Черный нал - Леонид Могилев

Декабрь. 1964 год. Нью-Йорк

Когда прошла официальная часть поездки, закончилась ассамблея, Старик пожелал увидеть город. И Хорхе, и американцы были категорически против. Вероятность покушения была слишком велика. Но ведь никто и не ожидал отклонений от протокола. Старик настоял на своем. Пришлось полностью сменить гардероб, прибегнуть к гриму. Он стал походить на раввина. Или на художника. Охрана вела его жестко, Хорхе был рядом, не отходя ни на шаг. Старик действительно в тот день был трижды близок к встрече со своей птицей-ведьмой, трижды соблазн одолевал ее, но он никогда не узнал про это. Только вот тень от крыльев заслоняла солнце того зимнего дня, а он думал, что это облака.

Оказалось, здесь кругом море. Полтора десятка миль южной окраины омывает открытый океан, а береговую линию острова Статен и мол бухты, как ее, ах да, Гревзенд — спокойные волны. Острова. Прямо в центре прибой и целые мили пляжей. И шум транспорта в городе заглушают гудки кораблей. Огромные лайнеры, блистательные и надежные труженики-танкеры. Статен, Манхеттен, узкий остров между Ист-Ривер и Гудзоном. Бронкс. Единственный материковый район. Бруклин. Куинс. Музыка чужого мира. Старик видел поток служащих на Бруклинском мосту вечером после работы. В Кони-Айленде Старик для полноты ощущений купил хот дог. То же сделал и Хорхе.

— Говорят, это лучший хот-дог в Америке.

— Нет ничего лучше тортильи в Мехико. Запомни это, друг.

— Ты, еще не угомонился? Поедем в отель…

— Нет еще.

Машина ехала сзади, метрах в ста. Хорхе щелкнул пальцами.

— Куда еще? — спросил гид.

— Хочу дыню. И хватит витрин. К трущобам, пожалуйста. Есть у вас подходящая трущоба для меня?

Они поехали в Куинс. Там в овощных ларьках азиатов действительно среди авокадо и манго нашли дыню. Нарезанная кубиками в битом льду. Старик долго ел дыню. Он прямо обжирался ею.

— Почему не ешь, Хорхе?

— Не люблю, — ответил тот. В Бронкс ехать категорически отказался: — Обойдешься без трущобы.

— Тогда на паром. Я читал в путеводителе. Пресловутая статуя Свободы величественно покачивается невдалеке, над головой стремительно проносятся полицейские вертолеты.

Тогда-то Хорхе и увез его в отель, выставил охрану, ушел и больше не разговаривал с ним в тот день. Ночным рейсом они вылетели в Канаду.

…Повсюду лежали мумии. Вначале они наткнулись на мужчину в одних брюках. Он лежал на левом боку, рядом ведерко и мешок какой-то. Тело совершенно высохшее, желтое, но сохранилось совершенно все, родинка на груди, ставшая красной, волосы серого какого то цвета, глаза приоткрыты. Глиняные глаза. Будто бы из глазурованной глины. Мужчина был босым. Как видно, шел к озеру или пруду. Потом они узнают, что это называлось водоемом номер четыре. На этом самом месте мужчина мгновенно превратился в мумию.

Трава вокруг должна была бы быть сухой, полуспаленной, но она осталась в неприкосновенности. Даже стала ярче. Совершенно изумрудной стала трава. Одежда не пострадала. Нормальное галифе, стираное.

Клепов вел Старика к зданию штаба. У них было, как он знал, часа четыре, потому что уже вылетели спецы из Москвы. Люди во внешнем оцеплении ослепли. Целая рота слепых. Теперь они лежали в Шпанске в спортзале школы на матрасах с чистыми простынями и ждали помощи. Они остались слепыми навсегда, но тогда еще не знали этого. Неважно, спал ты, смотрел на небо или чесал спину. Результат неумолимый и фантастический.

Старик был крепким парнем. Тогда он еще никаким Стариком, впрочем, не был. Но Клепов как-то назвал его Стариком, и тому понравилось. Они тогда не знали, что состариться суждено будет Старику здесь. Возле водоема номер четыре. Операция проводилась в экстраординарных обстоятельствах, с использованием большого числа людей, которые, впрочем, не знали, на какую конечную цель они работают. Обычное дело. Знали только Клепов, Грибанов и человек в Кремле. Предполагалось, что это временно и вскоре можно будет открыться, собрать пресс конференцию, пройдет только немного времени. Потом еще немного. Пройдет тридцать лет, и Старик останется один на один со своей тайной. Почти один.

Люди лежали повсюду. В полной тишине, так как даже птицы, звери и черви в почве стали мумиями. И новые птицы сюда не спешили прилетать. И всплыли тушки рыб и долго плавали на поверхности озера, и некому было их расклевать и утащить в лапах.

Единственное, что пострадало, с видимыми признаками на объекте, — котельная. Когда мумия оператора легла на диван рядом с манометрами и больше некому стало следить за давлением в котле. Котел взорвался… Дым пожара и привлек внимание летчика самолета лесников. Над районом летать было запрещено, но он умудрился пролететь. Когда никто не ответил ни по одному телефону, не вышел на связь на основном диапазоне и на резервных, стало понятно, что произошло нечто неприятное.

От первого тела до здания штаба всего километр. По пути они больше не подходили к мумиям. Штаб — двухэтажное здание в центре объекта, совершенно мирное и необитаемое здание. Только караул внизу, в предбаннике, только дежурный наверху, у кабинета генерала Клепов поднял с пола автомат часового, передернул затвор, покачал головой, поставил оружие у стены.

Личные дела находились в обыкновенном шкафу. Папка Валентино нашлась сразу. В канцелярии был полный порядок. Не сказавший до сих пор ни слова Грибанов раскрыл свой чемоданчик, вынул приспособления, стал работать… Пришлось выйти, отыскать мумию генерала, найти в кармане ключи, среди них ключи от сейфа, достать печати, бланки. Через час новый регистрационный лист лежал в личном деле Валентино. Фотография Старика, его собственноручно заполненная анкета, печати, подписи. Обыскали все папки, множество бумаг, чтобы не отыскалось нигде лицо настоящего хозяина дома для вольнонаемного гражданина, братской Испанией посланного в Союз и волею судеб оказавшегося на объекте. Затем закрыли сейф, шкаф, вышли. Тело испанца нашли в доме. Сжигать не было времени. Саперными лопатками вырыли могилу в тайге, похоронили бедолагу, уложили на место грунт. Тщательно, мастерски.

В доме уничтожили все фотографии, письма. Поста вили новые. Старик должен был запомнить имена. Их, к счастью, было немного.

Легенда

Легенда была такая. Валентина — Старик — знал ходы, как хотел, делал старую охрану, мог выходить за оцепление. Далеко не уходил, собирал грибы, корешки, травы. Вольная испанская душа не терпела запретов. Но партийная дисциплина и ответственность не позволяли большего. Короче, ушел, случилась катастрофа, был в недосягаемости и совершенно пьяный. Потом вернулся. Вернуться предстояло не сегодня, несколько поз же. Сделали шалаш ему, оставили запас продуктов, попрощались и ушли. Напоследок Клепов объяснил, как входить в коридор. Назначил день связи. Старик остался один.

На дудочке он научился играть давно. В Мехико. Он перепробовал несколько веток разных деревьев, остался недоволен, нашел наконец сухой толстый стебель. За этими трудами его застала ночь. Стальные нервы солдата готовы были лопнуть. Чужие звезды невероятной земли в упор разглядывали Старика, недоумевали, сострадали.

Клепов оставил ему водку, сухую колбасу, тушенку, сгущенное молоко, канистру с водой, нож, спички, парабеллум. Старик выпил полную кружку, впился зубами в колбасу, но не мог проглотить ни куска. Долго пытался удержать в себе спасительный напиток, и ему это не удалось. Тогда поел немного, отхлебнул все же еще глоток и уснул поверх спального мешка, прямо на земле. Едва появилось солнце, он стал мастерить дудочку. Трое суток потом играл на ней. Неверные звуки поднимались, смешивались со звездной пылью, плыли по Млечному Пути, возвращались. До объекта было с десяток километров. На четвертый день он пошел туда. Дом его, стоявший на отшибе, был, очевидно, уже осмотрен. Еще несколько дней он прожил там, пока шли восстановительные работы. Укладывались в мешки мумии, писались протоколы, выходили в наряды новые сержанты, садились за столы новые офицеры. Наконец, Старика нашли.

— Катя. Быстро. Где у тебя есть знакомые? Называй города.

— В Ялте есть.

— В Эстонии. Спокойно. Подумай и вспомни. Надежные люди. Таллин уже отпадает. Раквере, естественно, тоже.

— Вильянди.

Перед путешествием по льду Чудского озера я много часов провел наедине с картой Эстонии. Она вся была у меня в голове. Автомобильные и железнодорожные пути. Реки и хутора. Вильянди слишком далеко.

— Дальше.