О Кресте Христовом - Иоанн

По братской, христианской любви просим мнимых ревнителей старины добросовестно разобрать все наши также добросовестные, с Богом, при дневном свете, открыто, а не тайно, не с лукавством или хитростию сделанные показания о форме креста вещественного, употреблявшегося преимущественно в известном виде во все времена, и о крестном знамении, и дать ответ: основательны они или нет, убедительны ли столько, чтобы сознаться в их силе и поверить им. Конечно, они не могут сказать, чтобы эти показания были неосновательны или неубедительны: мы вывели, так сказать, на очную ставку памятники креста и изображений его от семнадцати христианских веков, начиная с первого, и кто читал все это описание крестов, тот видел, какая форма креста была во все времена самою общеупотребительною, именно видел, что такою формою была четвероконечная форма. А что убедительнее может быть самих вещей, когда спор решают самые вещи, о которых спорят? Видели потом и употребление в древнейшие времена христианской Церкви крестного знамения и замечали не раз, что оно называлось даже просто крестом или крестом Господним, а это знамение — четвероконечное.

Мы, с своей стороны, правы и чисты, следуя очевидной истине. Просим теперь мнимых неразумных ревнителей старины обратить внимание на свои основания, по которым они почитают за истинный крест только крест восьмиконечный. Хуля четвероконечный крест, они сами, рассудивши хорошенько о деле, найдут, что их основания слабы, потому что они или совершенно ложны, или натянуты.

Мы возложим на себя труд в заключение своего сочинения разобрать и их основания, по которым они чтят только восьмиконечный крест и презирают четвероконечный, чтобы не оставалось более никакого предлога к противоречию и упорству и чтобы, отняв подпоры, на которые они опираются, окончательно ниспровергнуть их заблуждения. Основания эти двух родов: одни такие, которые вовсе не могут служить основанием для их учения, будто бы истинный крест есть только восьмиконечный трехсоставный — из певга, кедра и кипариса; другие действительно могут служить некоторым основанием, но если ближе вникнуть в эти основания, то и они не будут иметь достаточного значения.

1. Сказание пророка Исайи в 60-й главе о трех древах ливанских: кедре, певге и кипарисе. Мнимые старообрядцы относят эти слова св. Исайи ко кресту и думают, что пророк предсказал в них о трех древах, т. с. о трех составах крестных. Но кто им дал право понимать слова пророка так, как не понимали их свв. отцы? Это произвольная натяжка. Вот подлинный смысл этих слов по блаж. Феодориту. Изъясняясь, по обычаю, кратко, он говорит: «В кипарисе и певге и кедре вероподобно есть, что сие и в первом храме было, и оные, т. е. иудеи, паки из Ливана древа сносили»[148]. Это изъяснение, по которому древа: кедр, певга и кипарис — прилагаются к храму иудейскому, а не ко кресту, скажем вместе с преосв. Никифором, точно, сообразно с самым делом, потому что заимствовано из самого Святого Писания. Еще на смысл этих слов не о древах крестных ясно указал Кирилл Александрийский[149].

2. Повесть о чудесном древе, выросшем и совмещавшем в себе будто бы три различных дерева: певговое, кедровое и кипарисное. Это дерево, чудесно сохранившись в продолжение множества веков, наконец будто бы было употреблено на Крест Спасителя. Об этой повести можно читать подробно у св. Димитрия Ростовского в его «Розыске». Но не заставляя Госпола Бога творить чудеса всегда, когда только нам вздумается, приведем себе на память слова бытописателя: «И рече Богъ: да прорастить земля... древо плодовитое, творящее плодъ, емуже семя его въ немъ по роду на земли». Разве слова эти были сказаны напрасно? Без всякого сомнения, нет: слово Господне не возвращается к Нему тоще, и Моисей прибавляет вслед за этим: «Бысть тако», т. е. земля в то же время стала произращать всякую траву и всякое древо не иначе, как по роду и подобию, т. е. семя травы и дерева известного рода изводило траву же или дерево, но только ту траву или то дерево, которое заключалось в природе семени. Да и что это за дерево, которое совмещает в себе три дерева — певговое, кедровое и кипарисовое? Это — химера, как химерою было бы и то, если бы сказал кто-нибудь, что существует животное, принадлежащее, по составным своим частям, к трем различным видам животных, например, льву, дракону и козе. Укажут на Божие всемогущество? Но оно не творит чудес без нужды, оно не нарушает действия своих законов, когда нет к тому особенных побуждений со стороны Его премудрости, благости и любви. А что за нужда была произращать по особенным законам такое чудесное дерево?

А заставлять Бога хранить его на земле несколько тысяч лет для того, чтобы потом люди пригвоздили на нем Единородного Сына Его, — не чудеснее ли это самого произращения? Опять нет ни малейшего сомнения в том, что всемогущество Божие, все сотворившее и все содержащее сильным словом своим, весьма легко может сделать это: но нужно ли это, достойно ли это Господа Бога? И почему же Библия молчит о таком чудесном богопроизращенном и богохранимом дереве? Почему не читали мы пророчеств о нем? Не слышим похвал такому древу от мужей ветхозаветных, могших проникать в тайну уничижения и страданий будущего Мессии? Нет, пусть эта благочестивая повесть, не записанная нигде в книгах священных, и останется только устною повестью, не переходя на степень исторической, достоверной истины. В христианстве, конечно, было и может быть впредь много великих чудес, но принимать без разбора все ходячие предания о них. не засвидетельствованные богопросвещенными мужами, нельзя.

К основаниям второго рода относятся прямые слова некоторых церковных песнописцев, что Крест Христов будто бы действительно был сделан из кедра, певга и кипариса. Вот, например, эти слова из двух седальнов в среду и пятницу на утрени[150]: «На кипарисе и певге и кедре вознесся еси Агнче Божий, да спасеши покланяющиеся вольному Твоему распятию». «Церковь вопиет ти Христе Боже на кедре и певге и кипарисе покланяющися Тебе»[151]. Как же примирить эти слова церковных песнописцев с тем, что в самых вещах передает нам вся церковная христианская древность, о чем такое множество свидетельств древнейших и уважаемых отцов и писателей церковных? Преосв. Никифор, приписывая означенные два седальна, на которые ссылаются мнимые старообрядцы, Иосифу, архиепископу Фессалоникийскому (умер в IX веке в ссылке), говорит: «Вероятно есть, как нам кажется, что кто-нибудь из писателей позднейшего века, а может быть, и сам вышеупомянутый Иосиф, архиепископ Фессалоникийский, первый думал, что пророк Исайя, о кресте пророчествуя, означенный текст сказал и потому оного текста слова ко кресту применить хотел; по нем и другие, кому было угодно, то же повторили». Кроме Иосифа, архиепископа Фессалоникийского, преосвященный Никифор вслед за указанием наших называющихся старообрядцев называет еще Германа, патриарха Константинопольского, по прозванию Младшего (сконч. в 1254 году), и Григория монаха Синаита (еще позднейшего времени) и говорит, что «сии позднейших веков люди суть первые, кои своими сочинениями сей смысл (слов пророка Исайи о трех древах) объяснили», потому что, говорит он, ни у древнейших отцов, ни у древнейших церковных историков ничего подобного словам этих трех мужей он не нашел. Значит, мнение о трех древах креста внесено в церковные песни в позднейшее, не так отдаленное от нас время, и именно от неправильного толкования слов пророка Исайи[152].

Далее, такое мнение самих церковных песнописцев о трех древах производят еще от особенного почитания Креста Христова. Ибо когда христиане, по благочестивейшем царе Константине, начали иметь в великом достодолжном уважении образ Креста, «потщалися и то чести его приложити, чтобы он не из худого вещества, но из самого лучшего составлен был, именно — если не из сребра и злата и прочих драгих веществ, то по крайней мере от древ честнейших, а поелику из древ честнейших суть кедр, певг и кипарис, яко благовонии и не гниющия, из тех наипаче творяху кресты и наполнили теми крестами церкви, домы и прочия знаменитыя места. Другие потом видяще в церквах и на себе сделанные от сих древ и творимые образы крестов, возмнели простотою своею, без всякаго испытания, что и самый Крест, на нем же Господь наш пострада, из сих трех древ составлен был. А песнописцы церковные, видяще таковое народное мнение о древах Креста Господня, и не испытующе о том, потщащеся како бы тропари свои украсить, написаша, яко на кедре и певге и кипарисе Господь наш распят бысть. Сие есть начало мнения о древах крестных и от него вина песнописцам церковным: поелику иного основания сему не возможно сыскать в Божественном Писании и в древних отцех и в истории церковной»[153].

Нет нужды говорить еще о других основаниях мнимых старообрядцев. Они, например, говорят еще, что ни один из свв. отцов даже не воспомянул о двучастном кресте Христовом; но это вздорная болтовня — не больше, на которую не стоит отвечать.