Моя Ж в искусстве - Валерий Зеленогорский

Девушка была миленькая. Сергеев пошутил тогда с ней, дал телефон и уехал в Москву с легкой грустью по поводу того, что бабки есть, а счастья нет.

Сергеев еще поговорил с другом, сказал, что приедет к нему на праздники с девушкой легкого поведения, и только тогда заметил, что на диктофоне горит красная кнопка — весь разговор с другом навечно остался в цифровой памяти. Как удалить компрометирующую запись, он не выучил, оставил на потом.

На неделе объявилась девушка из Твери, и в ее эсэмэс было предложение встретиться, жена никогда не брала его телефон, но тут голос сбоку толкнул ее на мелкую гадость в интересах семейного благополучия: очень хотелось ей посмотреть, что же это за чудо ищет встречи со спящим с похмелья ее мужичком, свиньей и паразитом, бес попутал приличную женщину в годах, как в басне «Мартышка к старости…».

Жена послала ответ, что муж готов подъехать обсудить, и поехала на встречу в кафе возле картинной галереи.

Приехала — девушка стоит, молоденькая, глазки блестят, всего хочется, а ничего нету, кроме свежести юной и тела 44-го размера.

Жена пришла при параде — соболя, стразы, в глазах молнии, и с ходу спрашивать: что надо от моего мужа, какие планы далеко идущие имеете? Девушка глазами хлопает, божится, что ничего не имеет (это было видно по ней невооруженным глазом) — просто он билеты обещал в Большой театр, и все. Извините, мол, я не хотела. «А он хотел?» — спросила жена. Девушка в испуге молчала. Жена поняла, что ответ ясен: он точно хотел, но не успел, кобель сраный.

Жалко ей стало девушку, ровесницу дочери, сунула ей сотку в руку за моральный ущерб и поехала домой будить покровителя молодых дарований.

Ярость в ней вскипала неблагородная, ехала на красный свет, а белый ей и так был не мил.

Приехала домой, давление померила: сука, до инсульта ногой подать. Хлопнула пару таблеток и коньяка стакан и суд пошла править, бессмысленный и беспощадный.

Казанова лежал на супружеском ложе невинным бараном, с седыми волосами на груди и рожей, обезображенной сушняком, и стонал, как защитник Брестской крепости — пить просил у невидимой сестрички-санитарки, которая тащила его во сне с поля вчерашнего боя за моральный облик. Он его уже потерял, как ногу после радиоуправляемой мины-эсэмэс марки «Моторола» в режиме GSM.

Жена решила его не губить жаждой — пошла на кухню, взяла чайник и вылила на голову раненому мужу. Он вскочил, не успев понять, в каком он окопе, и началась артподготовка из всех орудий.

Жена вспомнила ему все, стыдила, что дочь старше этой девочки, что внучке скоро пять. Вспомнила некстати тварь из ансамбля «Костромская кадриль» в Пицунде в 80-м и много другого, чего вообще не было, пожелала, чтоб он околел на месте. Сергеев молчал, копил силы: очень хотелось пива и подробностей этого цунами. Без прогноза он чувствовал себя как Индонезия после шторма, но держался на полном отказе от показаний — он знал по опыту: только закон омерты спасет его честь и жизнь.

Из разрозненных обрывков воя сложился пазл. Подвел телефон — его рядом не было, это знание слегка укрепило его позиции. Он собрался и попросил поточнее сформулировать наезд.

Начался второй раунд. Тут вступила тяжелая артиллерия, в комнату вошли теща и дочь, и в три ствола они разрушили его хрупкую хижину мира и покоя. Теща вспомнила, как он хамил ей в школе, где они учились с женой со второго класса, — она была завучем, — дочь почему-то уела магнитофоном «Романтик» и припомнила, что он ей не разрешил в девятом классе уйти к подруге на ночь встречать Новый год, и поэтому у нее с тех пор не складывается личная жизнь.

Все себя проявили. Приличная семья — Сергеев ими гордился. На поверку пива никто не подаст в старости, так и придется доживать в стане врагов.

Первой сломалась теща — упустила борщ на кухне за криком, потом дочь отступила к телефону. Она считала каждый телефонный звонок судьбоносным: вдруг позвонят, а она пропустит миг удачи?

Жена сдалась после неуместного вопроса, что есть такого у этой малолетки, чего нет у нее.

Спросила и поняла сама, что ответ она видит давно, глядя на себя в зеркало: все вроде на месте — вес, рост, на улице вечером со спины подростки гадости говорят, но что-то уходит, глазу невидное, и спрашивать об этом мужа глупо — что он скажет, если сам такой?

К вечеру затихло все в доме, все разошлись по своим углам. Сергеев похмелился, борщом закусил маминым (тещиным) и повеселел, стал диктофоном играть — слушать разговор с другом тверским, голосом своим наслушаться не мог, да и песня в его исполнении уже не казалась противной: все-таки с похмелья жизнь обретает иной смысл.

Решил для примирения жене игрушку свою показать — отвлечь от мыслей горьких. Зашел, включил диктофон и слушает, как с другом шутит, увлекся, а потом вспомнил, что там слова есть про его поездку в Тверь с девушкой нехорошей. Стал выключать, да в кнопках запутался — так и услышала жена про план его дьявольский, посмотрела она на него, дурака сивого, и слова не сказала — ну что с дурака возьмешь!

Сергеев из комнаты бочком вышел, проклиная технический прогресс — ну зачем поперся: говорили в армии — учи матчасть! Жаль, не усвоил.

Вспомнил время золотое: едешь в трамвае в юности, девушке номерок телефона напишешь на стекле морозном или летнем пыльном, она, если смышленая, запомнит и позвонит. Дождь летний или солнце морозное сотрет номер твой природной силой, и никто на память твою не нажмет, и не высветится твое прошлое, потому что оно твое и только твое.

Член ПРП С 1949 года (Партия российских пилоток)

Сергеев с детства сторонился общественных организаций, брезговал.

Он считал, что люди объединяются всегда только для того, чтобы кого-то поиметь или убить.

Тяга к коллективу испарилась у Сергеева в утробе матери — там он был не один, на его шее все девять месяцев сидел его брат-близнец. При выходе на свет божий братец подсуетился первым, чуть не сгубив Сергеева 20-й минутной задержкой без свежего воздуха.

Первое слово, пришедшее ему в голову в тот момент, было «пиздец».

Потом он долго не говорил, а когда начал, то его и произнес. Мама удивлялась и даже показывала его соседу — лингвисту, который в результате этого наблюдения почти сделал открытие, о чем написал статью «Мат как средство утробных коммуникаций».

В октябрятском возрасте Сергеев разочаровался в демократии: его не выбрали командиром звездочки, предложив жалкую должность санитара. С тех пор он не выбирал и не хотел быть избранным.

Первую любовь Сергеев потерял в три года на даче детского сада — он всем сердцем отдался страсти к Вале Куликовой, которой на прогулке вставил земляничку в место, которое является эмблемой ПРП, но соратник по младшей группе Мартынов съел ягодку своим жадным ртом и даже не подавился. Куликова безмолвствовала.

Сергеев понял тогда, что он третий лишний — так он научился считать.

Тяга к тому месту не пропала, после Куликовой была Леонова в четвертом классе. В пионерском лагере он во время фильма «Адмирал Ушаков» взял ее за руку в темном зале и просидел, закрыв глаза, сжимая в своей потной ладошке ее драгоценное сокровище. Леонова руку не вырывала, но фильм все-таки смотрела — она была дисциплинирована и входила в совет пионерской дружины.

После сеанса слепящий свет вечернего солнца отрезвил Леонову, и она ушла на линейку. Сергеев понимал, что между ними Иордан: он простой пионер и, кроме грамоты за третье место в турнире по шашкам, предъявить ничего не может.

Так закончилось его счастливое детство. От него остались две безобразные ямки на предплечье — результат прививки от оспы и два шрама на сердце от несчастной любви (привет будущим инфарктам).

До 14 лет он взял перерыв и читал — практических занятий не было, но женщины в его жизни присутствовали: Пышка Ги де Мопассана, солистка «АББА» (белая), актриса Софи Лорен и Зоя Самоварова с третьего этажа — мечта всего проезда Шокальского.

Расстегнув лифчик девушке своей мечты в походе по местам жизни и смерти пионеров-героев, он бросил школу, понимая, что алгеброй с геометрией отношения с женщиной не построишь, и поступил на металлический завод — ковать характер.

Пролетарская юность длилась недолго: обучаясь работе на шлифовальном станке, Сергеев, увлекшись мечтами об исполнительном органе женской власти, забыл о режимах металлообработки, и шлифовальный круг, разорвавшись, пролетел мимо его головы, выбил два кирпича из стены и попутно мысли о том, что рабочие органы машин требуют не меньшего уважения, чем половые.

Девушка, ради которой он бросил школу, кроме лифчика, ничего не расстегнула, работа на заводе потеряла смысл, и Сергеев понял, что руками он не достигнет золотого сечения (см. «Квадрат древних» Леонардо да Винчи), и пошел в институт, где надеялся овладеть языком убеждения.