысого мальчугана и сказал, что городу с запада угрожают белоказаки и что Савелий Соколов — командир боевой рабочей дружины — отбыл с отрядом на линию обороны.

С этим известием и влетел Петька во двор своего дома. Хотел было парень высыпать новости матери, которая стояла на крыльце, но где-то за поселком, у самого леса, гулко ударила пушка. Снаряд, прошепелявив над вершинами столетних лип, росших неподалеку от кладбищенской церквушки с позолоченным куполом, шарахнул в мраморный надгробный памятник именитого купца Рукавишникова, разнес вдребезги плиту и расшвырял по кустам крылатых херувимов, оберегавших покой усопшего.

Потом Соколов зримо представил искаженное яростью, багровое лицо кайзеровского офицера. На офицере была красивая металлическая каска с поблескивающим на солнце посеребренным шишаком и одноглавым орлом. Немец кричал:

— Парьшивый руски мальчишек! Давайт менья имья, фамилья, люди, кто был сделать в складофф пожьяр!

Офицер кричал. А мордастый солдат, засучив рукава, порол ремнем Кольку Сарычева — лучшего Петькиного друга. Колька мог бы, конечно, перенести эту порку молча: подумаешь, ремень. Но он, Колька, нарочно орал на всю площадь, чтобы вызвать сочувствие согнанных сюда жителей. Рабочих, участвовавших в поджоге военного склада кайзеровцев, Колька не назвал, хотя и знал их.

После Кольки выпороли Петьку.

“Вот оно что, — вспомнил майор. — Фамилия кайзеровского офицера, по чьему приказу пороли нас с Колькой, была фон Штауберг! Но уж очень много лет прошло с тех пор и, пожалуй, того офицера с багровым лицом, что “путешествовал” в восемнадцатом году по Украине, в живых нет”.

…Басмачи наглели. Объединив свои силы, они обложили со всех сторон кавалерийскую бригаду пограничников. Посланные за подкреплением двое молодых бойцов еле бредут по сыпучим пескам Туркменистана. Безжалостно печет солнце. Воспаленные лица горят. Глаза слезятся. Губы растрескались от зноя. Винтовки давят плечи. Ремни с патронными подсумками, казалось, вот-вот перережут ноющие поясницы. Воды бы сейчас только глоток, один-единственный! Но впереди огненное марево и пески, пески, пески… Прошла холодная ночь, знойный день… Через трое суток, когда бойцы были почти у цели, конные басмачи настигли их и загнали на гребень бархана. Пятеро на двоих. Пришпорив скакунов, басмачи рванулись в атаку. Песчаное безмолвие разбудили выстрелы. Они звучали хлестко. Неравная схватка закончилась победой пограничников.